Код произведения: 3788
Автор: Дмитрук Андрей
Наименование: Служба евгеники
Андрей Дмитрук.
Служба евгеники
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ночь молодого месяца". М., "Молодая гвардия", 1983
("Библиотека советской фантастики").
OCR spellcheck by HarryFan, 15 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Главным достоянием Танюши Межуевой, как, впрочем, и главным ее
беспокойством, была хлесткая, обжигающая красота лица и тела.
Неожиданно эффектная среди всей своей неказистой родни, имела Танюша
сильные ноги с тонкой лодыжкой и изящной ступней, прекрасно вылепленные
плечи и твердую вздернутую грудь. Вообще, вся она была твердая, свежая,
как яблоко на морозе, с крепкими ровными зубами в разрезе крупных детских
губ, с круглым нежным лицом...
Шестнадцати лет от роду до того привыкла Танюша к назойливым восторгам
мужчин, что на улице смотрела только под ноги, глаз своих зеленых и чуть
раскосых никому не показывая, потому что посмотреть - значило позвать. Шла
с хмурым видом, сутулясь, хотя сила и юность так и рвались наружу,
превращая Танину походку в нервный летящий танец.
Она не понимала тогда, насколько ей необходимо, это силовое поле
мужского внимания, пока однажды зимой, в отсутствие матери, не вызвали ее
срочно к отцу, приходившему в себя после тяжелой хирургической операции.
Обмотав голову теплым платком, ненакрашенная, с распухшими глазами, долго
ехала Таня в троллейбусе - и никто на нее ни разу не оглянулся. Было
неуютно и стыдно, как голой.
Училась она в десятом классе. Отец весной умер, мать поставила перед
Таней ультиматум: или замуж, или зарабатывать деньги. Осознав свою силу,
захотела Танюша ехать в Москву - пробиваться на киноактерский, но мать
сумела застращать ужасами богемной жизни. Пошла учиться на официантку.
Мать, ревизор городского общепита, нажала какие следует кнопки, и стала
Таня работать в хорошем ресторане при гостинице "Интурист". Была сначала
белой вороной среди тертых ресторанных баб, дичилась, подвергалась
насмешкам - потом привыкла. Стала покрикивать на посетителей, навязывать
им самые дорогие блюда, пьяненьких нечувствительно обсчитывать, а со
свадеб да банкетов уносить по полной сумке "остатков".
Вечером девятнадцатого ноября смешались в нехитрой Таниной душе
раздражение и радость. Раздражение накопилось потому, что вчера двое
вежливых и хорошо одетых парней сбежали, не уплатив по счету, - пришлось
"заложить в план" собственные двенадцать рублей, - а сегодня с начала
смены за четыре ее столика валом валил серенький командированный, стыдливо
заказывая селедку иваси с луком, сорокакопеечный шницель и бутылку пива.
Радость же принесла в белой картонной коробке буфетчица Юля. Воплощенная
мечта: черные английские туфли - перепоночки, высоченный каблук. Таня как
надела их, так и не захотела снимать, бегала по залу на онемевших ногах и
нет-нет да любовалась где-нибудь в углу, согнув ступню набок. Только когда
за столиками начали высказываться более чем откровенно и весельчак-майор
из пожарной охраны в третий раз погладил ее выше колена, подумала Таня,
что туфли, вероятно, лучше сменить на привычные растоптанные босоножки.
Эта радость, явная, была прочно связана с другой, тайной, радостью -
сегодняшним приездом Валерия Крохина, Валерочки, водителя-дальнобойщика,
двадцатитрехлетнего увальня с белыми ресницами, силача и добряка, которым
Таня управляла с ловкостью опытного диктатора. Удачно, что туфли появились
именно сегодня: встречая возлюбленную после многодневной разлуки, Валерий
будет ослеплен красотой Таниных ног и лучше поймет, каким сокровищем он
владеет. А она, дав собой как следует повосхищаться, сошлется на усталость
и к Валерочке не поедет... или поедет, но после долгих уговоров.
Такими сладкими и беспокойными мыслями была занята Танина голова, когда
вдруг очутился перед ней за столиком коренастый лысеющий мужичок с хриплым
дыханием и большими красными кистями рук. "Местный", - сразу решила Таня,
углядев его клетчатый гэдээровский пиджак, каковыми был нынче набит
главный одежный магазин. Но в светлых, невинных глазах мужичка, в том, как
застенчиво он поздоровался, содержалось прямое указание на селедку, пиво и
шницель. Поэтому Танюша, столь грубо возвращенная к своим финансовым
неурядицам, даже не подала меню, а затараторила нудным голосом:
- На первое - суп харчо, бульон куриный. На второе - цыплята табака,
бастурма, котлеты "интурист", осетрина фри...
