Код произведения: 3794
Автор: Дмитрук Андрей
Наименование: Дорога к источнику
Андрей Дмитрук.
Дорога к источнику
-----------------------------------------------------------------------
Цикл "Летящая" #5.
Авт.сб. "Ночь молодого месяца". М., "Молодая гвардия", 1983
("Библиотека советской фантастики").
OCR spellcheck by HarryFan, 15 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Потом Виоле иногда снилась эта женщина. Женщина, которой не
существовало. Почему-то представлялась она невысокой крепкотелой
блондинкой с прозрачными, полными отчаяния васильковыми глазами. Блондинка
в розовом комбинезоне, с криком бегущая по кольцевому коридору под
зловещий вой экстренного ускорения. Восстановитель дал другую картину
катастрофы и другую внешность погибших членов экипажа, но сон продолжал
повторяться, и Виола много лет не хотела убирать его из памяти.
...Падая, катер горел заживо.
Виола пыталась подойти к огромному крейсеру, висевшему над полюсом
Аркадии, однако крейсер молча выбросил бело-фиолетовую вспышку. Мирный,
просторный корабль - на таких путешествуют со всей своей техникой
Строители или колонисты-переселенцы, патриархально окруженные детьми и
стадами. Ныне крейсер был во гневе и оттого окрашен черным бархатом,
словно мрачный кит, глотающий звезды.
Катер корчился, его исковерканный мозг лихорадочно творил бессмыслицу:
гнал пятна всех цветов по коже корпуса и обивке каюты, выращивал из пола
мебель, захлебывался музыкой или информсводками. Наконец, умирая, катер
отстрелил, как голотурия собственные внутренности, спасательную капсулу.
Вот уже пробито лохматое одеяло туч, проносятся ледяные языки
Заполярья, бурое мелководье осенней тундры. Виола заставила себя не думать
о противнике, о возможной гибели, о боли в обгоревшем плече. Практика
аутотренинга уже давно позволила ей когда угодно переходить в состояние
сознательного управления организмом. Но в последние сто лет ее организм
был начисто перестроен, и потому воля могла внедриться глубже, туда, где
человеку становятся видимы и подвластны мельчайшие частицы тела. Командуя
вязью молекул, Виола срастила порванные сосуды. Дала бурный рост эпителию.
Еще более сосредоточившись, бросила послушные массы лейкоцитов к левому
плечу... Пока парила над Аркадией капсула, ожог зарубцевался, а потом
исчез и рубец. Виола расстегнула куртку, помассировала новую кожу.
Сумасшедший корабль больше не стрелял. В средних широтах по зеленым
кудрявым равнинам ветвились спокойные реки. У предгорий лес был изъязвлен
черными проплешинами. Она присмотрелась повнимательней. Река в глубоком
каньоне петлей сжимает купол лесистых скал. Между обрывом берега и первыми
утесами выжжена длинная седая полоса. Там угадываются ряды ромбовидных
теней, квадраты стен без крыш. Природа нигде во вселенной не создает столь
унылой геометрии. Развалины поселка.
Капсула подняла вихрь пепла, плюхнувшись посреди центральной улицы.
Строго говоря, улица была единственной. Линия крепких двухэтажных домов.
Когда-то они стояли в глубине сплошного фруктового сада, теперь - среди
серебристых пустырей с обугленными стволами и пнями. Когда-то окна домов
были широко распахнуты, веранды увиты виноградом, хозяева по-соседски
перекликались, вечерами играла музыка. Теперь глазницы фасадов пусты,
трауром одет кирпич руин. Жизнь ютится внизу, в блиндажах и подвалах.
Раскрыв капсулу, Виола сделала несколько шагов по легчайшему пеплу, по
древесным угольям. Осмотрелась, осторожно крикнула:
- Эй, есть тут кто-нибудь?..
Наконец встреча! Круглоглазый и крючконосый, как ястреб,
буйно-бородатый мужчина словно из пепла вынырнул, хлопнув бронированным
люком, и свирепо вскинул десантный плазмомет. Одетый в брезент и высокие
сапоги, он так сверкал желтыми глазищами из-под нахлобученной широкополой
шляпы, так сжимал дедовскую, видавшую виды пушку, точно не безоружная
женщина стояла перед ним, а инопланетное чудище.
Виола почувствовала еще троих по бокам и за спиной, но не оглянулась.
- Здравствуйте, - тоном спокойного дружелюбия сказала она. - Я к вам с
Земли. Меня зовут Виола Мгеладзе. Третий Координатор Этики, иначе -
прокурор по делам колоний.
