Код произведения: 15427
Автор: Клейтон Джоу
Наименование: Диадема со звезд
Джоу Клейтон
Диадема со звезд
(Диадема-1)
Jo Clayton. Diadem from the Stars (1977)
Библиотека Луки Бомануара - http://www.bomanuar.ru/
Дополнительная вычитка и оформление - Hatanga
КНИГА ПЕРВАЯ
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ДИАДЕМЫ
Похититель осторожно пробирался сквозь катящиеся волны молочного
тумана, приближаясь к основанию стены, верхний край которой терялся,
проглоченный белизной. Паутина хамелеон-комбинезона, подражавшая
опалесцированию тумана, превратила фигуру похитителя в бледную тень. Он
коснулся пояса - и под ногами возник круг света. Еще одно касание, - и он,
словно мыльный пузырь поплыл вдоль силовых линий поля, ограничивающих
стену. Туман, поднимавшийся над его головой, расступился, и он бесшумно
скользил вверх. Неведомые приглушенные звуки обтекали его, слишком
неритмичные и естественные, чтобы заставить насторожиться.
Стена внезапно оборвалась, но он продолжал подниматься, пока его ноги
не оказались на высоте распростертых рук над краем стены. Тогда он вновь
коснулся пояса и поплыл - теперь уже горизонтально - в пузыре тумана...
Метр, два... Еще одно прикосновение к управляющему поясу... и последовавший
за ним плавный спуск к невидимому дну...
Медленное скольжение над влажным рыхлым грунтом, в метре от
поверхности, в позе подготовившегося к старту бегуна... Круг света внезапно
замерцал, дыхание преступника стало хриплым, неровным. Используя последние
секунды стабильности круга, он рванулся вперед...
Черный камень тихо хрустнул под ногами. Минуту он стоял совершенно
неподвижно, закрыв глаза, успокаивая нервы. Стащив с правой руки перчатку,
он прижал кольцо с бледно светящимся камнем к датчику замка и стал ждать,
когда разойдутся в стороны массивные двери.
Тьма задрожала. Черное в черном. Черная фигура осторожно пробиралась
вперед, поворачивая, петляя, а порой возвращаясь по собственным следам.
Черное пятно костюма-хамелеона на фоне черного камня, узкие щелочки
голубых, по-змеиному холодных, глаз, похожих на пятнышки живого света,
плывущие в туманном маслянистом воздухе. Рука осторожно протянулась вперед
- камень перстня засветился зеленым светом, красиво, невинно, обманчиво. Не
просто украшение, но и ключ, и карта. Нить Ариадны. Ключ, купленный ценой
двух лет хитроумнейших операций и жизни пятерых людей.
Кольцо загорелось голубым. Похититель замер.
Минуту спустя он сунул руку в невидимо свисавший с пояса мешочек и,
вытащив четыре вакуумных присоски, прикрепил их к ногам и рукам.
Напружинившись, он прыгнул вверх и крепко прижал присоски к стеклянной
поверхности стены. Так, подтягиваясь на руках, зависая, напрягая мышцы
своего тренированного тела, он медленно преодолел пятьдесят футов вонючей
стены.
Огромный сферический свод улавливал и усиливал тихие звуки его шагов.
Воображение будоражило кровь.
Он двинулся к кристаллическому куполу, под которым хранилась диадема.
Сокровища, добытые на планетах сотен солнц, мерцающими грудами высились по
сторонам, но он упорно шел вперед по устланному ковровой дорожкой проходу.
Спасительный блеск, схваченный краем глаза... Шелковистость оттенка,
богатство цвета и сияния... Взгляд его замер, прикованный тем, что
находилось в центре зала. В самом центре! Под куполом скромно лежала
диадема. Затаив дыхание, прикусив нижнюю губу, он бросился через зал,
полный сокровищ.
Он стоял перед кристаллическим куполом, неотрывно глядя на вещь внутри
него. Бледно-золотые нити, свитые в подобие фантастических цветов,
обрамляли пульсирующие красные, пурпурные, голубые, зеленые и оранжевые
камни... Гирлянда, сплетенная из золотых нитей, мерцала удивительным
спокойным светом. С преувеличенной осторожностью поднял он прозрачную чашу
и аккуратно поставил ее на пол. Дыхание его участилось.
Он бережно взял диадему, касаясь ее одними кончиками пальцев, хотя
десять тысяч легенд заверяли его в неуничтожимости этих волосяной толщины
сплетений...
В ответ на его прикосновение диадема отозвалась струей чистых волн.
Музыка была так прекрасна и такой гипнотической силой обвила мозг, что руки
почти опустили диадему на голову. Но он тут же мысленно пнул свой
полузачарованный мозг и, поспешно сложив кольцо диадемы, сунул его в
специальный изолированный мешочек на поясе...
Фотонные ветры вихрились вокруг его маленького кораблика-комара,
бросали скорлупку из стороны в сторону. Он глубоко вздохнул и приказал себе
расслабиться, снять напряжение, вызванное резкими перегрузками. От толчков
все его тело покрылось кровоподтеками. Жарко дышал в спину перегревшийся
компьютер. Жалобно скрипел перегруженный металлический корпус. На экране
плясали демонические световые вихри. Три солнца вращались вокруг общего
центра тяжести, бурлящими золотыми реками передавая друг другу реагирующий
водород. Битва силовых полей нарушала даже самую прочную ткань
пространства.
Корабль, похожий на черную танцующую мошку, то бросался вперед, то
резко отклонялся от курса.
Боль терзала позвоночник, словно шипастая подушка. Фантастические шумы
били в уши, царапали мозг, мешая сосредоточиться, связать осколки
восприятия воедино. Из последних сил цеплялся он за реальность, чтобы не
соскользнуть в беспамятство. Иногда он громко и долго кричал, чтобы хоть
как-то превозмочь боль, которая, казалось, вот-вот разорвет изнутри его
череп.
