Код произведения: 6531
Автор: Лем Станислав
Наименование: Друг Автоматея
Станислав Лем.
Друг Автоматея
-----------------------------------------------------------------------
Stanislaw Lem. Przyjaciel Automateusza (1964).
Пер. с польск. - Л.Васильев.
"Собрание сочинений", т.6. М., "Текст", 1993.
OCR spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
-----------------------------------------------------------------------
Некий робот, собираясь в далекое и небезопасное путешествие, прослышал
о весьма полезном устройстве, которое придумавший его изобретатель назвал
электронным другом. Решил робот, что бодрей он будет себя чувствовать,
имея приятеля, пусть даже это будет всего лишь машина, а потому отправился
к изобретателю и попросил, чтобы тот рассказал об искусственном друге.
- К твоим услугам, - ответил изобретатель. (Как известно, в сказках
всем, даже драконам, говорят "ты" и лишь к королям полагается обращаться
во множественном числе.) Сказав это, изобретатель вынул из кармана горсть
металлических зернышек, похожих на мелкую ружейную дробь.
- Что это? - удивился робот.
- А как твое имя, я ведь забыл спросить тебя об этом в надлежащем месте
сказки? - спросил изобретатель.
- Меня зовут Автоматей.
- Это для меня слишком длинно. Я буду называть тебя Автик.
- Да ведь это от Автомата, но пускай уж будет по-твоему, - ответил
робот.
- Так вот, мой почтенный Автик, перед тобой - горсть электродрузей.
Знай, что по призванию и специальности я миниатюризатор. Иначе говоря,
большие и громоздкие устройства я заменяю небольшими, портативными. Каждое
из этих зерен - сгусток электрического мышления, безмерно разностороннего
и логичного. Не скажу, что они гении, ибо это было бы преувеличением,
похожим на дешевую рекламу. Правда, намереваюсь я создать именно
электрических гениев и не успокоюсь, пока не сделаю таких малюсеньких,
чтобы их тысячами можно было носить в кармане; лишь тогда достигну я
желаемой цели, когда насыплю их в мешки и буду продавать на вес, как
песок. Но не будем рассуждать о моих планах на будущее. Пока что я продаю
электродрузей поштучно и к тому же недорого: за каждого - равный ему по
весу бриллиант. Ты, я думаю, поймешь, до чего это умеренная цена, если
примешь во внимание, что такого электродруга можно вложить в ухо и он
станет шептать хорошие советы и давать всяческую информацию. Вот тебе
кусочек ваты - заткнешь ухо, чтобы электродруг не выпал, когда ты склонишь
голову набок. Ну как, берешь? Коль надумаешь взять дюжину, отдам
дешевле...
- Нет, пока мне хватит одного. Но я хотел бы еще узнать, на что именно
он способен. Сможет ли он помочь в трудную минуту?
- Разумеется, ведь для этого он и создан, - спокойно молвил
изобретатель. Он подбросил на ладони горсть зернышек, металлически
поблескивающих, ибо сделаны они были из редких металлов, и продолжал: -
Конечно, он не может оказать тебе физическую помощь, но ведь не об этом же
речь. Ободряющее слово, быстрые и верные советы, благоразумные
размышления, полезные указания, напоминания, предостережения, а также
придающие силы замечания, изречения, укрепляющие веру в собственные силы,
и к тому же глубокие мысли, помогающие справиться с любой трудной и даже
опасной ситуацией, - вот лишь незначительная часть репертуара моих
электродрузей. Они абсолютно преданны, надежны, всегда начеку, ибо никогда
не спят, а к тому же невероятно прочны, красивы, и ты сам видишь, как они
удобны! Так что же, возьмешь только одного?
- Да, - ответил Автоматей. - Скажи мне еще, пожалуйста, что будет, если
его украдут у меня? Вернется ли он ко мне? Доведет ли он вора до гибели?
- Что нет, то нет, - ответил изобретатель. - Вору он будет служить так
же старательно и верно, как прежде служил тебе. Не надо требовать слишком
многого, дорогой мой Автик, он не оставит тебя в беде, ежели ты сам его не
оставишь. Но это тебе не угрожает, если ты вложишь его в ухо и всегда
будешь носить вату...
- Ладно, - согласился Автоматей. - А как мне с ним разговаривать?
- Тебе вовсе незачем говорить, стоит беззвучно прошептать что-либо, и
он тебя отлично услышит. Что касается имени, то зовут его Вух. Можешь к
нему обращаться "мой Вух", этого достаточно.
- Прекрасно! - сказал Автоматей.
Вуха взвесили, изобретатель получил за него красивый бриллиантик, а
робот, радуясь тому, что есть у него теперь товарищ, родная душа,
отправился в долгий путь.
