Код произведения: 7280
Автор: Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Наименование: На пути
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
На пути
(Из рассказов старого охотника)
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
Рисунки Е.Мешкова
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
I
Мне пришлось заночевать почти на самом горном перевале, на правом
берегу бойкой горной речонки. Ночлег был выбран проводником с расчетом
именно, чтобы иметь защиту от холодного северного ветра. Охотник Артемий
провел меня лишнюю версту, пока мы добрались до заветного уголка.
- Уютное место, - повторял он, утешая меня, так как я сильно устал и
едва передвигал ноги. - Там, значит, промысловая избушка стояла. По осени
или зимой охотники ночевали... Ну, теперь-то избушки нет, а место все-таки
осталось.
Подъем по горному ущелью труден вообще, а уставшему человеку кажется
бесконечным. Неизвестно кем протоптанная тропинка постоянно теряется в
камнях. Ноги ступают неверно, дышать трудно, в висках стучит кровь. А тут
еще почти над самой головой несутся низкие осенние облака; кругом серо, и
быстро надвигается длинная осенняя ночь. Безымянная горная речка пробила
себе дорогу по каменистому дну ущелья и несется вниз с глухим ропотом, точно
сердится на те камни, которые загораживают ей путь. Растительности на этой
высоте уже совсем мало. По скалам лепится только гарная ель, искривленная,
низкая, точно сгорбившийся человек, который с трудом карабкается на эти
каменистые кручи. Самые камни покрыты разноцветными лишайниками; между
камнями кой-где желтеет мох, и только изредка попадаются небольшие полянки,
покрытые травой. Настоящий лес остался далеко внизу - и густая трава, и
цветы. Между камнями топорщатся только мохнатые каменки да изредка покажется
фиолетовый колокольчик; трава же сухая и жесткая, как в некоторых болотах.
- Ну, вот мы и дома! - проговорил Артемий, когда мы вышли на небольшую
поляну.
Ночевать в горах под открытым небом не особенно приятно, но делать
нечего, приходилось мириться. Хорошо и то, что хоть не будет донимать
холодный горный ветер. Я присел на большой камень и смотрел, как Артемий
разводил огонь. Что может быть лучше огня, когда он горит в таком ущелье?
Это сама жизнь! Сидя у себя дома, не оценишь в достаточной мере всех
благодеяний, которые дает человеку огонь. Недаром сложилась греческая
легенда, что огонь был похищен с неба. В данном случае костер не только
согревал нас, но и освещал. Я любовался всполохами красного пламени,
расходившимися полосами света, то исчезавшими, то появлявшимися очертаниями
ближайших скал, камней и деревьев. Картина принимала фантастический
характер, точно в какой-нибудь сказке.
- Вот мы и самовар на палочке поставим, - говорил Артемий, устраивая
походный медный чайник над огнем. - Хорошо теперь чайку горяченького
напиться... нет этого лучше: усталость как рукой снимет.
Я до того устал, что не мог даже отвечать Артемию. Кажется, взял бы
лег, протянул натруженные ноги да так больше и не вставал бы. Даже горячий
чай не соблазнял... Артемий был привычный человек и по целым неделям мог
ходить по горам. Устроивши над огнем чайник, он сейчас же принялся
устраивать походную постель: срубил две елки, очистил хвою и разложил мягкие
зеленые ветки по земле. Потом куда-то скрылся и вернулся с целой охапкой
травы.
- Откуда это ты набрал травы? - удивился я. - Здесь такой травы не
растет...
- А вот растет, барин. Избушка-то стояла; ну, от нее и пошла всякая
трава... Это уж завсегда так бывает: где жилье, там и сорная трава растет. В
горах-то сама она не растет, а за человеком придет... Сейчас видно, где
стоянка была... Тоже и трава разная бывает, как все равно и люди... Одна
трава сама идет и в гору, и под гору, а другая за человеком ползет.
Он выдернул из охапки несколько розовых цветов и показал мне.
- Вот этой травы здесь не было в третьем году, а теперь пришла, -
объяснял он. - По ту сторону Урала ее много растет по степи, - татарским
мылом называется. Ну, там-то она у себя дома и другой вид имеет: высокая,
цветы больше, а здесь она какая-то захирелая. Трудно ей...