Корабль и человек в нем крутились все быстрее и быстрее. Система
регенерации воздуха не справлялась с работой... корпус корабля
содрогался... по обшивке бежали цепочки голубых искр... жестокие силы,
вихрем крутившиеся в системе трех солнц, словно клещами, сжимали
неподатливую металлическую скорлупу. Вдруг корабль швырнуло и затянуло в
крутой штопор. Перегруженная предохранительная сеть лопнула, выскочила из
креплений, и нанесла ему сокрушительный удар в челюсть. Глаза пилота
закатились, из уголка рта потекла струйка крови...
Долгий спасительный спуск в шелковистые объятия спокойствия...
Корабль, тихо мурлыча, шел на крейсерской скорости, огибая бронзово-зеленое
солнце. Непослушными пальцами похититель дезактивировал замок сети, и она,
пружинисто щелкнув, встала на место. Уперев руки в подлокотники, он
заставил себя приподняться - силовая кушетка повторила изгиб тела хозяина.
Он потер онемевшие ладони и улыбнулся, весь в синяках, но жив и
невредим благодаря замечательным возможностям своего корабля.
Консоль перед ним выдыхала отрывистые порции искр и голубого дыма.
Пробежав пальцами по пульту, он нахмурился: корабль повиновался неохотно.
Едкие струйки дыма вились вокруг его головы - следствие неравномерного
распределения гравитации внутри корабля. Кашляя, фыркая, он потер
кровоточащий нос, прищурил слезящиеся глаза.
- Лав!
- Да, Ставвер? - приятным, но чуть дребезжащим контральто ответил
компьютер.
- Прочисти мне воздух, будь добра. Ни черта не вижу!
- Ставвер, я сильно повреждена. Я постараюсь...
Резкий вой ударил ему в барабанные перепонки...
- Извините! - тут же произнесла машина. Человеческие оттенки в ее
голосе постепенно исчезали под бременем перегрузки, вызванной
повреждениями.
Ставвер хмыкнул. "Пусть хозяйством займется старушка Лав", - подумал
он и, посмотрев на мерцающий экран, заметил удаляющееся тройное светило.
Напряженно подавшись вперед, он наблюдал за изображением с вниманием
затравленной жертвы. Два дня назад он покинул планету Рмоал, и с тех пор
его постоянно преследовали раздражающие, мигающие огоньки кораблей
преследователей. Теперь они исчезли. Их было пять, но не осталось ни
одного! Вздохнув, он откинулся на спинку кресла и почувствовал, как на
смену усталости и напряжению приходит боль.
- Не спеши, Лав. Мы их стряхнули.
Воздух постепенно очищался. Ставвер осмотрелся, недовольно скривился -
обычно его рубка сверкала чистотой.
- Остальные палубы не лучше, Лав?
- Хуже, - сообщила машина. - Везде вонь, грязь, мусор. - В ее голосе
звучали интонации старой вдовы, обнаружившей, что домашний пес помочился
прямо посередине ее любимого ковра. - Но генераторы в удовлетворительном
состоянии.
Ставвер в сотый раз подумал о давно умерших создателях компьютера и
его программы: почему они наградили машину такой тягой к аккуратности и
педантичности?
- Проверь все, Лав, и сообщи мне о самых серьезных неполадках.
Кажется, пора поискать место для отдыха.
- Ставвер, если бы ты перестал нарываться на неприятности, я бы
спокойно держала все палубы в чистоте и порядке!
Он усмехнулся.
- Ну, Лав, если я уйду на покой, ты будешь сидеть в порту и спокойно
ржаветь. - Он услышал, как компьютер обиженно фыркнул. Ставвер потянулся,
расслабил ноющие мышцы, потер воспаленные глаза.
- Ставвер? - От спокойствия в голосе машины не осталось и следа. -
Трое идут за нами!!!
- Что?.. - Похититель дернулся и скривился от боли, пронзившей его
шею. На фоне пылающего водорода мерцали три черные пульсирующие точки.
- Но как? - прошептал он. - Они не могли удержать след! Только не в
той кутерьме! - Он снова посмотрел на экран. - Трое... По крайней мере, мы
сбросили двоих...
Прошла минута.
- Лав, мне или снится, или двое из них... Смотри!
- Двое отстают. - Тон у компьютера был довольный, словно Лав
приглаживала и чистила воображаемые перья. - Мы отбились уже от четырех...
- Ты молодчина, Лав! Если теперь мы отбросим и пятого... Ты уверена,
что это рмоалец?
- Да, это рмоальская ищейка.
- И как это им удалось, черт бы меня побрал? - Ставвер удивленно
покачал головой. - Нужно поскорее смываться, Лав!
- Да, Ставвер.
- Начинаем маневр ухода. Потом направимся на... Дреке. Нужно
спрятаться среди народа эксаши и...
Тишина.
- Что с тобой, Лав?
- Ставвер... - В компьютере что-то зашипело, затем раздался
оглушительный визг.
- Лав?
- Внимание. Внимание. Внимание... - Все личностные оттенки покинули
живой голос, превратившийся в тонкую нить шепота в море внезапно
заполнивших рубку треска и щелканья. - Распад.
- Как долго? - выкрикнул он.
- Нет данных... - Голос погас, на мгновение усилился и снова замер.
- Дреке?
- Слишком далеко-о-о-о...
- Тогда сделай что-нибудь! Хоть что-нибудь! - Он мрачно уставился на
черную точку корабля рмоальцев, все еще светившуюся на экране. - На сколько
мне хватит воздуха?