Путешествовать с Вухом было очень удобно. По утрам он будил робота,
насвистывая ему тихую веселую побудку, а днем рассказывал разные смешные
истории. Впрочем, вскоре Автоматей запретил ему делать это, когда
находится в обществе, ибо окружающие начинали считать его придурковатым,
замечая, что он время от времени разражается смехом без всяких видимых
причин. Так путешествовал Автоматей, сперва по суше, а потом добрался до
берега моря, где его ожидал красивый белый корабль. Пожитков у Автоматея
было немного, он мигом устроился в уютной каюте и с удовольствием услышал
грохот, означающий, что поднимают якорь и начинается дальнейшее плавание.
Несколько суток белый корабль весело плыл по волнам, днем - под лучами
ласкового солнца, ночью - под серебристым светом луны, а однажды утром
разразилась ужасающая буря. Волны в три раза выше мачт обрушивались на
трещавший по всем швам корабль, и кругом стоял такой страшный грохот, что
Автоматей не слышал ни слова из всех утешений, которые, несомненно,
нашептывал ему Вух в эти тяжелые минуты. Вдруг раздался зловещий треск, в
каюту хлынула соленая вода и на глазах испуганного Автоматея корабль стал
разваливаться на части.
Робот в чем был выбежал на палубу и едва успел прыгнуть в последнюю
спасательную шлюпку, как набежавшая огромная волна обрушилась на корабль и
потащила его в бурлящую морскую пучину. Автоматей не видел ни одного
матроса, он был один-одинешенек в спасательной шлюпке среди бушующего моря
и дрожал, ожидая минуты, когда очередной вал накроет его вместе с лодкой.
Выл ветер, из низко нависших туч дождь потоками хлестал по взбудораженной
поверхности моря, и робот по-прежнему не мог расслышать, что хочет сказать
ему Вух. Вдруг среди водоворотов заметил Автоматей нечто смутно темнеющее
в белой кипящей пене; был это берег неизвестной земли, о который
разбивались волны. Лодка со скрежетом села на камни, Автоматей же,
промокший до нитки, изо всех сил пустился, пошатываясь, в глубь
спасательной земли, лишь бы подальше от волн. Под какой-то скалой он упал
на землю и, вконец измученный, погрузился в глубокий сон.
Разбудило его тихое насвистывание. Это Вух напоминал ему о своем
присутствии.
- Ах, как чудесно, Вух, что ты здесь! Лишь теперь я вижу, как это
хорошо, что ты со мной, а вернее, даже во мне! - воскликнул, очнувшись,
Автоматей.
Он осмотрелся. Светило солнце. Море еще волновалось, но исчезли грозные
водяные валы, тучи, дождь; к сожалению, вместе с ними исчез и корабль. Как
видно, ночью буря бушевала с невероятной силой, ибо и шлюпку, на которой
спасся Автоматей, тоже унесло в открытое море. Робот вскочил и побежал
вдоль берега, но уже через десять минут вернулся на прежнее место.
Положение было невеселое: он находился на острове, необитаемом и притом
очень маленьком. Положение его было невеселым. Но что с того - ведь с ним
был Вух! Он быстро сообщил Вуху, как обстоят дела, и попросил совета.
- А! О! Дорогой мой! - сказал Вух. - Ничего себе положение! Подожди-ка,
я как следует подумаю. А что тебе, собственно говоря, нужно?
- То есть как это что? Все: помощь, спасение, одежда, средства к
существованию - ведь здесь, кроме песка и скал, ничего нет!
- Гм! Правда? А ты вполне уверен в этом? Не валяются ли где-нибудь на
прибрежном песке сундуки с разбитого корабля, полные разных инструментов,
интересных книг, одежды всякого рода и пороха для ружей?
Автоматей вдоль и поперек исходил весь остров, но ничего не нашел, ни
щепки. Корабль, должно быть, камнем пошел ко дну.
- Говоришь, ничего нет? Гм, это весьма странно. Богатая литература о
жизни на необитаемых островах неоспоримо доказывает, что потерпевший
кораблекрушение непременно находит где-нибудь поблизости топоры, гвозди,
пресную воду, масло, священные книги, пилы, клещи, ружья и множество иных
полезных вещей. Но раз нет, так нет. Может, есть хоть какая-нибудь пещера
в скалах, которая послужит тебе убежищем?
- Нет, и пещеры никакой нет.
- Нет, говоришь? Ну, это уж совсем необычно! Будь добр, поднимись на
самую высокую скалу и осмотрись вокруг.
- Сейчас же сделаю это! - воскликнул Автоматей.
Он взобрался на крутую скалу посреди острова - вулканический островок
со всех сторон окружал бескрайний океан!
Упавшим голосом сообщил он об этом Вуху, поправляя дрожащим пальцем
вату в ухе, чтобы ненароком не лишиться приятеля. "Какое счастье, что он
не выпал во время кораблекрушения", - подумал Автоматей и, снова
почувствовав усталость, присел на выступ скалы, с нетерпением ожидая
помощи друга.