Раструб, направленный под солнечное сплетение, неприятно сковывал мысли
и язык. Память предков. Сколько раз смотрели на них тоннели в мир иной -
оружейные стволы?
- С Земли? Чем докажешь? Почему не предупредила заранее? Не вышла на
связь? - посыпал цепкими вопросами желтоглазый.
- Так ведь дама же, что ты прицепился? - примирительно сказал тот, что
стоял позади слева. Пришлось изобразить испуг от неожиданности. Второй
колонист был нелепо высок, костляв и покрыт медным загаром; веснушчатое
лицо длинное и как бы прогнутое над огромным подбородком; потертая шляпа,
надвинутая на переносицу, в рыжих руках - разрядник, модель для
Разведчиков. Остальные двое блаженно юны, с пухом на щеках, и ничего,
кроме снедающего любопытства, у них в лице не выражается.
- Откуда мы знаем, кто там у них... - Ястреб явно проглотил несколько
злых слов, поджал губы. - Может, как раз женский экипаж. Если это люди,
конечно...
Поразительно, что человек еще способен так остро ненавидеть, подумала
Виола. И может быть, не так уж плохо... Впрочем, человек ли, в полном
смысле слова? Аркадия - одна из самых дальних галактических колоний.
Многовековая автономия. Свой, упрямый уклад жизни. Иной путь. Неземной.
- Дело ваше, верить мне или нет. - Тон Виолы стал нарочито небрежным. -
На запросы с Земли ваш абсолют-транслятор не отвечал, а по радио связаться
я просто не успела, мой катер расстреляли с другого судна, вероятно -
вашего... (Протестующий жест долговязого.) Хорошо, не вашего. Тем более
незачем встречать меня как врага. Я здесь для того, чтобы помочь...
(Ястреб презрительно скривил рот.) Ладно, убив меня, добьетесь только
закрытия колонии. Решайте.
В желтых глазах мелькнуло что-то вроде недоверчивого уважения. Верзила
подобострастно закивал, юнцы переглядывались, не зная, на чью встать
сторону. Наконец Ястреб дернул плечами - "была не была", - показал сутулую
спину и первым полез в люк.
Наскоро вырытый блиндаж помещался в конце низкого земляного хода.
Материал - переплавленный грунт - придавал комнате вид бурой лаковой
шкатулки.
Общий стиль помещения был - поспешность и неумение подражать как
следует воинственным предкам. Растрескавшийся потолок при каждом шаге
сыпал комья на составленные в ряд столы. Хозяйка, полноватая, с ацтекским
профилем и великолепной иссиня-черной косой, расстилала скатерть, сердито
гремела тарелками, ревнуя "своих" к красавице из метрополии.
Виоле подвинули кресло. Приходили суровые усачи и бородачи, сваливали
оружие в угол, клали шляпы на стол и откровенно уставлялись на гостью.
Обед был готов, но есть не начинали, ждали кого-то, называемого в
разговоре "стариком" и "Сократом". Она попросила объяснения происходящего.
"Мы вас не звали, нам Земля в няньки не нужна", - огрызнулся Ястреб;
долговязый шикнул на него и стал рассказывать нечто путаное, помогая себе
жестами, изо всех сил стараясь понравиться. Мужчины стали помогать
рассказчику, перебивать, вспоминать детали.
Месяц полтора назад, по земному счету времени, дозорные заметили
большой звездолет, несомый в дрейфе мимо Аркадии. Попробовали связаться -
не ответил. Заподозрили беду, послали бот. Блудный гигант обратил его в
ничто. Возмущенные аркадцы произвели атаку всем наличным флотом и, на свое
несчастье, кажется, повредили ходовую часть крейсера. С тех пор дракон
вращается по орбите вокруг Аркадии - наибольшее удаление двадцать три
мегаметра - и методически уничтожает поселки, сжигает массивы леса.
Скромный флот колонии перебит еще в первом бою, абсолют-транслятор
взорван, потому-то и Земля не смогла связаться с Аркадией, и Аркадия была
не в силах вызвать Землю. ("Если б и хотела", - ввернул Ястреб.) Что
думать о корабле-убийце, не знали, предполагали даже агрессию чужого,
нечеловеческого разума.
...Действительно, кровожадность крейсера представляла загадку. Секрет
скрывала и психика аркадцев. Все они чуть ли не больше, чем смертью
близких, возмущались ущербом, нанесенным лесу, поскольку чувствовали некое
кровное родство с деревьями...
На все затруднительные вопросы Виола получала один ответ: "Дождитесь
старика, Сократ все растолкует".