"Вот тебе шницель", - разглядывая майоликовое блюдо на колонке и
небрежно постукивая карандашом по блокноту, ждала сакраментального вопроса
о холодных закусках, чтобы окончательно добить клиента трехрублевым рыбным
ассорти.
- И голос у вас тоже красивый, звучный! - мягко сказал мужичок,
поднимая глаза, ставшие вдруг невыносимо пронзительными. Совсем другое
существо глянуло через глазницы из рыхлого и неуклюжего тела в клетчатом
пиджаке и сорочке с перекрученным шелковым галстуком.
Испугалась Таня и ничего не смогла ответить, да и отвечать было поздно,
поскольку разом стихли вопли оркестра, оравшего в адрес пожилого
контрабасиста:
Дя-адя Ваня, хороший и пригожий,
Дя-адя Ваня, всех юношей моложе...
И говор людей, пытавшихся перекричать оркестр, и звон посуды тоже
пропали. В свалившейся чудовищной тишине цепко, испытующе глядел странный
гость, положив руку на пустую тарелку.
Внезапно поняла Татьяна из этого простого жеста, что мужичок никогда в
жизни с тарелки не ел. И сразу все начало становиться понятным, несмотря
на исчезновение зала и серовато-белое сияние, окружавшее теперь Таню,
гостя за столом и сам столик с тремя пустыми стульями (двое ребят и
девушка, сидевшие до прихода мужичка, как раз пошли танцевать).
Его глаза потеплели и улыбнулись.
- Я рад, что вы так сообразительны. Садитесь.
Таня села. Пол чувствовался под стулом и ногами, но был невидим; нежно
сиял туман под английскими туфельками.
- Вы... марсианин, да? - робко спросила Таня, ободренная его улыбкой -
пожалуй, слишком тонкой и мудрой улыбкой для забубенной физиономии
пятидесятилетнего выпивохи-склеротика.
- Ну-у, у вас даже в газетах пишут, что Марс - планета практически
мертвая!
Тане стало неловко перед гостем. Она поднатужилась умишком,
переворошила небогатый свой запас научной фантастики, прочитанный в
основном в шестом классе, и выпалила:
- А может, вы там в подземных городах живете?
"Господи, дура же я: на Марсе - и подземные! А как надо сказать?
Подмарсиан... Подмарсовые? Нет, подпочвенные, что ли!"
- Нету там никаких городов, - терпеливо разъяснил мужичок. - И моя
родина значительно дальше от Земли, чем Марс. Другая звезда, одним словом.
Разговор получался до жути увлекательный и пока что совсем не страшный;
Таня вообразила, как она теперь прославится по всей Земле, приободрилась и
даже пококетничала, опершись локтем о край стола, положив подбородок на
пальцы и лукаво глядя из-под опущенных ресниц. Любой земной мужчина уже
сообразил бы, что удостоен Танюшиного внимания, и непременно распустил бы
хвост, но этот только усмехнулся устало и снисходительно, словно нелепой
детской выходке.
Чуткая Таня сразу увяла и спросила почти сердито:
- А почему же вы пришли ко мне, а не к какому-нибудь там... академику?
Какая вам от меня польза?
- Я объясню, - кивнул он, и дурацкая живая маска с узором лопнувших
сосудиков на носу и щеках приобрела вдохновенное выражение. - Есть
просторы и понятия, недоступные никаким вашим академикам, но созданные для
вас. Есть древние культуры, опекающие более молодые цивилизации - такие,
как на Земле. Вы не поймете всего сразу, да и не надо.
В пасмурной светящейся мгле видела Таня за спиной гостя мощное
перемешивание, лепку колоссальных неясных объемов, дым и пену - и опять
все пропадало, расплывалось.
- Развиваясь в трудных, жестоких условиях, молодые планетные сообщества
редко порождают совершенное живое существо. Даже просто здоровое -
физически и духовно. Преждевременно стареющие организмы, изуродованные
варварским бытом, начиненные зародышами болезней; расшатанная или
недоразвитая нервная организация, косный, дремлющий дух, опутанный
предрассудками...
На мгновение перед ней сгустились как будто бы горные склоны, плавно
спадающие в огромную долину; блеснула водная гладь.
- Нам запрещено самовольное вмешательство в историю опекаемых, но
все-таки у старых культур высокие права... Например, мой мир создал Службу
евгеники. Я инспектор этой службы. Моя задача отыскивать наиболее здоровых
и перспективных представителей слаборазвитых рас и предлагать им
переселение на новые планеты - для реализации тех способностей, которые в
родных местах остались бы нераскрытыми...