- Внимание, мой друг! Вот советы, которые спешу я дать тебе в этой
критической ситуации! - отозвался наконец голосок Вуха. - На основании
произведенных расчетов констатирую, что мы находимся на неизвестном
островке, представляющем собой риф, а точнее, вершину подводного горного
хребта, который постепенно поднимается из пучины и через три или четыре
миллиона лет соединится с материком...
- Оставим это; скажи, что мне делать сейчас! - вскричал Автоматей.
- Островок находится вдали от морских путей. Случайное появление вблизи
него корабля - один шанс из четырехсот тысяч.
- О небеса! - закричал в отчаянии робот. - Так что же ты советуешь
делать?
- Сейчас скажу, только не перебивай меня все время. Пойди к морю и
входи в воду - примерно по грудь. Тогда тебе не придется слишком
наклоняться, что было бы неудобно. Потом опусти голову и втяни столько
воды, сколько сможешь. Знаю, что вода горькая, но это скоро кончится.
Особенно если ты будешь идти все дальше и дальше в море. Вскоре ты
отяжелеешь, а соленая вода, заполнив всего тебя, мгновенно прервет все
органические процессы, и таким образом ты немедленно расстанешься с
жизнью. Благодаря этому ты избегнешь длительных мук пребывания на этом
островке, потери рассудка и медленной агонии. Можешь также взять в обе
руки по тяжелому камню. Это не обязательно, но все же...
- Да ты с ума сошел, что ли?! - заорал, срываясь с места, Автоматей. -
Я должен утопиться? Ты склоняешь меня к самоубийству? Вот так добрый
совет! И ты называешься моим другом?!
- Ну разумеется! - ответил Вух. - Я вовсе не сошел с ума, поскольку это
вне моих возможностей. Я никогда не теряю душевного равновесия. Тем
неприятней было бы сопутствовать тебе, мой дорогой, если б я увидел, что
ты потерял это равновесие и медленно погибаешь под лучами палящего солнца.
Уверяю тебя, что я тщательно проанализировал сложившуюся ситуацию и по
очереди исключил все возможности спасения. Ты не сможешь построить лодку
или плот, потому что у тебя нет для этого материалов; никакой корабль, как
я уже говорил, не подберет тебя, даже самолеты не пролетают над этим
островом, а ты опять же не в состоянии построить летательный аппарат. Ты
мог бы, конечно, предпочесть быстрой смерти медленную агонию, но я, как
твой ближайший друг, горячо протестую против такого неразумного решения.
Если ты как следует втянешь воду...
- Чтоб тебя черт побрал с этой самой водой! - завопил, дрожа от ярости,
Автоматей. - И подумать только, что за такого друга я отдал прекрасный
отшлифованный бриллиант! Знаешь, кто твой изобретатель? Обыкновенный
мошенник, жулик, прохвост!
- Думаю, ты возьмешь свои слова обратно, когда выслушаешь меня до
конца, - спокойно ответил Вух.
- Так, значит, ты еще не все сказал? Или ты собрался развлекать меня
рассказами о загробной жизни? Благодарю покорно!
- Никакой загробной жизни нет, - возразил Вух. - И я не собираюсь
обманывать тебя, так как и не хочу и не умею это делать. Я иначе понимаю
дружеские услуги. Ты только слушай внимательно, мой дорогой друг. Как тебе
известно, хоть обычно об этом не думают, мир безгранично богат и
разнообразен. В нем есть великолепные города, полные суеты и сокровищ,
есть королевские дворцы и хижины, чарующие и угрюмые горы, есть шумные
дубравы, ласковые озера, знойные пустыни Юга и бескрайние снега Севера.
Ты, такой, каким создан, не можешь, однако, видеть и воспринимать
одновременно более одного-единственного места из тех, о которых я
упомянул, и из миллионов тех, о которых я умолчал. Поэтому без всякого
преувеличения можно сказать, что для тех мест, где тебя нет, ты являешься
чем-то вроде мертвеца, поскольку ты не наслаждаешься богатством дворцов,
не принимаешь участия в танцах южных стран, не восхищаешься радужными
переливами льдов Севера. Для тебя они не существуют совершенно так же, как
если б тебя вообще не было на свете. Поэтому если ты хорошо вникнешь,
углубишься мыслью в то, о чем я говорю, так поймешь, что, не будучи всюду,
то есть во всех этих волшебных местах, ты не существуешь почти нигде. Ибо
мест для пребывания, как уже было сказано, миллион миллионов, а ты можешь
воспринимать лишь одно из них, неинтересное, неприятное своим
однообразием, даже отвратительное, - этот скалистый островок. Итак, между
"везде" и "почти нигде" - огромная разница, и это - твой жизненный удел,
ибо ты всегда находился одновременно в одном-единственном месте. Зато
разница между "почти нигде" и "нигде", по правде говоря, микроскопическая.