Наконец в комнату вступил человек, действительно напоминавший лобастого
и курносого афинского мудреца. Только он был в пыльных сапогах, обвисшем
комбинезоне, маленьком кепи с зеленым козырьком и с резонансным
деструктором за плечами.
Войдя, старик прежде всего стал, кряхтя, освобождаться от тяжеленного
деструктора - к нему подскочили помочь, сняли широкие ремни. Затем,
косолапо ступая, подошел прямо к Виоле, и она невольно встала. Судя по
архивным видеопленкам и сеансам Восстановления, такие глаза бывали у
землян на закате жизни, когда земляне еще умели стареть. Светлые озера в
кратерах морщин, младенчески ясные и кроткие, с насмешливым блеском у
самого дна.
Она ответила на пожатие жесткой, как корень, руки - "какие ужасные
вздутые вены, и пальцы теряют гибкость!.." В прищуре старика мелькнула
насмешка и обида, будто бы он прочел ее мысли.
Сели.
Помолчав, Сократ спросил с хорошо спрятанной, мягкой укоризной:
- Почему Земля вспомнила о нас... именно теперь? Кроме того, как вы
узнали, что у нас... непорядок?
- Мы встревожены, поскольку в вашем районе стала преобладать энергия
распада.
Мужчины перестали галдеть, прислушались.
- Любая цивилизация, - продолжала Виола, - излучает энергию созидания,
когда творит и строит, и энергию распада, когда воюет. Наши приборы могут
найти очаг творчества даже на другом краю Галактики. Так же как и...
- Язву, да? - сварливо перебил старик.
При общем нелегком молчании хозяйка раскладывала по фаянсовым тарелкам
пахучее темное мясо, облепленное травами, и ломти ноздреватого свежего
хлеба. Пошла по рукам первая бутыль.
- Ваши часовые чуть не убили меня, - улыбнулась Виола, принимая полный
стакан. - А может быть, вы просто не любите землян? Мне порой кажется, что
вас мало радует наше вмешательство.
Старик молча пригубил, потом вдруг поставил посудину так резко, что
вино разбрызгалось по скатерти.
- Да не копайтесь вы во мне, ради всего святого! Я же чувствую, прямо
пальцами роетесь в мозгу... Любим, не любим, плюнем, поцелуем. Дайте пять
минут покоя! - К нему быстро вернулась наивно-хитроватая беспечность. -
Вот земляне - вечно спешат куда-то, и других в шею гонят, да! Несерьезный
народ, суетливый...
За столом облегченно засмеялись, напряжение было снято. Долговязый
через троих полез чокаться с Виолой. Веселились от души, вроде бы и не
жили второй месяц в бункерах, и не стояли снопом в углу деструкторы,
плазмометы, разрядники...
Вечером они вышли на поверхность, Виола и старый колонист, именуемый
Сократом. Ясный закат червонным золотом разлился над шапкой скал. Старик
галантно и бережно вел Виолу под руку.
Так и осталось загадкой родство аркадцев с лесом. Глубокий зондаж
выявил некие каналы, уходящие за пределы личных психополей. Куда? Сами
колонисты искренне считали, хотя и не говорили об этом вслух, что жизнь
каждого из них зависит от состояния одного из деревьев. Это пахло бы чуть
ли не античной наивностью - мифами о дриадах, рождавшихся и умиравших
вместе с деревом, - если бы не каналы, уводившие в область, пока
неподвластную анализу.
- Стало быть, стыдно, что приходится зависеть от Земли? Хотите сами
справиться, даже ценой человеческих жертв?
Сократ развел руками, снял свое кепи с зеленым козырьком - гуляя, они
вступили на кладбище.
- Есть такой грех, Виола. И еще... честно говоря, мы всегда боялись
привлекать к себе ваше внимание. Нет, ничем преступным мы не занимаемся...
просто слишком уж непохожи на другие колонии. Слишком, да. - Он подавленно
вздохнул. - Ну, теперь вы нам, конечно, не дадите жить по-своему. Вон
какой суровый подход: "ценой, человеческих жертв!"
Со стариком приходилось особенно трудно. В отличие от большинства
аркадцев, не жаловавших теории, он точно знал, что за нити сращивают людей
с лесом. Знал, но таил, а прощупать его мысли незаметно Виола не могла.
Сократ сразу чуял зонд.
- Чем же все-таки непохожи? - вкрадчиво, прилично месту действия,
спросила Виола. - Раз уж я здесь, зачем скрывать?