Теперь уже безусловно оформилась перед Таней - и под ногами ее, как с
самолета, - просторная бархатно-зеленая равнина, а на ней величавые изгибы
широкой гладкой реки. Площади ярких гуашевых цветов - синь воды, желтизна
отмелей, зелень лугов - обрывались у подошвы кудрявых гор, подобных спящим
медведям. Выше громоздилось царство бесчисленных оттенков цвета: палитра
крон от нежно-салатного до лилового, красная медь стволов, желтые цветы
над голубой тенью ущелий, голые обрывы - белизна и охра полосами,
фейерверки ручьев.
- Этот мир мы предназначили для землян.
- Ой, домики! - воскликнула Таня, невольно держась обеими руками за
стол и поджимая ноги над пропастью высоты.
- Да, колония функционирует уже свыше пятисот лет. Даже некоторые
исторические личности, считавшиеся умершими или пропавшими без вести, до
сих пор находятся там...
- Кто же это?
- Вы не слышали, пожалуй... Кристофер Марло, Эмброз Бирс, они у вас
мало популярны...
Видимо, правду говорила закадычная подруга, буфетчица Юля, что у
Межуевой раз на раз не приходится: то сразу все усекает, а то доходит до
нее, как до жирафа.
- Так это вы меня... туда хотите направить?
- Сугубо добровольно, - сразу оградился инспектор и даже мясистую
короткопалую ладонь перед собой выставил.
- А какие же у меня такие способности? Я же не историческая личность.
Хотела киноактрисой стать, да ведь это дурь одна, правда?
- У кого как, - примирительно сказал инспектор. - У вас - завышенная
самооценка, детское тщеславие. Но если хотите знать, почему вы нас
интересуете, пожалуйста: вы - одна из самых красивых и здоровых девушек на
Земле. Вы уникальны в смысле здоровья. А что касается способностей...
Помимо способности основать род с великолепной наследственностью, у вас
есть иные таланты, которые на Земле, пожалуй, не раскроются. Я бы мог даже
сказать, кем вы станете, но у вас, людей, нет еще такой специальности.
- А вы что, там жить не можете без этой специальности?
Профессиональное терпение гостя было безграничным. Неизменным журчащим
голосом он разъяснил:
- Не мы, а вы. Вы не сможете быть по-настоящему счастливой, если не
реализуетесь как творческая личность. Я знаю, о чем вы сейчас думаете, но
имейте в виду: удачный брак, забота о детях - все это никогда не заполнит
пустоты. Вы будете мучиться, не понимая отчего, и мучить других.
Инспектор и Таня за столиком, неподвижно подвешенные над вращающейся
планетой, видели теперь, как великая река, выкатившись в горные ворота,
разветвляется пышной дельтой. Сеть рукавов и протоков сверкала медью,
острова вздымались шапками белокурого цветущего леса. Наискось промчалась,
вспугнув колонию розовых птиц, гигантская радужная бабочка.
После альтруистического разъяснения гостя пришло Тане в голову, что
дело нечисто. Наверняка инспектором - или пославшими его - движут какие-то
соображения личной выгоды. Одна эта Танина мысль совсем очеловечила
инспектора, которого девушка так и не научилась воспринимать отдельно от
шутовской оболочки. Она осмелела и спросила с издевкой:
- Значит, из чистого сочувствия нас переселяете? Жалко, чтобы такие
красивые да талантливые - да вдруг мучились?
- Да, мы вам сочувствуем. Но Служба евгеники, конечно, преследует свои
цели. Вы имеете право знать о них.
"Так я и думала!"
- Странно. Почему вы не говорите, что я не пойму этих целей?
- Извольте быть серьезней. Решается вся ваша жизнь.
- Разве я приглашала вас решать ее?
Он засмеялся. В глазенках гостя означились веселое удивление и некая
гордость. Так смеялся и смотрел отец, когда Танюша восьми лет от роду по
собственной воле выучила и отбарабанила, стоя на стуле, чуть ли не
половину "Шильонского узника". И тогда, и теперь особенно стало обидно.
- Видите ли, мы считаем, что знаем лучше вас самих, _что_ вам нужно для
счастья. А наш интерес вот в в чем. Индивид, выросший морально и физически
здоровым в трудных условиях несовершенной культуры... с ее замусоренной
природой, нервозным ритмом жизни, низким еще процентом творческого
труда... такой индивид дает более ценные и стойкие наследственные
качества, чем селекционированный, искусственно избавленный от всех
недостатков. Например, отборные земляне, попав в оптимальный режим, дадут
через десяток поколений расу, не менее талантливую и совершенную, чем
старые мыслящие виды, развивавшиеся миллионы лет без евгенического отбора.
Я думаю, что в Галактике найдется достойное место новому
суперчеловечеству...
Таня поняла разве что треть сказанного, но чутьем уловила главное и,
решив обижаться по всем правилам, тихо, угрожающе спросила:
- Значит, на племя выкармливаете? Рабочую скотинку для своей Галактики,
да еще скороспелую?