Математика ощущений доказывает, что ты уже сейчас, собственно, еле живешь,
раз почти повсюду отсутствуешь, совсем как покойник! Это - во-первых. А
во-вторых, посмотри на этот песок, смешанный с гравием, который ранит твои
нежные ступни, - разве ты считаешь его чем-то ценным? Наверное, нет. А эта
масса соленой воды, ее надоедливый избыток - нужно тебе это? Нисколько!
Или эти скалы и знойная, иссушающая суставы голубизна неба над головой?
Нужен тебе этот невыносимый зной, эти мертвые раскаленные скалы?
Разумеется, нет! Итак, ты не нуждаешься абсолютно ни в чем из всего, что
тебя окружает, на чем ты стоишь, что распростерлось над твоей головой. Что
же остается, если отнять все это? Шум в голове, боль в висках, биение
сердца, дрожь в коленях и прочие хаотические движения. А нужны ли тебе
этот шум, боль, биение или дрожь? Ни в коем случае, мой дорогой! А если и
от этого отказаться, что же тогда останется? Мятущиеся мысли, слова, так
похожие на проклятия, которые ты про себя адресуешь мне, твоему другу, ну
и, наконец, душащий тебя гнев и вызывающий тошноту страх. Нужны ли тебе,
спрашиваю под конец, этот омерзительный страх и бессильная злоба? Конечно,
и это тебе не нужно. Если же отбросим и эти ненужные ощущения, не
останется уж совсем ничего, абсолютно, говорю тебе - нуль, и именно этим
нулем, то есть состоянием вечного равновесия, постоянного молчания и
совершенного покоя я и хочу, как настоящий друг, одарить тебя!
- Но я хочу жить! - крикнул Автоматей. - Хочу жить! Жить! Слышишь?!
- Ну, это уже разговор не о том, что ты чувствуешь, а о том, чего ты
хочешь, - спокойно возразил Вух. - Ты хочешь жить, то есть обладать
будущим, которое становится настоящим, ибо ведь к этому ведет жизнь и
ничего больше в ней нет. Но, как мы уже установили, жить ты не будешь, ибо
не можешь. Дело лишь в том, каким образом ты перестанешь жить - путем
долгих мучений или же легко, когда, втянув залпом воду...
- Довольно! Не хочу!! Прочь! Убирайся!! - кричал во весь голос
Автоматей, подпрыгивая на месте со сжатыми кулаками.
- Это еще что такое? - возразил Вух. - Не говоря уж об оскорбительной
форме приказа, которая невольно ассоциируется у меня с отказом от дружбы,
как ты можешь так неразумно выражаться? Как ты можешь кричать мне:
"Прочь!"? Разве у меня есть ноги, на которых я мог бы уйти? Или хотя бы
руки, чтоб на них отползти? Ведь ты же прекрасно знаешь, что это не так. А
если ты хочешь от меня избавиться, то, будь добр, вынь меня из уха,
которое, уверяю тебя, вовсе не является наилучшим местом в мире, и забрось
куда-нибудь.
- Хорошо! - вскричал не помнящий себя от гнева Автоматей. - Сейчас же
это сделаю!
Но напрасно он ковырял в ухе. Его друг был слишком глубоко засунут, и
Автоматей никак не мог его вытащить, хоть и тряс головой изо всех сил, как
бешеный.
- Кажется, ничего из этого не выйдет, - спустя некоторое время
отозвался Вух. - Похоже, что мы не расстанемся, хотя этого хочется и тебе,
и мне. Если так, то с этим фактом следует примириться, ибо факты тем и
отличаются, что спорить с ними бесполезно. Между прочим, это относится и к
твоему нынешнему положению. Ты жаждешь иметь будущее, притом любой ценой.
Мне это кажется неблагоразумным, но пусть будет по-твоему. Однако позволь
обрисовать тебе эту будущность хотя бы в общих чертах, так как познанное
всегда лучше непознанного. Гнев, который ты испытываешь сейчас, вскоре
сменится бессильным отчаянием, а его в свою очередь после многих, столь же
бурных, сколь и напрасных, усилий спастись заменит тупое безразличие. А
тем временем жестокий зной, который доходит даже до меня в этом затененном
месте твоего тела, будет, согласно неумолимым законам физики и химии, все
больше и больше иссушать твое тело. Сначала испарится смазка в твоих
суставах, и при малейшем движении ты, бедняга, будешь невероятно скрипеть
и скрежетать! Затем, когда твой череп раскалится от зноя, ты увидишь
разноцветные вращающиеся круги, но это совсем не будет похоже на чарующие
цвета радуги, поскольку...
- Замолчи же наконец, мучитель! - закричал Автоматей. - Я вовсе не хочу
слышать о том, что со мной произойдет! Молчи и не разговаривай, понимаешь?