- Почему трудно?
- А как же? Вот ты устал в гору подниматься, и травка тоже устает...
Она ведь тоже идет; ну, а тут ее и холодным ветром обдувает, и морозит, и
водой горной смывает. По ту сторону перевала этой травы совсем нет. Немножко
уж ей осталось идти... Лет через десять переберется, а там, как спустится с
горы, опять укрепится.
- И много таких трав, которые идут через перевал?
- Есть достаточно... Только вот я не умею сказать, как они называются.
Бродишь по горам, ну, и примечаешь: тут одна трава, там другая, третья...
Степная трава сама по себе, горная трава сама по себе. У каждой свой
предел... По ту сторону Урала ковыли, полынь, а здесь их нет.
- Как же трава через горы идет?
- Мудреное это дело, барин... Может быть, другая травка не одну сотню
лет переваливает через горы. Где ветром семечко перенесет, где птичка
поможет, где скотина, али человек... В гору-то ей, ох, как трудно
подниматься! Ну, а под гору - живой рукой, потому вода сносит семечко. Точно
человек, эта самая травка: под гору-то куда легче спускаться.
Охота поневоле способствовала развитию наблюдательности Артемия, хотя
он и не мог назвать многих растений или называл их местными именами, как
"татарское мыло". Меня этот разговор очень заинтересовал, и я внимательно
рассматривал траву, принесенную Артемием.
Артемий приготовил чай, и мы долго сидели около огня. Кругом было уже
темно. Горные ночи холодны. Время от времени Артемий подбрасывал в костер
хворост и сухие сучья, и пламя вырывалось красными языками. Я улегся на
приготовленную постель, прикрылся сверху охотничьим пальто и мечтал с
открытыми глазами.
- Как речонка сегодня шумит, Артемий!..
- А это она от осенних дождей разыгралась, барин. Летом то пересыхает
совсем, а теперь вот бурлит, точно настоящая река. Много таких речушек
сбегает с перевала... Дальше-то вместе соберутся в озеро, а из озера уж
настоящая река выбегает. Много таких горных озер и глубокие...
Где-то прокуковала кукушка. Артемий вслух считал кукованье и
остановился на двенадцати.
- Еще осталось мне двенадцать годов жить, - заметил он. - Бабья
примета...
- Ты веришь этой примете?
- Верить не верю, а бабы болтают... Ну, барин, пора и на боковую. И ты,
поди, притомился за день-то. Утро вечера мудренее... Вот я тут на всю ночь
топлива натаскал. Около огонька-то как-нибудь перебьемся, только бы дождь
грешным делом не пошел.
Расположившись около огня, Артемий сейчас же заснул. Слышно было, как
он ровно дышал. Я же лежал с открытыми глазами и мог только завидовать ему,
потому что от сильного утомления, как говорится, сон был переломлен:
хотелось спать, и что-то мешало. В голове целыми вереницами тянулись самые
разнообразные мысли. Я смотрел на горевший огонь и прислушивался к шуму
бурлившей в двух шагах речонки. Куда она бежит, эта горная светлая вода? С
перевала она спустится в озеро, из озера выльется большой рекой, а там
дальше попадет в Тобол, в Обь, в Северный Ледовитый океан. На этом пути вода
много поработает: будет сносить песок и камни, будет подмывать берега, будет
вертеть мельничные колеса, понесет на себе лодки и барки, будет поить людей
и животных и кончит тем, что там, на севере, превратится в ледяные горы.
Работа воды вообще громадная. В течение тысяч лет она превращает целые скалы
в песок и глину, делает громадные наносы и вообще изменяет видимую
поверхность земли.
II
Мне вообще что-то не спалось. Да и холодная эта осенняя ночь в горах.
Около огня грелся один бок, а другой мерз. Нужно большую привычку, чтобы
спать в такую ночь под открытым небом, и я долго поворачивался с боку на
бок...
А безымянная речка все говорила и говорила... Я вслушиваюсь в ее шепот,
и вот мне кажется, что я начинаю разбирать отдельные слова.