Странный, тихий, словно вздох, звук. Ставвер почувствовал толчок,
быстро превратившийся в постоянное давление ускорения. Звезды на экране
медленно, с трудом начали поворачиваться, пока в поле зрения не вплыла
двойная звезда: голубой карлик - красный гигант, медленно-медленно начавшая
расти...
Корабль словно икнул. Амортизирующая сеть молниеносно вырвалась из
креплений на свободу - планка-замок лопнула. Ставвера швырнуло вперед, он
ударился головой о твердое стекло экрана. Корабль снова содрогнулся, и
Ставвера швырнуло назад в кресло. Хриплый, режущий вой на мгновение пробил
брешь в затуманенном сознании Ставвера. Неожиданно куда-то провалился пол,
потом вдруг вернулся и метнулся вверх. И только после этого амортизирующая
сетка снова встала на свое место.
Превозмогая головную боль, он попытался сообразить, что происходит.
Вой и хруст смешивались с гудением генераторов. Воздух снова наполнился
дымом.
Прошла долгая, очень долгая минута.
Корабль снова закачало, потом он замер на одну бесконечную секунду
и... повалился вниз, стремительнее и стремительнее... Похитителю
показалось, что сердце у него остановилось. По крутой спирали корабль падал
все ниже и ниже, пока не отразился от невидимого дна и по дуге не ушел
вверх, припечатав тело похитителя к спинке пневматической кушетки.
Лиловато-зеленое свечение замерцало неровным узлом на правой стене...
открылся глаз с длинными ресницами, и из него метнулся острый луч. Тело
человека начало выкручиваться, изгибаться, ноги, удаленные на множество
миль от тела, превратились в сгустки крови и плоти... Лиловато-зеленый глаз
пропал, потом вдруг вспыхнул кроваво-красным, и снова зеленое... прохладное
пульсирование, как мороженое, мятное мороженое, темнеющее... и вот это уже
кофе с редкими вспышками шафранового оттенка.
Он пришел в себя в кромешной темноте. Трясущейся рукой нащупал замок,
освободился от ремней и амортизирующей сети. Нащупал консоль пульта. Один
за одним пробовал он сенсоры контроля. Этот мертв... и этот... и этот...
Наконец бледно засветился экран. Он дал полную мощность и понял, что
находится под водой, в озере.
В нагревшейся от падения корабля воде металась испуганная рыба.
- Вода, - удивленно пробормотал он. Сканирующая камера показала
зеркало поверхности над головой. Неглубоко... Можно всплыть. Но сначала
диадема...
Он выпрямился и, превозмогая боль, соскользнул с кушетки. Тяжело
передвигая ноги, пробрался к потайному сейфу, где лежали драгоценности,
простучал сложную комбинацию цифрового замка. Наружу выпал мешочек, он
подхватил его и перебросил через плечо.
Вода была тепловатая, темная. Вынырнув на поверхность, он увидел над
головой усеянное ночными алмазными иглами небо, слабо мерцающий диск луны и
черный иззубренный край нависшей скалы. Осторожно, чтобы не выдать себя
всплеском, он погреб к берегу и вскоре скрылся в тени у основания
скалистого возвышения. За его спиной шуршали камыши, с берега дул легкий
ветерок, приносивший слабый запах горящего дерева.
Ловко, словно змея, он вполз на животе на вершину некрутого подъема
рядом с обрывистой скалой, и сквозь заросли травы взглянул на кольцо
костров, на низенькие круглые палатки и деловито снующие между ними фигурки
невысоких, коренастых гуманоидов.
Раскаленный докрасна луч, сверкнувший, как лезвие, пробил двойные
стекла, нарушив приятный уют маленькой спальни.
- Мадар! - Алейтис стремительно выскочила, сердце ее бешено
колотилось. Дрожа от ледяного ночного воздуха, она потерла руки,
покрывшиеся гусиной кожей.
В красном отблеске света знакомые стены стали совершенно чужими, как
будто она видела их впервые. Свет убил тени и резко обозначил щели и
трещины на стенах. На одно жуткое мгновение Алейтис поверилось, что она
вернулась в старый кошмар, где она попадала в тюрьму с грязно-розовыми
обшарпанными стенами. Но тут красный свет стал меркнуть.
Рядом захныкала во сне Тванит и поглубже зарылась в покрывала. Алейтис
в задумчивости протянула руку и погладила ее, как бы отгоняя сгусток ночных
кошмаров. Потом она присела на корточки и одним быстрым рывком подтянулась
к высокому узкому окну, расположенному над самым изголовьем кровати.
Окно со свинцовыми переплетами было проделано в толстой, в три фута,
стене дома. На пыльном подоконнике примерно в фут шириной Алейтис держала
свои часы и тяжелый подсвечник, в котором сейчас торчала еще длинная,
дюймов в шесть, свечка.
Она нетерпеливо отодвинула часы и подсвечник и устроилась на
освободившемся месте. Красный огненный круг, занимавший треть небосклона,
почти такой же большой, как диск красного солнца, Хеша, по крутой кривой
падал за горизонт, бросая кровавые отблески на ледники Дандана.
Алейтис прижала нос к холодному стеклу, с любопытством наблюдая за
небесным феноменом. Метеор исчез за горами, отсвет его погас. Тогда она
снова плюхнулась в кровать, дрожа от холода.
Тванит вздрогнула, высунула голову из-под одеяла.
- Лейта?
- Что, котик? - Алейтис ласково отвела длинные, как у эльфа, локоны с
лица двоюродной сестры, взглянула в широко раскрытые, испуганные глаза,
тихо улыбнулась: - Что случилось, Ти?
Судорожно всхлипнув, Тванит вскочила на колени и, обняв Алейтис за
талию, спрятала свое лицо в складках ее теплой ночной рубашки.
- Ой, Лейта, - захныкала она, - Лейта...