- Тебе незачем так кричать. Ты отлично знаешь, что я слышу твой самый
тихий шепот. Итак, ты не хочешь знать об ожидающих тебя муках? И в то же
время жаждешь испытать их? Где же логика? Хорошо, тогда я замолчу. Замечу
только, что ты поступаешь недостойно, сосредоточивая свой гнев на мне,
будто это я виноват, что ты очутился в таком достойном жалости положении.
Виновником несчастья, как ты знаешь, была буря, я же - твой друг, и
участие в ожидающих тебя муках, во всем этом разделенном на акты зрелище
страданий и агонии уже сейчас, в предвидении, причиняет мне большое
огорчение. И вправду, страшно мне делается при одной мысли, что будет,
когда смазка...
- Так ты не хочешь замолчать? Или не можешь, постылое чудовище? -
заорал Автоматей и хватил себя по уху, где помещался его приятель. - Ох,
если б какая-нибудь щепочка - я тотчас выковырял бы тебя из уха и раздавил
каблуком!
- Мечтаешь о том, чтобы уничтожить меня? - произнес опечаленный Вух. -
Воистину не заслужил ты ни электродруга, ни вообще кого-либо, кто
по-братски сочувствовал бы тебе.
Автоматеем овладел новый приступ гнева, и так они спорили, ссорились,
убеждали друг друга, пока не минул полдень. Бедный робот ослабел от
криков, прыжков и махания кулаками и, усевшись в изнеможении на скалу,
всматривался в пустынную даль океана, время от времени издавая вздохи
отчаяния. Несколько раз он принимал краешек облачка на горизонте за дым
парохода, но Вух рассеивал его иллюзии в самом зачатке, напоминая о том,
что шансов на спасение - один из четырехсот тысяч. Это снова доводило
Автоматея до судорог отчаяния и гнева, тем более что каждый раз Вух
оказывался прав. Наконец они надолго замолчали. Автоматей смотрел, как
удлиняются тени скал, уже касаясь белого прибрежного песка, когда Вух
заговорил:
- Что ж ты молчишь? Может, перед глазами у тебя уже мелькают те круги,
о которых я говорил?
Автоматей даже не удостоил его ответом.
- Ага! - продолжал Вух. - Значит, уже не только круги, а, по всей
вероятности, наступило и то самое тупое безразличие, которое я с такой
точностью предсказывал. Странно, каким неразумным созданием является
разумное существо, особенно в тупиковой ситуации. Оно заключено на
необитаемом острове, где ему суждено погибнуть, ему доказали как дважды
два - четыре, что гибель неизбежна, ему посоветовали, как выйти из этого
положения, ему подсказали единственно возможный способ применения своей
воли и разума... будет ли оно за это благодарно? Где там - ему нужна
надежда; а если ее нет и быть не может, оно цепляется за обманчивую
видимость и предпочитает погрузиться в пучину безумия, а не в воду,
которая...
- Перестань говорить о воде! - прохрипел Автоматей.
- Мне хотелось лишь подчеркнуть иррациональность твоих побуждений, -
ответил Вух. - Я уже ни к чему тебя не склоняю. То есть ни к каким
действиям, ибо если ты предпочитаешь умирать медленно или, вернее, не
желая вообще ничего делать, идешь на такое умирание, то это следует хорошо
продумать. Насколько ложен и неразумен страх смерти - такого состояния,
которое заслуживает скорее прославления! Ибо что может сравниться с
совершенством небытия? Конечно, предшествующая ему агония сама по себе не
является привлекательным явлением, но, с другой стороны, не было еще
никого настолько слабого телом или духом, чтобы не выдержал агонии и не
смог умереть целиком, без остатка, до самого-самого конца. Так что она не
заслуживает особого внимания, раз это сумеет сделать любой заморыш, осел
или негодяй. Более того, если она каждому по плечу (ты должен согласиться,
что это так; по крайней мере я не слышал ни о ком, у кого не хватило бы
сил на агонию), то лучше насладиться мыслью о всемилостивом небытии,
которое простирается сразу же за ее порогом. А поскольку после смерти
невозможно мыслить, ибо смерть и мышление взаимно исключают друг друга, то
когда же, как не при жизни, следует предусмотрительно и подробно
представить себе все преимущества, удобства и удовольствия, какие сулит
тебе смерть?! Подумай только, прошу тебя: никакой борьбы, тревог и
страхов, никаких страданий души и тела, никаких неприятных историй. И
пусть все злые силы объединятся и вступят в заговор против тебя - они тебе
не страшны! О, поистине несравненна сладчайшая безопасность умершего! А
если еще добавить, что безопасность эта не является чем-то мимолетным,
нестойким, преходящим, что ее невозможно ни отменить, ни нарушить, тогда
величайшее восхищение...
- А, чтоб ты пропал! - донесся до него слабый голос Автоматея, и за
этой лаконичной фразой последовало короткое, но выразительное
ругательство.