- Скорее, скорее... - казалось, шептала вода, журча по камням. - Ах,
как далеко мне бежать! Нужно торопиться... Скоро наступит зима, и можно
замерзнуть где-нибудь на дороге. Скорее, скорее... Я уже не в первый раз
делаю этот путь. Добегу до моря, потом поднимусь кверху туманом, соберусь в
тучи и вернусь опять сюда дождем или снегом. Ведь я везде нужна: без меня
все бы умерло. Ах, скорее, скорее!..
- А я здесь полежу, пока ты путешествуешь, - лениво ответил большой
камень, обросший лишайником. - Мне и здесь хорошо...
- Ах ты, лежебок, лежебок!.. Вот погоди, как-нибудь весной я тебя скачу
под гору! - бормотала вода. - Я уже много таких камней стащила вниз...
Смешно даже смотреть, как тяжелые увальни кубарем летят под гору. Пока до
свидания!.. Скорее, скорее!..
- Мне эта вода много неприятностей наделала, - проговорило усталым
голосом татарское мыло.
- И мне тоже... - тоненькими голосами ответили какие-то зеленые травки.
- Я давно иду оттуда, из степи... - рассказывало татарское мыло. - Там
у меня был хороший друг - ветер. Он разносил мое семя во все стороны. Да...
А как я добрался до гор, и пошли неприятности. Вот уже больше пятидесяти лет
взбираюсь на перевал и не могу дойти. По нескольку лет иногда торчу на одном
месте, а то и назад приходится спускаться. А все вода: то корни у меня
подмоет, то все семя унесет под гору... Вообще очень трудно, господа!
- Трудно, трудно, - ответила зеленая травка. - У тебя и вид такой
усталый. Впрочем, когда переберешься туда, через горы, там отдохнешь.
- Когда-то еще переберусь, братцы!.. - ворчало татарское мыло. - А вы
куда?
- Мы тоже на ту сторону перебираемся помаленьку... Ах, как трудно!..
Только бы перебраться... Там, говорят, очень хорошо.
- Где это хорошо? - спросил худенький желтый цветочек, спрятавшийся меж
камнями.
- А по ту сторону гор...
- Ну, я оттуда иду и могу сказать, что не особенно-то... Я едва перелез
через горы.
- А далеко еще до вершины?
- Порядочно... Я не один шел, да другие отстали на полдороге.
Тут все заговорили разом, так что я не мог разобрать, в чем дело.
Больше всех волновалось татарское мыло.
- Не верьте ему! - повторяло оно с особенным азартом. - Я знаю, там
хорошо... Иначе не стоило идти так далеко.
- Вот увидим... Да, увидим! - шептала скромная зеленая травка. -
Недаром говорится, что там хорошо, где нас нет. Уж пошли, так нужно идти...
Мы не какая-нибудь сорная трава, которой все равно, где ни расти. У нас своя
дорога... да! А там увидим, что будет...
- А как у вас там, в степи? - спрашивал в свою очередь желтый цветочек.
- Ничего... Как кому, - кто что ищет...
- Мне бы где-нибудь около болота поселиться, - мечтал вслух желтый
цветочек. - Я люблю сырые места...
- Ну, в степи тебе, пожалуй, трудно придется, потому что там мало воды.
Там больше солонцы, а на них растут только ковыль да полынь... Впрочем, эти
желтые цветы везде проберутся. Довольно нахальный народ...
Последнее замечание вызвало горячий спор, так, что я даже проснулся.
Да, все это был сон, но сон очень правдивый. Уже светало. Вершина горы была
закутана густой мглой. Огонь погас, и я чувствовал, что продрог до костей.
- Артемий, вставай!..
Опять весело загорелся огонь. Артемий вскипятил воду в чайнике. Мы на
скорую руку выпили по стакану чаю и отправились на перевал - оставалась
всего какая-нибудь верста. Правда, приходилось карабкаться порядочно,
обходить большие камни и вообще преодолевать большие препятствия.
- Ну и дорожка!.. - ворчал Артемий, зевая спросонья.
Наконец мы поднялись на самый перевал. Небо несколько прояснилось, и
можно было видеть далеко по ту и по эту сторону Урала. Мы стояли на самой
границе, отделявшей Европу от Азии. Урал являлся громадным каменным порогом,
через который с таким трудом азиатские растения переходили в Европу, а
европейские в Азию.