Он ответил не сразу. Из-под снежных дедморозовских бровей всматривался
в надписи на обтесанных валунах: "дорогая мамочка... спи с миром... здесь
покоится... любящие сестры, жена, сын". Под большинством камней, под
ухоженными холмиками в цветах никто не лежал. Условные памятники, пустые
гробницы - кенотафы хранили только имена испепеленных плазмой,
рассыпавшихся в атомную пыль.
- Вам знакома такая фамилия - Саянов? Жан-Этьен Саянов?
Виола на губах поймала слова откровенного признания. Саянов родился
позже, чем она, но не принял бессмертия, серии обновлений. Это был
странный, мужественный философ, оригинальный мыслитель, вышедший в конце
двадцать третьего века из движения "естественников". Виола слышала
выступления Саянова, даже участвовала в диспутах по поводу его идей,
отстаивая противоположную точку. Позже Жан-Этьен исчез, вероятно, в
большом космосе. Сейчас ему было бы... Но Сократу, старику в девяносто
два, незачем знать возраст Виолы.
- Саянов? Слышала. Что-то связанное с энергетикой растений?
- Шире, гораздо глубже и шире. Энергия резонанса. Динамическая
первооснова всего, что растет и развивается. Деревьев, рудных жил,
вулканических котлов, рек, пробивающих русла. Саянов учил, что есть
резонанс расширяющейся Вселенной с каждым локальным процессом развития...
Они забрели в самую старую часть кладбища, ютившуюся под отвесным
утесом, среди чешуйчатых свисающих корней горного леса. Узловатые слепые
змеи сползались по обрыву на поклон к тяжелым плитам с вделанными
бронзовыми кольцами, настоящим надгробиям, скрывавшим прах первых
переселенцев и самого чудаковатого основателя аркадской колонии.
- ...Он считал, что победа над индивидуальной смертью - фальшь,
самообман, да. Живое вечно живо и без ваших обновлений. Вы нарушили
резонанс, искусственно зафиксировав себя на месте. Саянов говорил, что
нестареющий организм подобен голограмме. Развитие на Земле окончено, скоро
перестанут рождаться дети и новые мысли... Ваши приборы перестанут
отмечать созидание, да...
Виола улыбнулась, ощутив, как что-то щемящее подкатывает к горлу. Дух
диспутов, провалившихся в головокружительную пропасть веков. Пыл юных
собеседников за столиками. Ей было тогда уже под пятьдесят, но она
горячилась не меньше, чем эти парни и девушки, радостно спешившие
зачеркнуть неторопливый, выстраданный опыт отцов. О эти хлесткие фразы,
лихие афоризмы, ракетами взлетавшие над сумятицей московского кафе-клуба!
А дети рождаются до сих пор, дети бессмертного человечества, ничуть не
менее горластые и непримиримые, чем те, за столиками с сухим вином и
кофейным мороженым...
- Поверьте, мы мало похожи на голограммы, - почти нежно сказала она.
Старик присел на каменную лавку у растрескавшейся стены с древними
стихами. Отдышался и спросил тихо, почти торжественно:
- Кстати, вы не знаете, отчего Саянов покинул Землю?
- Не знаю, - честно призналась Виола.
- Как же так? У вас ведь есть Восстановитель Событий!
...Забавный старик. Кто такой Саянов для Земли, для Кругов Обитания? Мы
просто не интересовались. У нас сотни звездных колоний, и у каждой - свой
основатель. Разведчик, ученый, беглец, художник, мечтатель, раб навязчивой
идеи.
- Я всегда слишком занята и мало бываю на Земле, - сказала Виола. - А
Саянова можно понять в выборе места для колонии. У вас действительно
прекрасная планета, я мало видела таких...
- Верю, - ответил Сократ, оторвав взгляд от ромашек, затопивших
подножие стел, и вдруг жестко, неприязненно уставившись на гостью. - Верю,
что Аркадия получше Химеры или той планеты, где вы чуть не погибли и
которую потом назвали вашим именем.
- Ого, какие сведения!
- Мы не такие уж отшельники, как вам кажется. Тем более, кто в
Галактике не знает Виолу Мгеладзе! - Голос старика стал ядовитым: -
Завоевываете наше доверие... Зачем? Доверяйте нам сами, Виола Вахтанговна.
Нет у нас комплексов неполноценности, поняли? Нет! Никто здесь не
позавидует вашей гладкой коже, и буйным кудрям, и белым зубам в триста лет
от роду! Так что давайте будем откровенными...
- Давайте, - сказала Виола, сразу почувствовав огромное облегчение.
Щадить каждым словом - изнурительный труд. - Для начала покажите мне ваш
дуб, дорогой Сократ. Вы как раз очень нежно подумали о нем.