- Как мне жаль, что это невозможно! - немедленно отозвался Вух. - Не
только эгоистическое чувство зависти (потому что, как я уже говорил, лучше
смерти нет ничего), но и чистейший альтруизм побуждает меня сопровождать
тебя в небытие. Но все же это неосуществимо, поскольку мой изобретатель
сделал меня неуничтожаемым, очевидно из конструкторского честолюбия.
Правда, тоска меня берет, как подумаю, что придется мне торчать внутри
твоих заскорузлых от морской соли, высохших останков, распад которых,
вероятно, будет происходить медленно, что я буду так вот сидеть и
разговаривать с самим собой. А сколько потом придется ожидать, пока
прибудет тот, один из четырехсот тысяч, корабль, который, согласно теории
вероятности, в конце концов наткнется на этот островок...
- Что?! Ты не погибнешь тут?! - закричал Автоматей, выведенный из
отупения этими словами Вуха. - Значит, ты будешь жить, тогда как я... О!
Этому не бывать! Никогда! Никогда!! Никогда!!!
И с ужасным криком, вскочив на ноги, Автоматей начал прыгать, трясти
головой, изо всех сил ковырять в ухе, делая самые невероятные рывки и
броски всем телом, - однако тщетно. Вух все это время пищал, что есть
силы:
- Да перестань же! Что ты, уже обезумел? Пожалуй, слишком рано!
Осторожнее, ты повредишь себя! Чего доброго, что-нибудь сломаешь или
вывихнешь! Побереги шею! Ведь это же бессмысленно! Иное дело, если б ты
мог сразу, знаешь... а так ты только покалечишься! Ну, говорю же тебе, я
неуничтожаем, и баста, так что зря ты мучаешься. Даже если ты вытряхнешь
меня из уха, все равно не сможешь сделать мне ничего дурного, то есть я
хотел сказать - хорошего, ибо, согласно с тем, что я тебе подробно
объяснил, смерть - это состояние, достойное зависти. Ай! Перестань
наконец! Как можно так прыгать!
Однако Автоматей продолжал метаться, ни на что не обращая внимания, и
дошел до того, что стал биться головой о камень, на котором ранее сидел.
Он молотил головой с искрами в глазах и дымом пороховым в ноздрях, и он
сам себя оглушил, а Вух внезапно вылетел из его уха и покатился меж
камней, издав слабый возглас облегчения. Автоматей не сразу заметил, что
его усилия увенчались успехом. Опустившись на раскаленные солнцем камни,
он некоторое время лежал неподвижно; затем, не в силах еще пошевелить
рукой или ногой, пробормотал:
- Ничего, это лишь временная слабость. Но уж я тебя вытряхну, уж я тебя
трахну каблуком, дорогой ты мой приятель. Слышишь? Слышишь? Эй! Что это?!
Он вдруг сел, ибо почувствовал пустоту в ухе. Осмотрелся еще неверным
взором, стал на колени и начал лихорадочно искать Вуха, просеивая мелкий
гравий.
- Вух! Ву-у-у-х!!! Где ты? Отзовись! - истошно кричал он.
Однако Вух, то ли из осмотрительности, то ли по какой другой причине,
даже не пикнул. Автоматей тогда стал манить его самыми нежными словами,
уверял, что переменил уже свое решение, что единственное его желание -
последовать доброму совету электродруга и утопиться и он жаждет лишь снова
выслушать похвалу смерти. Но и это не дало результата: Вух словно воды в
рот набрал. Тогда несчастный робот, проклиная все и вся, начал обшаривать
берег дюйм за дюймом. И вдруг, собравшись уже отбросить в сторону
очередную горстку гравия, Автоматей поднес ее к глазам и весь злорадно
затрясся, ибо среди камешков увидел Вуха, металлическое зернышко,
поблескивающее спокойным матовым блеском.
- Ага! Вот ты где, моя козявочка! Вот ты где, мой крошка дружок!
Попался, дорогой ты мой, вечный! - зашипел он, бережно сжимая пальцами
Вуха, не проронившего ни слова. - Ну, теперь посмотрим, какой ты прочный,
сейчас проверим, вечно ли тебе существовать... Получай!
Этим словам сопутствовал мощный удар каблуком; положив электродруга на
плоскую скалу, Автоматей прыгнул на него да еще и повернулся на
подкованном каблуке так, что скрежет раздался. Вух не отозвался, только
камень под ним заскрежетал, словно в него вонзилось стальное сверло.
Нагнувшись, Автоматей увидел, что зернышко осталось невредимым, а скала
под ним слегка выщербилась и Вух лежал теперь в крошечном углублении.