- Зачем же огрублять? В _чисто_ практических целях мы создаем популяции
биороботов с любыми заданными свойствами...
- Да, заданными! А мы, может, еще и сюрпризом каким-нибудь порадуем?
- Ах, какая вы недоверчивая, - сказал инспектор, но в лице его и в
голосе словно что-то погасло. - В конце концов вы-то будете счастливы в
новом мире, вечно молоды, возможно - бессмертны!
Не только гость угасал: знакомым пасмурным сиянием подернулись за его
спиной легкие фиолетовые, подобные тонконогим бокалам и вставшим на дыбы
кузнечикам, немыслимой высоты здания между дельтой и ярким бронзовым
морем. Здания, окутанные роями мерцающих машин-бабочек.
Закадычная подруга Юля говорила, что когда Межуева срывается с цепи,
остальным лучше сразу прятаться под стол. Нынче охватила Татьяну такая
отчаянная, бессильная, детская злость - ну разодрала бы в клочья рожу эту
склеротическую, плохо выбритую, с закисшими уголками глаз!
- Отборные земляне, значит? Породистые? А мать моя, все силы на меня
вымотавшая, на отца, десять лет к постели прикованного, - она уже не
отборная, да? Вы же туда не возьмете рухлядь старую, пускай себе одна
остается, без меня, с ума сходит, подыхает, все равно бесперспективная...
А Валерочка тоже - ну вы же все знаете, вы и про него знаете, - и у него
две сестры младших, он их не бросит, даже если вы его захотите взять, а вы
не захотите, потому что он некрасивый и наследственность плохая!
- Привязанности отбывающих и остающихся можно стереть, - быстро сообщил
инспектор, темнея лицом. Чужой пестрый мир исчез, белесое ничто обняло со
всех сторон. Гость не сделал ни одного движения, но Таня, боровшаяся с
первыми слезами, могла бы поклясться, что он невообразимым способом
посмотрел на некие свои часы. Возможно, внутренние.
- Я понимаю, стереть - это вам раз плюнуть. Чтобы мы были беспечные, ни
о чем не помнили. А то разнервничаемся, и опять же гены испортятся, или
что там у нас...
Вытекли-таки слезы, размыли краску, и жгло нестерпимо левый глаз. Она
хотела еще много и гневно сказать. Что вся Земля будет себе страдать,
проходить жестокую биографию самостоятельно, без благодетелей, и это
просто бессовестно со стороны "отборных" беглецов - бросать родную
планету, когда она еще такая молодая и неблагоустроенная. А если мы,
"отборные", действительно можем так много хорошего, то тем более преступно
отнимать у Земли лучших, обессиливать человечество. Тут уже сама Служба
евгеники неблаговидно выглядит - грабительски. И еще: они там, в
Галактике, очень переоценивают мрачность земной жизни, и совершенно зря
напялил инспектор тело забулдыги как типичный человеческий облик. Ей,
Тане, только девятнадцать лет, и хороших людей вокруг ой как немало.
Обойдется Межуева без добрых дядей с тридевятой звезды.
Все это хотела высказать Танюша, но сформулировать не смогла, и слезы
остановить было затруднительно: так почему-то стало жаль маму, и недотепу
Валерочку, и всю Землю, которую эти снобы так презирают. Одно смогла
выдавить, прижав к глазам платок:
- Извините, мне умыться надо... И в зале, наверное, уже беспокоятся. Мы
столько сидим тут с вами...
Был грустный, далекий ответ:
- Нет, не беспокоятся. Время для нас остановлено. Вы вернетесь обратно
в тот момент времени, когда впервые увидели меня.
- И опять увижу?
- Нет, все забудете.
- Спасибо, я так и хочу.
- Мы предлагаем только один раз, Татьяна Сергеевна. Больше я не
вернусь. Счастье, бессмертие, вечная молодость.
- Ой, как глаз болит! Я хотела... хотела только посмотреть, какой вы на
самом деле, как у себя дома, но не могу открыть.
...Дя-адя Ваня, веселый наш чудак!
Без дяди Вани мы ни на шаг...
Один из парней, в форме института гражданской авиации, потащил свою
девушку танцевать, та шутливо отбивалась. Их третий товарищ, чем-то
похожий на Валерочку, еще раньше отправился искать себе партнершу за
чужими столами.
Танюша собирала остатки салатов мясных и заливного языка, поглядывая на
пустой четвертый стул и гадая, кого еще бог пошлет до конца смены. Плана
не было и в помине, новенькие туфли натерли ноги, и вообще она почему-то
чувствовала себя подавленной, как будто ее только что оскорбили. Даже
сердце щемило.