И больше уже нельзя было разобрать ни одного слова, хрупкое тело
Тванит сотрясалось в рыданиях - казалось, косточки вот-вот прорвут тонкую
кожу.
Вздохнув, Алейтис положила ей руку на плечо.
- Тише, Ти, - прошептала она нежно, погладила ее по черным локонам. -
Тс-с, малютка Ти... Оно уже ушло, его больше нет... Оно тебе ничего не
сделает. Видишь, снова темно и покойно... Все прошло... Я с тобой, Ти, с
тобой...
Она замолчала и почувствовала, как расслабилось скованное судорогой
тело Тванит. Она взглянула в лицо двоюродной сестры: глаза ее были закрыты,
дыхание стало ровным и тихим. Тванит спала - истерические вспышки всегда
завершались у нее глубоким сном.
С чувством легкого раздражения Алейтис скользнула на свою половину
постели.
- Если бы и меня можно было так легко успокоить, - прошептала она.
Рот Тванит мягко приоткрылся, и она тихонько захрапела.
- Дашт! - Алейтис повернула сестру на бок. - Ну и ночь! - Она
погладила себя по плечам. - Холодная, как жалость Ашлы.
Алейтис вытянулась в кровати, но, содрогнувшись от прикосновения с
остывшей постелью, привстала и поправила покрывала. "Забавно, - подумала
она. - Так всполошиться из-за какого-то глупого света в небе". Зябко
передернув плечами, она перевернулась на живот и, укрывшись с головой,
закрыла глаза, сделала глубокий вздох и, медленно выдохнув, погрузилась в
сон.
Однако не прошло и минуты, как глаза ее легко открылись, словно она и
не засыпала.
- Мадар! - фыркнула она в подушку.
Из дальнего конца коридора, приглушенные стенами, доносились
возбужденные голоса, шарканье неторопливых ног, стук закрывавшихся дверей.
- Моя семейка! Моя чертова семейка! Наконец-то вы решили высунуть нос
наружу!
Она уселась на подушку, скрестив ноги.
- Нет, сегодня мне поспать не придется. Когда же они заткнут свои
каркающие глотки?! - Подняв голову, она посмотрела на черный проем окна, за
которым скрывалась загадка. - Бледный шар большой Ааб светил в правое
верхнее стекло окна, а немного ниже плыл маленький Зеб. - Или, может
быть...
Она снова взгромоздилась на подоконник и уставилась в небо. Звезды
безмятежно подмигивали ей с темного купола. Капризный ночной ветерок
раннего лета играл листвой хорана, - так бывало каждый месяц гавран,
сколько себя помнила Алейтис.
- Клянусь пурпурными глазами Мадар! - Алейтис откинула со лба
непослушные пряди. - Если бы я знала... - Она соскочила с подоконника и
повалилась на кровать. Тванит что-то было забормотала, но ее бормотание тут
же растворилось в безмятежном похрапывании.
Хотя широкая кровать занимала почти всю площадь узкой комнаты, все же
с той и с другой стороны от нее оставался проход, примерно в фут длиной.
Алейтис встала, пробралась к своему шкафу с раздвижными дверями, схватила
шарф с бахромой, набросила на плечи.
Потом осторожно приоткрыла тяжелую дверь в холл.
На стенах холла плясали ночные тени, рожденные колеблющимся пламенем
толстых свечей в железных канделябрах, которые двумя симметричными рядами
уходили в глубь зала. Холл был пуст, но в дальнем конце его проливалось
желтое, как масло, пятно света.
Эхо доносило до Алейтис обрывки голосов, которые, подобно бестелесным
духам, отражались от стен. Она была в нерешительности. "Если я буду все
время держаться в тени, они меня не заметят..."
Поеживаясь от сквозняка, гуляющего по выложенному раскрашенными
плитками полу, она на цыпочках направилась в конец холла.
Площадка перед дверью Аздара была заполнена возбужденной толпой.
Шипение и взволнованное перешептывание создавали ореол таинственности, в
которую Алейтис посвящена не была. Внезапно послышался резкий голос Камри:
- ...должна быть... - И голос утонул в недовольном басе Маваса.
Алейтис поспешила спрятаться поглубже в тень.
- Должна быть - что? - пробормотала Алейтис. - Старая сука Камри! Уж
она-то наверняка должна знать про упавший метеорит. Дай ей волю, и я бы не
могла отличить первую букву алфавита от второй. - Она подалась вперед,
испытывая жгучее любопытство.
Лиловая дверь-плита с высеченным в центре изящным зеленым драконом с
грохотом отворилась, и в широком прямоугольнике возникла мощная фигура
самого Аздара.
Сгорая от нетерпения, Алейтис, придерживаясь за стену, подпрыгнула, в
надежде заглянуть в спальню. За спиной Аздара, в постели, она сумела
различить неясный силуэт. Девушка подавила смешок: "Интересно, кого он
заполучил себе сегодня? То-то плевалась от злости Камри! Ха! Он успел даже
причесаться и надеть рубаху! "
Алейтис еще раз окинула взглядом фигуру Аздара.
"Смотрите, наш могучий орел храбро втягивает брюхо!"
Презрительно искривив широкий рот, угрожающе сведя лохматые брови,
Аздар медленно ворочал массивной головой из стороны в сторону, как тар на
охоте.
Шум утих. Взоры всех присутствующих были устремлены на Аздара. А он
стоял, жутко молчаливый, выдаивая из этой сцены максимально драматический
эффект.
Алейтис не стоялось на месте. Ее раздирал внутренний протест, ей
хотелось крикнуть всем собравшимся: "Старый стервятник втирает вам очки!"
От возбуждения она даже начала пританцовывать.
Напряженную тишину внезапно нарушила Камри.