- Что, такой ты прочный? Сейчас найдем камень потверже! - рявкнул
Автоматей и начал бегать по всему островку, собирая самые крепкие обломки
- кремень, базальт, порфирит. Топча Вуха каблуками, Автоматей то обращался
к нему с притворным спокойствием, то осыпал оскорблениями, думая, что
электродруг ответит и даже станет молить о пощаде. Однако Вух продолжал
молчать. Над островком носились лишь звуки тупых ударов, топот, скрежет
дробящихся камней и проклятия запыхавшегося Автоматея. Через некоторое
время, убедившись, что Вуху в самом деле не причиняют вреда самые страшные
удары, разгоряченный и уставший Автоматей снова уселся на берегу, не
выпуская электродруга из рук.
- Даже если мне не удастся раздавить тебя, - сказал он, с трудом
скрывая душившую его ярость, - то будь спокоен, я позабочусь о тебе, как
полагается. Придется тебе долго ждать корабля, мой дорогой, потому что я
швырну тебя в море и ты будешь лежать там до скончания века. У тебя будет
предостаточно времени для приятных размышлений в полном одиночестве.
Нового приятеля ты не найдешь, уж об этом я позабочусь!
- Добряк ты мой! - отозвался внезапно Вух. - Ну, чем же мне повредит
пребывание на дне океана? Ты мыслишь категориями, свойственными существу
недолговечному, и в этом корень твоих ошибок. Пойми: либо море
когда-нибудь высохнет, либо дно его подымется над водой и станет сушей.
Через сто тысяч лет это произойдет или через миллионы - значения для меня
не имеет. Я не только неистребим, но и бесконечно терпелив, как ты мог
заметить хотя бы по спокойствию, с каким я переносил приступы твоего
бешенства. Скажу больше: я не отвечал на твои призывы и позволял искать
себя, потому что хотел избавить тебя от напрасных трудов. Молчал я и когда
ты топтал меня, чтобы неосторожным словом не усилить твою ярость, которая
могла повредить тебе.
Задрожал Автоматей, слыша это благородное признание, от вновь
вспыхнувшей ярости.
- Раздавлю тебя! В порошок сотру, негодяй! - рявкнул он, и снова
начался неистовый танец на камнях, прыжки, удары каблуками.
Но на этот раз его действиям сопутствовало доброжелательное
попискивание Вуха:
- Не верю, чтобы тебе удалось, но попробуй. Ну-ка! Еще раз! Да не так,
а то скоро устанешь! Ноги вместе! И-и-и гоп! Вверх! И-и-гоп-ля-ля!
Гоп-ля-ля! Подскакивай выше, говорю тебе, и сила удара возрастет. Что, уже
не можешь? В самом деле? Что - не выходит? Вот-вот, именно так! Бей сверху
камнем! Так! Может, возьмешь другой? Неужели нет побольше? Еще раз!
Бах-трах, мой дорогой друг! Как жаль, что я не в состоянии помочь тебе!
Что же ты остановился? Неужели так быстро иссякли силы? Ах, как жаль! Ну,
ничего... Я подожду, отдохни! Пускай тебя ветерок остудит...
Автоматей с грохотом свалился на камни и с пламенной ненавистью
всматривался в лежащее на его ладони металлическое зерно, волей-неволей
слушая, как оно говорило:
- Если б я не был твоим электродругом, то сказал бы, что ты ведешь себя
недостойно. Корабль затонул из-за бури, ты со мной спасся, и я служил тебе
советами, как умел, а когда я не придумал, как спастись, ибо это
невозможно, ты за слова чистой правды, за мой искренний совет вбил себе в
голову уничтожить меня, единственного своего товарища. Правда, таким
образом ты по крайней мере обрел какую-то цель в жизни и хоть за это
должен бы меня благодарить. Любопытно, что тебе до такой степени
ненавистна мысль о том, что я останусь жить...
- Это мы еще увидим, останешься ли ты! - заскрипел зубами Автоматей. -
Последнее слово еще не сказано.
- Нет, ты поистине великолепен! Знаешь что? Попробуй положить меня на
пряжку своего пояса. Она сделана из стали, а сталь ведь прочнее камня.
Можешь попробовать, хоть я-то лично убежден, что и из этого ничего не
выйдет. Но я был бы рад помочь тебе...
Автоматей, поколебавшись, последовал этому совету, но лишь того
добился, что поверхность пряжки покрылась маленькими ямками от яростных
ударов. Увидев, что даже самые отчаянные удары пропадают впустую,
Автоматей впал в черную меланхолию и в бессильном отчаянии тупо смотрел на
металлическую дробинку, продолжавшую говорить тонким голосом:
- И это - разумное существо, подумать только! Впадает в бездну
отчаяния, ибо не может стереть с лица земли единственное родное существо
во всем этом мертвом пространстве. Скажи, Автоматейчик, неужели тебе
нисколько не стыдно?
- Замолчи, болтливая дрянь! - прошипел Автоматей.