...Перед вылетом пилот единственного на Аркадии судна, маленького
десантного бота образца прошлого века, надежно спрятанного под толщей
скал, объяснился Виоле в любви.
Это был пахнущий молоком, черноволосый, румяный, широкоплечий молодец,
один из тех юношей, что встречали Координатора вместе с ястребом и
долговязым. Брови у него срослись летящей ласточкой. Молодец имел на
редкость чистое национальное происхождение и носил имя Хорхе Эредиа
Муньос. Уверения Сократа в том, что "никто не позавидует", и его же
призывы к откровенности пропали втуне. Поразмыслив, возраст и возможности
Виолы от аркадцев все же скрыли. И Хорхе трепетал, полагая, что прекрасной
гостье не меньше двадцати пяти и видывала она не таких мужчин, как
восемнадцатилетний аркадский пастушок. Ибо пилот Муньос, лишенный
возможности летать, воистину пас овец, стриг руно и в свободное время
высекал из камня. Вырубив бюст Виолы, он не успокоился. Частенько плакал,
обнимая _свое_ дерево, ровесницу-акацию, и акация успокаивала Хорхе гулом
ветра в шатре кроны, неслышным звоном растущих побегов, таинственной
работой корней и листьев. Проспав ночь перед ответственным вылетом в
обнимку с зеленым, цветущим двойником, он поднялся на рассвете с пылающей
головой, переполненной токами древесного поля, и сумел преодолеть робость.
Поджав длинные ноги - предмет черной зависти женщин поселка, - гостья
сидела на рыхлом поваленном стволе великана-ясеня, своего ровесника, давно
рухнувшего от старости и теперь дававшего приют губчатым грибам, муравьям
и змеям. А Хорхе все говорил, сидя у ног Виолы. Хорхе прикрывал, как
птица, тонкие смуглые веки, и смущенный басок его ломался, мечась между
криком и шепотом:
- У нас, когда двое полюбят друг друга... они выбирают деревья,
растущие рядом, и деревья знают, что их выбрали влюбленные... сплетаются
ветвями, срастаются навеки! Возле моей акации стоит чудесная молодая
сосна, она темная и стройная, как ты. Я подарю ее тебе, ты увидишь... Это
такое счастье - обнимать свои деревья и смотреть при этом друг другу в
глаза! Нет, не читаешь мысли другого - просто двое становятся единым
существом, у двоих возникает одна мысль, одно чувство...
Она слушала, улыбаясь задумчиво и немного лукаво, так, чтобы не
подавать и не гасить надежды. Слушала, всерьез жалея, что не сможет
пробыть даже сутки рядом с этим страстным и чистым мальчиком. Потому что
предчувствие не обещало мальчику и нескольких часов жизни.
Виола не отвела взгляд от Хорхе, не изменила выражения лица, но
обратилась к внутреннему отсчету секунд и поняла, что надо спешить. Орбита
крейсера склонялась к нужной точке.
"Гуманность - это когда один погибает, чтобы жили многие", - вспомнила
она фразу, так поразившую ее в детстве. И положила руку на плечо Муньоса.
- Ты такой счастливый. Ты пилот, и скульптор, и поэт, - тебе многое
дано, а я всю жизнь только летала, летала... Видишь, прилетела. К тебе...
Вздохнув, она внезапно наклонилась, обвила рукой шею Хорхе и крепко
прижалась губами к его губам. Ошарашенный, он не сразу ответил на поцелуй.
- Пора, - сказала она, вставая и ласково увлекая его за собой.
План был элементарен, как древние военные хитрости. План родился у
Виолы внезапно, когда они с Сократом покидали кладбище.
Застигнутый врасплох предложением показать дуб, старик поначалу насупил
брови, а затем, как всегда после приступа дурного настроения, беспечно
махнул рукой:
- Ну ничего от вас не скроешь!.. Пойдем, пойдем к моему братцу. Только
не сейчас, а то солнце садится и крейсер будет скоро пролетать над нашими
местами. Учует нас на поверхности и выстрелит.
- Значит, он стреляет только по живому? - быстро спросила Виола.
- Да, по людям или по лесу. Как будто знает, что мы связаны... Видите,
кладбище целехонькое, тут ему делать нечего, да...
Обогнув планету, бот пролетел над терминатором - размытой границей дня
и ночи. В ночной половине мерцало багровое расползающееся пятно -
колоссальный лесной пожар. Там проплывал крейсер, стремясь к неизбежному,
рассчитанному Виолой сближению.