Сделав два шага вперед, она остановилась перед Аздаром. Алейтис не
видела ее лица, но по плечам и по затылку, по хищно втянутой в плечи
голове, она без труда определила чувство, сжигающее Камри: ярость, которую
та подавляла ценой неимоверных усилий.
- Абуcap - метеор! - громким хриплым голосом произнесла Камри. В
атмосфере мучительной напряженности слова ее, короткие, отрывистые,
приобрели зловещий оттенок. - Это она. Что же ты теперь с ней сделаешь? -
Последнюю фразу Камри выплюнула, словно змея порцию яда.
- С ней? - повторила Алейтис и вдруг испуганно прижала ладонь к губам.
Но даже стоящие совсем рядом с ней не повернули головы: им сейчас было не
до нее.
Аздар сверлил Камри взглядом до тех пор, пока та не опустила голову.
Тогда желто-карие глаза Аздара сузились, и он рявкнул на столпившихся
вокруг:
- Свора бесхребетных микхнмикха!
Алейтис опять пришлось подавить смешок - так забавно затрепетали в
порыве гнева пушистые усы Аздара.
Стукнув кулаком по притолоке двери, он продолжал реветь:
- Дом наш крепок! Ай-джаха, гораздо крепче, чем многие из вас. Что,
трясетесь, вспоминая призраки? А?!
Он презрительно хмыкнул, припечатывая всех и каждого тяжелым взглядом.
- Болваны! Ведьма ушла от нас. Она никогда уже не вернется. Завтра
позовем мулоката и спросим его об этой штуковине. А до того момента ведите
себя как взрослые люди, а не как хнычущие сопляки. Теперь расходитесь все!
Дайте мне поспать! - Он шагнул к двери и одним движением плеча затворил ее
за собой.
С минуту все аздархапе мельтешили по холлу, словно испуганные цыплята.
Но вот их встревоженные голоса утихли, Алейтис сделала несколько шагов
назад, потом крутнулась на носочках и помчалась по коридору.
Задыхаясь от смеха и слез, девушка все же взяла себя в руки.
Приблизившись к спальне, она скользнула в открытую дверь и осторожно
прикрыла ее.
Сетка кровати, сплетенная из кожаных ремней, надсадно заскрипела под
Алейтис. Она испуганно зажала рот ладонью и взглянула на Тванит, но та
продолжала тихо и ровно дышать. Успокоенная Алейтис опустилась на подушку,
закинув руки за голову, и стала наблюдать за бледным световым
прямоугольником окна, отражавшимся на двери, за ритмичной игрой теней на
гладкой поверхности.
Приятная усталость вдруг охватила ее. Она зевнула и потянулась так,
что хрустнули суставы.
- Квохчущие курицы, - пробормотала Алейтис и, закрыв глаза, улыбнулась
в темноте. "Так кто же был там, в постели Аздара? Камри тоже видела, я
уверена, что видела. Надеюсь, я никогда не буду так сходить с ума по
мужчине. М-м-м... Надо бы взять одеяло, не то я совсем замерзну!"
Собравшись с силами, она уже было собралась приподняться на постели,
но вдруг услышала, как хлопнула дальняя дверь и одинокие шаги двинулись
вдоль коридора. Это Камри вышла на проверку.
Алейтис замерла.
- Сука! - пробормотала она, и ее пальцы судорожно сжали покрывало.
Шаги приближались.
Алейтис потерла лоб. "Когда Камри била меня в прошлый раз, я думала,
что она с меня шкуру спустит". - Губы девушки искривились в злой гримасе.
Шаги стали медленнее, выдавая нерешительность идущего по коридору.
Алейтис замерла.
Снаружи раздался толчок в дверь. С глухим стуком обе половинки ее
окончательно затворились. Вскоре Алейтис услышала, как шелест шагов
удаляется в глубь коридора.
- Отличный финал для отличного дня! - коротко и невесело засмеялась
она и сдернула с себя покрывало. - Лучше постараюсь заснуть, - вздохнув,
пробурчала она, - а то завтра буду похожа на теленка, страдающего
расстройством желудка. - Она потянулась и зевнула. Но что-то в глубине души
Алейтис не давало ей окончательно успокоиться.
Передернув плечами, она снова накрылась покрывалом, но потом вдруг
решительно отбросила его край, осторожно встала и, накинув на плечи шаль,
подошла к двери. Сердце стучало так гулко, что ее груди мелко трепетали под
тканью шали. Подняв защелку, Алейтис чуть-чуть отодвинула створку двери и
просунула голову наружу.
Холл был пуст. Свечи догорали. Тени стали гуще.
Девушка осторожно проскользнула через холл и, спустившись по
полукруглой деревянной лестнице, оказалась перед дверью, ведущей в
вестибюль, откуда она намеревалась попасть во внутренний дворик.
Дрожащими кончиками пальцев нащупав засов, подняла его и, осторожно
придерживая дверь (пружина была настолько тугой, что обычно дверь
закрывалась с грохотом, сотрясавшим весь дом), вошла в вестибюль.
От пола, выложенного глазированными плитами, казалось, исходило
ледяное дыхание.
- Ай-джаман, зря они выключили паровые светильники, - пробормотала
она, подобрав от холода пальцы ног.
Наружная дверь была надежно заперта на двойной засов, обитый железом.
Приведя его в вертикальное положение, Алейтис толкнула дверь. Чвакнула
резиновая температурная прокладка. Со двора потянула холодом, и она
поспешила выйти.
В центре патио росло их дерево. Ветер играл его ветвями, сплетавшимися
в причудливые узоры в свете бледных лунных лучей. Трепет листвы казался
шепотом духов умерших. Алейтис подбежала к дереву и, прижав ладони к его
гладкому стволу, окунулась в облако мятного аромата листьев.