- Почему это я должен молчать? Видишь ли, если б я желал тебе зла, то
давно бы уже умолк, но я все еще твой электродруг. И, как верный товарищ,
буду рядом с тобой, когда тебя начнут терзать муки агонии, хоть ты на
голову становись, а ты меня в море не бросишь, мой милый, поскольку всегда
лучше иметь зрителей. Я буду зрителем твоей агонии, которая поэтому
наверняка пройдет лучше, чем в совершенном одиночестве; ведь важны
чувства, все равно какие. Ненависть ко мне, твоему истинному другу,
поддержит тебя, сделает более мужественным, окрылит твою душу, придаст
убедительное и чистое звучание твоим стонам, упорядочит судороги и
привнесет порядок в каждую из последних твоих минут, а ведь это немало...
Что до меня, обещаю, что говорить буду мало и не стану ничего
комментировать; поступая иначе, я мог бы помимо своей воли повредить тебе
излишком дружбы, которого бы ты не вынес, так как характер у тебя, по
правде говоря, скверный. Однако я и это превозмогу, ибо, отвечая добром на
зло, уничтожу тебя и таким образом избавлю тебя от тебя самого - по
дружбе, повторяю, а не вследствие ослепления, поскольку симпатия к тебе не
мешает мне видеть всю мерзость твоей натуры.
Эти слова были прерваны криком, внезапно вырвавшимся у Автоматея.
- Корабль! Корабль!! Корабль!!! - орал он в беспамятстве и, вскочив,
начал метаться по берегу, кидать в воду камни, размахивать изо всех сил
руками, а главное, кричать во все горло, пока не охрип. Впрочем, все это
было ни к чему - корабль явно держал курс на островок и вскоре выслал
спасательную шлюпку.
Как выяснилось позднее, капитан корабля, на котором плыл Автоматей,
перед самым крушением успел послать радиограмму с призывом о помощи,
благодаря чему всю эту часть моря прочесывали многочисленные корабли, а
один из них подошел к самому островку. Когда шлюпка с матросами достигла
мелководья, Автоматей хотел было прыгнуть в нее один, но, поразмыслив,
бегом вернулся, чтобы прихватить Вуха, так как страшился, что Вух поднимет
крик и его услышат прибывшие на лодке, а это могло бы привести к
неприятным расспросам, а может, и обвинениям со стороны электродруга.
Чтобы избегнуть этого, схватил он Вуха и, не зная, где и как его спрятать,
поскорее сунул себе в ухо. Начались бурные сцены приветствия и
благодарности, при которых Автоматей старался производить как можно больше
шума, боясь, что кто-нибудь из моряков услышит голосок Вуха. Ибо
электродруг говорил все время, повторяя:
- Ну-ну, это в самом деле было неожиданно! Один случай из четырехсот
тысяч... Ну и счастливец ты! Надеюсь, теперь наши отношения сложатся
прекрасно, тем более что в самые трудные минуты я не отказывал тебе ни в
чем. Кроме того, я умею держать язык за зубами - что было, то прошло и
быльем поросло!
Когда корабль после долгого плавания пристал к берегу, Автоматей
несколько удивил окружающих, выразив никому не понятное желание посетить
ближайший металлургический завод, где имелся большой паровой молот.
Рассказывали, что он во время посещения завода вел себя довольно странно;
а именно, подойдя к паровому молоту, начал изо всей силы трясти головой,
словно хотел вытряхнуть свой мозг через ухо на подставленную ладонь, и
даже подпрыгивал на одной ноге. Присутствовавшие, однако, делали вид, что
ничего не замечают, ибо считали: у того, кто побывал недавно в такой
ужасной передряге, могут появиться необъяснимые причуды вследствие
нарушения душевного равновесия.
Правда, и в дальнейшем Автоматей вел образ жизни, отличный от прежнего,
по-видимому, заболев расстройством психики. То он собирал какие-то
взрывчатые вещества и даже пробовал устраивать у себя в доме взрывы, чему
помешали соседи, обратившиеся с жалобой к властям; вдруг начинал
коллекционировать молоты и карборундовые напильники, а знакомым говорил,
что собирается создать новый тип машины для чтения мыслей. Потом он
сделался отшельником и приобрел привычку разговаривать вслух с самим
собой: иногда можно было слышать, как он, бегая по дому, громко произносит
монологи и даже выкрикивает слова, похожие на ругательства.
Наконец, много лет спустя, охваченный новой манией, он стал закупать
целыми мешками цемент. Затем сделал из него огромный шар и, когда шар
затвердел, увез его неизвестно куда. Рассказывали, будто он нанялся
сторожем на заброшенную шахту и однажды ночью свалил в ствол шахты
огромную бетонную глыбу, а потом до конца дней своих бродил по
окрестностям, и не было такого хлама, которого бы он не собирал, чтобы
швырнуть в глубь старой шахты. Действительно" вел он себя довольно
непонятно, но большая часть этих слухов, пожалуй, не заслуживает доверия.
Ибо трудно поверить, чтобы все эти годы Автоматей продолжал таить в своем
сердце обиду на электродруга, которому столь многим был обязан.