Крошечное суденышко, исправно ведомое Муньосом, тоже шло с выключенным
двигателем по орбите вокруг Аркадии. Бог притворялся пустым и терпящим
аварию. Виола полностью блокировала психополе вокруг себя и Хорхе, а судну
приказала подавать автоматический сигнал бедствия.
Любой нормальный звездолет с нормальным экипажем давно откликнулся бы
на зов о помощи - опустил бы собственный бот или захватил аварийное судно
силовым каналом. Но крейсер, невидимый, с погашенными огнями, с каждой
секундой становился ближе на пятнадцать километров - и молчал. Еще
немного, и корабли разминутся на перекрестке орбит.
Вот он, точно выбранный миг! Успокоив дрогнувшее сердце, Виола левой
рукой подала нетерпеливый знак Хорхе. Ожил бот, забил радужным сполохом на
корме, как рыба хвостом, и двинулся навстречу темному дракону.
Теперь надо было нанести удар. Парализовать всех на борту крейсера,
пока они не спохватились, что бот внезапно "ожил" и обзавелся экипажем. Но
сначала - настроиться на биоизлучение чужой жизни.
Виола, как положено, замедлила собственное время и сосредоточилась.
Палец Хорхе медленно, как усик вьюнка, полз по зеленому квадратику
биопанели, на самом деле пилот лихорадочно разыгрывал мелодию сложного
маневра.
Спустя десятую долю секунды она поймала частоту.
И впервые с тех пор, как более ста лет тому назад техника перестроила
ее восприятие, не поверила себе.
Нежное, как у новорожденных, чуть теплящееся психополе. Слабая,
временами замирающая рябь неосмысленных импульсов. Ни огненной пляски
порывов и настроений, ни строгих повторяющихся волн рассудка. Под рябью -
спокойно мерцающий фон. Лениво, сонно шевелятся дряблые, плохо развитые
органы. Сокращаются сосуды, принимая извне порцию питательных веществ. Два
центра дремлющей полужизни. Двое упакованных в силовые коконы,
искусственно питаемых крейсером. Болезнь? Летаргия?
Раздумывать было некогда.
Пиратский крейсер - биомашина высшей сложности, живая, мыслящая,
способная к любой форме ухода за экипажем - наверняка одного возраста с ее
погибшим катером. Стало быть, крейсер подчинен единому психокоду Звездного
Флота.
Виола отчетливо произнесла формулу, состоявшую из цифр, слов и образных
представлений, и крейсер ответил по уставу.
Ровный бесцветный голос проговорил в ее уме, как те странные, без
внешнего звука голоса, что иногда окликают нас по имени или бросают
короткую фразу; пращуры считали такой зов недобрым предвестием...
Тогда Виола отдала приказ. Поскольку тот, кто знал психокод флота, мог
приказывать кораблю _без хозяина_. Произвести торможение, открыть трюм,
впустить бот.
...Вряд ли Хорхе Эредиа Муньос владел аутотренингом, не говоря уже об
управлении субъективным временем. Не далекая ли акация помогла ему увидеть
ближайшее будущее и мгновенно изменить ход событий?..
Тогда, возле дуба, кряжистого, узловатого, как бедро
натурщика-каменотеса; возле дуба, смягченного в своей гранитной косности
лишь салатовым поздневесенним кружевом, Виола впервые ощутила мощную
энергетическую пуповину между деревом и человеком. Тренированным взором
она видела нечто вроде сияющих, ветвящихся тяжей между стволом и головой,
плечами, животом, коленями Сократа.
- ...Меньше думайте о себе, о своей уникальной, сверхценной личности, о
том, какая будет катастрофа, если угаснет это крошечное "я", которое вы
так лелеете на Земле. Я привык ощущать свой резонанс с дубом. Когда дуб
сосут паразиты, я болею; когда он впервые после зимы пьет талую воду, я
бодр, как мальчишка! Придет время, когда наши организмы будут резонировать
с подъемом горных хребтов и циклами горения звезд. И это будет _реальная_
долговечность, знающая счет годам, возрастные этапы, старость и
необходимый, неизбежный в свое время конец. Мы возьмем тысячелетия у
секвой, мы проживем геологические эпохи вместе с горами, но ни нам, ни вам
не пережить нашей живой, стареющей Вселенной! Только Аркадия в отличие от
Земли умрет просветленно, тихо и мирно, а вы будете выжимать из своих
чудовищных машин силы для агонии!..
- Кто вам сказал, что Вселенная умрет? - спросила Виола, прочно стоя
высокими пилотскими ботинками на белых, как бычьи черепа, выходах скалы. -
Разве _мы_ позволим ей перестать существовать?