Подняв голову, девушка посмотрела в небо. На секунду ей показалось,
что она видит какую-то туманную желтоватую полоску, прочерчивающую
небосклон с востока на запад. Но чем дольше она смотрела, тем меньше
оставалось уверенности, что там что-то действительно было. Со вздохом
прислонилась она к стволу и почувствовала, как его внутренняя пульсирующая
сила проникает в ее сознание и сердце.
Мурлыча от удовольствия, она потерлась о шелковистую кору дерева.
Реальность стала медленно таять и растворяться в сознании Алейтис - так
велико было блаженство.
Но вдруг она чихнула и разрушила собственную грезу. Тело ее сотрясала
дрожь. Зубы выбивали негромкую дробь. Глаза набухли. Она опять чихнула и
поспешила обратно в дом.
Направив все свои усилия на то, чтобы согреться, Алейтис не заметила
зловещей злобной тени, нависшей над лестничным пролетом.
- Та-а-ккк! - Шипящий голос заставил ее вздрогнуть. Она задохнулась от
ужаса и вцепилась в перила, чувствуя, что сердце ее сейчас выскочит из
груди.
"Камри! Ждет ее!" Она прислонилась к балюстраде и попыталась взять
себя в руки, ощущая тот старый тошнотворный ужас, который внушала ей Камри,
и противную злость на себя за то, что позволяет этой старухе так себя
терроризировать. "Все эти годы, - подумала Алейтис. - Все эти годы".
- Осквернительница обычаев! - Шепот Камри, наполненный ядом ненависти,
ударил больнее плети. Алейтис даже присела. - Развратница! Сучья кровь! -
Последние слова Камри с трудом выдавила сквозь сжатое яростью горло.
Алейтис прикусила губу, умоляюще подняла отяжелевшие руки.
- Иди сюда!
Еле передвигая онемевшие ноги, девушка преодолела оставшиеся ступени.
Стремительная рука, возникшая из ночной тьмы, влепила Алейтис такую
пощечину, что девушка отлетела к перилам.
- Тупое животное! - Снова и снова, подчеркивая каждый наполненный
злобой слог, наносила Камри жгучие пощечины.
Алейтис зарыдала и попыталась уклониться.
Камри рывком подняла ее на ноги и начала бить еще ожесточеннее, с
хрипом вдыхая воздух при каждом ударе.
И тут что-то словно лопнуло внутри у Алейтис. Когда Камри отвела руку
для нового удара, девушка вырвалась и отскочила в сторону. Оказавшись в
пределах недосягаемости, она гордо выпрямилась, закинула голову и,
переполненная горячим гневом, рассмеялась.
Камри замерла, лицо ее исказило изумление - такое нелепое на этом
красивом властном лице.
- Что, старуха, салкурдех кхату?.. - оскорбительно медленно протянула
Алейтис. - Что, не сумела забраться в постель к Аздару? Он предпочел
кого-то помоложе? И теперь слоняешься по коридорам?
Камри взвизгнула и прыгнула на Алейтис, выпустив пальцы словно когти.
Икая от истерического смеха, Алейтис помчалась прочь по коридору,
слыша за собой вопли Камри. Она достигла своей спальни и нырнула в
приоткрытую дверь, лишь на шаг опередив преследующую ее по пятам фурию.
Собрав остатки сил, девушка захлопнула за собой дверь - захлопнула перед
самым носом Камри - и тут же защелкнула задвижку замка.
- Ах!.. - выдохнула она и, обессиленная, прислонилась спиной к двери,
чувствуя себя выжатой, словно кухонная тряпка. - Завтра мне лучше не
попадаться ей на пути.
С трудом подняв руки, она повесила шаль на крючок, потом, дрожа,
забралась в постель. Медленно согреваясь, лежала она, глядя в густую
темноту. Триумф горел в ее душе всего одну минуту, постепенно превращаясь в
уголья, а еще минуту спустя она осознала, что в сущности ничего не
изменилось. Абсолютно ничего...
Голубовато-стальное полушарие Хеша появилось над горизонтом, всего
лишь в нескольких градусах от полукруга Хорли, располагавшегося севернее, и
деревья-хораны в долине приобрели вторую тень. Тусклый красный цвет
сменился ярко-голубым.
Располагавшиеся на ночлег под редкими деревьями гавы начали фыркать,
поднимаясь на ноги, втягивая холодный утренний воздух, полный живой
энергии, заставлявшей кровь искриться в жилах.
Раксидан игриво петляла, отливая серебром и малахитом, между массивных
домов клана, вторые этажи которых начали вспыхивать желтыми кольцами окон,
- это тарик будил спящих обитателей. Когда громкий металлический сигнал
колокольчика тарика затих в конце коридора, Алейтис, не открывая глаз,
скатилась с кровати. Потянувшись, почесав голову, она пыталась разлепить
красные от недосыпания глаза, оперлась о стену, нога коснулась чего-то
твердого. Свечка. Она подняла ее, зажгла и поставила на место - на
подоконник. Свечка надломилась посредине, и воск, капающий на камень, жирно
поблескивал.
Створка двери отъехала в сторону. В узкий проход вошла Тванит и
направилась на свою половину комнаты.
Алейтис прикрыла ладонью зевок и всей спиной прислонилась к стене.
- Ты встала еще до колокольчика? - удивилась она.
Тванит робко улыбнулась через плечо:
- Но ведь я люблю рано вставать, Лейта. Ты же знаешь...
Она отодвинула в сторону панель, положила щетку для волос на точно
предназначенное ей место на полке, тихо напевая, взяла - уже с другой полки
- аккуратно свернутую ленту и ловкими быстрыми пальцами перевязала свои
черные кудри.
- Ты ведь знаешь, я не переношу, когда начинается утренняя толчея и
суматоха, - закончила она.
Закрыв панель, она подошла к кровати и принялась складывать простыни и
покрывала. Алейтис вздохнула:
- Не знаю, как тебе это удается, - пожала она плечами. - О, как я не
люблю рано вставать.
Бочком, бочком, Алейтис прошла вдоль стены к своему шкафу и извлекла
из груды бутылочек и мятых повязок расческу. Зевнув во весь рот, она
рухнула на голый матрац и начала приводить в порядок свои медно-рыжие
волосы.
- Ай-Ашла! - Девушка дернула застрявшую расческу. - Ой! Клянусь, я их
когда-нибудь обрежу!
Тванит, сворачивавшая простыни, хихикнула:
- Сколько раз ты уже это повторяла, Лейта?
Алейтис невольно усмехнулась и еще более усердно начала разделываться
со спутавшимися волосами.
- Если бы ты заплетала их, как я... - заметила Тванит и, сунув узел с
постельным бельем под мышку, плечом пошире открыла дверь. - Но вся беда в
том... - она хихикнула и захлопала длинными ресницами, - что ты слишком
тщеславна, вот и все. - И она помчалась вдоль коридора.
Расческа выпрыгнула из рук Алейтис и, отскочив от стены, упала на пол.
Девушка поднялась, скорчила в спину убегавшей Тванит гримасу и,
выбравшись из ночной рубашки, нашарила в шкафу чистую аббу. Пока пальцы ее
автоматически завязывали тесемки на плечах, груди и талии, она осмотрела
комнату.
- С Тванит будет истерика, - удовлетворенно заключила она и, не
потрудившись сложить рубашку, швырнула ее в шкаф. Потом подняла расческу,
убрала с зубьев приставшие золотистые волосы и отправила ее вслед за
рубашкой. Задвинув дверцы шкафа, Алейтис бросила ком начесанных волос в
мусорную корзину и величественно вышла в холл.
Из детской показалась пятившаяся спиной Завар. Вот она остановилась и
крикнула обитателям комнаты:
- Хей, вы, мавапги! Быстро из постелей! Раз-два! Быстро, я сказала! -
Каштановые волосы падали на ее маленькое, уже с утра утомленное лицо. Ей
ответили пронзительным улюлюканьем. Завар скрипнула зубами: - Ну погодите!
- Вари!
- Лейта! - Лицо Завар просияло. - Слава Мадару! Йорчи и Кур сегодня
просто невыносимы. Помоги мне, ладно?
Алейтис усмехнулась:
- Конечно. Я им пару раз дам по зубам, а ты выкрутишь пару рук.
Они быстро подошли к двери и заглянули в комнату.
Два мальчика, завернувшись в одеяла, словно куколки в коконы, и
устроившись на узких койках, как на насестах, заливались смехом.
Завар крепко сжала зубы и метнулась в комнату.
Когда она попыталась ухватить Йорчи, шалун еще глубже зарылся в одеяло
- теперь виднелись только его блестящие насмешливые глаза и спутанные
черные вихры.
- Ах ты, фаш! - простонала Завар.
В то время как Йорчи выжидательно наблюдал за Завар, Алейтис
набросилась на него и, как следует ухватив одной рукой за черные кудри,
привычным натренированным движением сорвала с мальчика одеяло.
Йорчи завыл и замахал на нее маленькими кулачками.
- Йорчи! - Алейтис слегка тряхнула его. - Перестань. Ты ведь уже не
маленький. Встань и закрой пасть, а не то я положу тебя на колени и так
отхлещу по заднице, что ты не присядешь от забкисса до забкисса.
Мальчишка вдруг взвизгнул и в приступе детской ярости вцепился ногтями
в руку Алейтис:
- Пусти! Пусти меня! Сука... Рыжая сука... Ты не должна трогать нас,
детей... Убери свои вонючие лапы!
Алейтис вздрогнула, пальцы ее разжались, противная тошнота подкатила к
горлу. Она непонимающе глянула в искривившееся от злобы красное лицо
мальчика.
Завар громко охнула и, подскочив, влепила Йорчи пощечину, такую
звонкую в наступившей вдруг тишине.
- Чтобы я больше такого не слышала! Понял?
Мальчик опустил глаза, напуганный не только собственной выходкой, но и
внезапной жестокостью обычно мягкой Завар.
- Скажи, что ты просишь прощения. - Завар сжала его затылок. - Ну, ты
оглох?
Мальчик переступал босыми ногами по грубой кусачей дорожке.
- Говори!
Он исподлобья поглядел на Алейтис и что-то пробормотал.
- Громче!
- Извините меня, сабий! - повторил он неуверенным голосом.
- Вот так. - Завар выпрямилась. - Теперь одевайся. - Она свирепо
посмотрела на Курраха, сидевшего в своей кровати с широко раскрытым ртом. -
А ты? Прочь из постели! Куртку натягивай! Быстро! - Она топнула ногой. -
Ну!
Куррах выбрался из-под одеял и начал натягивать коричневую куртку с
капюшоном.
Когда мальчики оделись и обулись, Алейгас помогла Завар снять с
кроватей постельное белье и, связав его в узел, не без интереса спросила:
- А где Кахруба? Я думала, она в паре с тобой на этот месяц.
Завар пожала плечами, но уголки ее рта чуть дрогнули. Взгляд быстро
переметнулся с Йорчи на Курраха.
- Ты ведь знаешь Рубу, - проговорила она ничего не значащим тоном.
Алейтис, мучаясь от любопытства, несколько секунд смотрела на Завар. А
потом вздохнула:
- Ага. Принести чистые простыни?
Завар прикусила нижнюю губу и усмехнулась:
- Нет. Руба уберет постели, когда выползет из своей. - Она быстро
повернулась и вытолкала мальчиков из комнаты. Алейтис фыркнула, пинком
вышвырнула в коридор узел с простынями.