Из-под шапки дуба, стоявшего на краю плоского плато, из-под зеленого
козырька своего кепи долго смотрел старик, прозванный аркадцами Сократом,
на рослую подбоченившуюся гостью.
- Извините, никак не могу понять, когда вы шутите, а когда...
- Если не можете, буду сообщать. Сейчас не шучу. - Она сделала
несколько длинных, неторопливых шагов. Наклонилась к самому лицу Сократа.
Тверд был янтарь под срезом смоляной челки.
- Слушайте. Я вижу вас насквозь, вы это знаете. В прямом смысле. Горные
хребты - хорошее будущее, но... Пока что у вас очень устала печень.
Сердечная мышца работает вяло, стенки сосудов обросли всяким хламом. А
мозг! Клетки просто изнемогают - им мало пищи! Пощадите свой мозг, Сократ.
Целые слои мертвых клеток. Слизь... Хотите, я все исправлю? Я могу!
Он заглянул в ее бешеные, озорные, горькие глаза со страшно
расширенными зрачками - и увидел там себя, миниатюрного, бородатого,
серебряного, как игрушечный гномик.
- Этого я и боялся. Испугался сразу, увидев вас. Искушения, опасного
всей общине. - Старик нашел мужество весело прищуриться и спросить: -
Скажите, Виола, а вам никогда не бывает жутко, что вы... такая?
Словно уколотый, Хорхе взвился из кресла - в тихой ярко освещенной
каюте, на фоне провала звездной черноты, он вскочил бледный, обтянутый
свитером, раскинув руки, как будто хотел заслонить Виолу от беспощадных
звезд.
Жгуче-фиолетовая вспышка возникла на месте его головы. Ослабленная
преградой, струя пламени ударила в грудь Координатора.
Меткий плевок крейсера вспорол кожу Виолы, разворотил драгоценный ларец
ребер, сжег и испарил насыщенную кровью губку легкого, безобразно взломал
спину и погас, опалив коричневым стену каюты.
...Каким горячим, тесным, липким стал мир! Кажется, целые годы
барахтается Виола в кипящей трясине. Задыхается, не может разлепить веки,
вытолкнуть изо рта и ноздрей едкую жидкость. Где она? На болотной планете
"лесных царей"? Ах, нет, оттуда она спаслась, и позднее планету назвали ее
именем. Давно, давно, четверть тысячелетия тому назад...
...По крайней мере убрать боль и замедлить время. Еще... еще... Не
может быть все так нелепо. Идиотский конец - от чьей руки?!.
...Что? Терять жизнь? _Бесконечную_ жизнь?!
...Наша неистовая любовь к жизни - дочь нашего бессмертия. Того,
которое так презирает Сократ.
...Ничего нельзя сделать, разрушен спинной мозг. Уходит кровь, трепещет
угасающая воля.
Сократ.
Хорхе.
"Вы разорвали цепь".
"Просто двое становятся единым существом".
Кровь хлещет из горла - откуда ее столько в теле?
...Совсем растворяясь в удушливой, слепящей трясине, зацепилась она
памятью за старика Сократа. Позвала.
...Что это? Почему вдруг распахнулись голубизна неба и зелень лесных
равнин и сверкнула далеко внизу кривая сабля реки на бархате каньона?
Откуда у нее, раздавленной, гибнущей, бодрое, могучее чувство собственной
прочности?
В глубь сочной земли, до самых скал уходят ее корни, каждым волоском
всасывая терпкие земные соки; она купается в солнце, она подставила
жаркому свету тысячи ладоней-листьев, и по каждому листку перебегают
веселые иголочки, словно электрический душ.
Почти не чувствуя слабости, точно зная, что надо делать дальше, Виола
позвала Славомира ибн Хусейна, того, что в день прилета показался ей
похожим на ястреба, а потом предстал тишайшим семьянином, добряком и
гитаристом-виртуозом. Окликнула, и вдруг распахнутая ширь, доступная
горному дубу Сократа, непостижимо слилась с уютом лесного уголка: мазки
скупых лучей, нежные перья папоротника, алые капли ягод на изморози мха.
Корни узнали вкус хвойного перегноя; крона груши-дички, странно слившаяся
с дубом, транслировала напряженную радость прорыва к небу сквозь пласты
еловых лап.
Через пустоту она обратилась к долговязому веснушчатому Аттиле
Томашеку, так старавшемуся загладить перед ней военную резкость сограждан.
К Аттиле, отцу восьмерых детей, посвятившему себя только их воспитанию. В
зеленое буйство ее души вплелась раскидистая береза о многих стволах на
одном корне. И каждый отросток гремел своей, особой песней...
Так, одного за другим призывая колонистов, она получала энергичные
дружеские ответы, собирала в своей телесной оболочке волю десятков людей и
необоримую мощь леса.
Время было сжато, спрессовано до полной неподвижности. В яме экрана
застыл округлый лоб крейсера, озаренный новой фиолетовой молнией.
Выстрел не достиг цели.
Волевой заряд, собранный Виолой от людей и деревьев, сокрушительно
рухнул на биомашину. Вихрь токов взорвал кристаллы, немым песком осыпалась
их чаща, подобная коралловому рифу. Корабль умер. Земная гостья пощадила
лишь систему, поддерживавшую питательный бульон в камере с "экипажем".
Потом Виоле много раз снился этот сон. Женщина, которой не
существовало, блондинка в розовом комбинезоне, с криком бежит по
кольцевому коридору крейсера под зловещий вой экстренного ускорения. Ее
дети, полугодовалые близнецы, единственные, кого пощадила катастрофа,
внезапный удар жесткого излучения звезды. На время полета несмышленышей
спрятали в специальный сверхзащищенный бокс. Последняя, отчаянная мольба
женщины обращена к кораблю: сохрани! Сбереги от любой опасности!
Взрослые переселенцы погибли, их трупы истлели в каютах и на постах, а
крейсер, оставшийся без экипажа, выполнил приказ матери. _Слишком_ хорошо
выполнил. Почти девятнадцать лет в искусственной среде. Ровесники Хорхе,
вялые, белесые, словно черви, способные только расти в длину. Силовые
коконы вокруг них - и вечная, застывшая на пределе яркость механического
раба, расстреливающего всех, кто приближается, кто пытается проникнуть на
борт и, следовательно, представляет возможную угрозу хранимым...
Кто виноват? Никто. Аркадцы повредили ходовую часть, и взбесившийся
дракон воевал с целой планетой. Теперь его врагом стало каждое живое
существо. Смутным наитием постигнув родство людей и деревьев, он жег леса,
целые материки обращал в пустыни. Ах, высокосовершенный крейсер! Кто,
когда мог предусмотреть для тебя подобную ситуацию?..
Великовозрастные младенцы во власти сатанинской няньки, да в самом ли
деле нам уже не грозит такое будущее? Не слишком ли мы надменны в своей
непогрешимости, вечно юные олимпийцы? Не пора ли приобрести немного
смирения и поучиться даже у тех, кто не обладает техническим потенциалом
нашего чудовищного околосолнечного города - Кругов Обитания? Кто идет иным
путем, быть может, слишком узким, но самостоятельным?
Бедная перепуганная мать, вызвавшая джинна, мы не осудим тебя. Мы
только станем более осторожными...
Белая в тончайших свилях, словно пронизанная нервами, мраморная стела.
Две ступени. Аккуратный холмик горит только что посаженными пионами.
- До сих пор я никак не могла понять, почему на Земле так долго
продержался обряд похорон, - сказала Виола, решив, что молчание длилось
больше чем достаточно.
- А сейчас поняли? - спросил Сократ. Они стояли рядом, не глядя друг на
друга, снова и снова перечитывая тройное имя, высеченное на стеле, и две
даты - промежуток между ними восемнадцать лет.
- Я, кажется, окончательно поняла вас. Аркадию.
- Вот это самое главное, - с еле уловимой иронией кивнул старик. - Кто
из ваших... вернее, тогда еще наших мудрецов сказал: истина подобна
источнику, к которому идут с разных сторон; все дороги верны, если они
приводят к источнику?
- Не совсем так, - чуть задумавшись, ответила Виола. - Боюсь, что к
истине можно прийти только по нескольким дорогам сразу...
- Значит, не оставите нас в покое?
- Нет, - виновато сказала она. - Мы - человечество, понимаете? Не
Земля, не Аркадия, а...
- Несчастные дети, - без видимого перехода прошептал Сократ.
- Почему же несчастные? Их бесконечность будет короче на два десятка
лет, чем у нас с вами, но разве от этого она перестанет быть
бесконечностью?
- У нас с вами? - встревоженно переспросил Сократ. И вдруг отвел
слезящиеся глаза от шелковых ресниц Виолы, бросавших густую тень на
оливковые щеки. Проследил направление ее взгляда.
По тускнеющей синеве от местного севера спускались, точно по невидимой
горке, три ярко-алых огня - звездолеты Спасательной Службы, вызванные
Координатором Этики.