Полчаса спустя они вышли из дома. Завар качала головой, теребя
пальцами каштановые пряди.
- Скоро завтрак. Я так голодна, что съела бы, наверно, целого газа, да
притом еще и сырым. Пошли, Лейта!
Алейтис поймала ее за руку и подтащила к себе.
- Сейчас пойдем. Прекрати дразнить меня, Вари, Что стряслось с Рубой?
Завар с опаской бросила взгляд в холл - вправо, влево. Потом взяв
Алейтис за талию, прошептала:
- Утренняя тошнота. - Шепот прервался смешком. Она прислонилась к
стене и мелко затряслась в приступе смеха: - Руби просто обезумела, того и
гляди, подпалит себе волосы, - вздохнула она.
Не в силах справиться с душившим ее смехом, Алейтис тоже оперлась о
стену. Однако минуту спустя она вытерла слезы и, отбросив с лица выбившиеся
пряди, обратилась к Завар:
- Наказание достойно преступления. И кто же так ее смутил, а?
Язвительно улыбнувшись, Завар коснулась лба, шутливо пародируя шаликк,
и, чуть запрокинув голову - кузина была гораздо выше ее, - пояснила:
- Наша достопочтимая первая дама давно уже не снисходит до разговоров
с нами - маленькими детками. Но я думаю, это Кхаг. Я встретила ее в самую
оттепель у водопада, возле мельниц. И я видела там же, довольно часто, Пара
Кхагсона. Ты же знаешь, какой он!
Алейтис наморщила лоб.
- Ах! Думаешь, он возьмет ее замуж и она покинет клан?
- Кто? Кхаг? Как бы не так! - Завар выпрямилась, одернула аббу. - Нет,
никогда. Ты ведь отлично знаешь, что она целит повыше. Ты не заметила, как
трется она возле Вайда? Отдаст передний зуб, лишь бы стать одной из его
жен. Только послушай, как она с ним воркует - просто тошно становится!
Алейтис вдруг перестала смеяться. Все веселье с нее как ветром сдуло.
В животе внезапно свернулся холодный твердый узел.
- А он как? - спросила она как можно равнодушнее.
Завар поймала ее ладонь и мягко сжала.
- Надежды у нее ровно столько же, сколько у Камри снова попасть в
постель Аздара. Вайд ее насквозь видит, он уже давно все понял... - Она
закусила губу и серьезно посмотрела на Алейтис: - Будь осторожна, Лейта!
Хорошо? Если она заподозрит...
Девушка молчала. Завар улыбнулась и отпустила ее руку. Потом,
потянувшись и громко вздохнув, она добавила:
- Да, чуть не забыла: тебе сегодня идти вниз, Лейта. А я побегу
растолкаю малютку-маму, обрадую - ей убирать целую дюжину кроватей. Она
будет на седьмом небе... - И, оставив за собой шлейф искрящегося смеха, она
затанцевала вдоль коридора.
Весело насвистывая, Алейтис поскакала вниз по ступенькам, стуча
подошвами. Двери в патио были раскрыты, и коридор, наполненный теплым
утренним воздухом, напоминал улицу, забитую деловито снующими людьми. Мимо
пронеслись два азиро, балансируя громадными тюками с бельем, которые они
несли на головах. Девушка сморщилась от отвращения. "Стирка, - подумала
она. - Как я ненавижу эти мокрые простыни!"
Натянув капюшон, Алейтис выскочила в патио.
С нежностью погладила она гладкий серебристый ствол их домашнего
дерева и ощутила, как через покалывающие кончики пальцев вливается в нее
его пульсирующая жизнь. Замурлыкав от наслаждения, она закинула голову.
Небо изгибалось огромной хрустальной чашей почти прозрачного сине-лилового
тона. Малиновый край Хорли как раз начал выглядывать над верхушкой крыши. И
никаких следов грозного огневого вторжения, случившегося сегодня ночью.
Глядя на небо, скрывающее свою загадку, Алейтис потерла ноги о траву. Она
вдруг почувствовала, как больно сжалось сердце, мучимое неизвестностью.
Зазвонил колокол-нашту, и она вернулась в дом.
Алейтис ткнула бельевой палкой в кисло пахнущую, дымящуюся паром воду.
- Ай-Ашла, - пробормотала она и напряглась всем телом, силясь
заставить простыни кружиться в кипящей воде чана. От влажного жаркого
воздуха в низенькой прачечной комнате волосы ее превратились в слипшиеся
косички, то и дело лезшие ей в рот и в глаза.
Она на минуту оперлась о палку, которой шуровалa в чане, и, искривив
губы в горькой, насмешливой гримасе, посмотрела на сплетничающих,
хихикающих азиртт.
Заговор молчания был столь очевиден, что Алейтис фыркнула и отбросила
с лица влажные пряди.
Урдаг, работавшая в противоположном конце, подняла голову и
нахмурилась. Алейтис, встретив ее холодный, враждебный взгляд, опять
почувствовала внутри упрямое неподчинение. Она со злобой ткнула палкой в
белье, потом положила палку на пол и, вытерев лицо и руки влажной тряпкой,
хладнокровно вышла из прачечной, игнорируя сердитый окрик Урдаг.
Когда она миновала крытые постройки, свет Хеша яростно ударил ей в
лицо. Она поспешно натянула на глаза капюшон, поправила выбившиеся волосы.
Площадка патио была горяча и пустынна, над ней мерцал раскаленный дневной
воздух. Слабый случайный ветерок время от времени шевелил похожие на
пальмовые ветви домашнего дерева, и их бумажное шелестение еще более
усугубляло тишину. Алейтис прислонилась к дереву, вдыхая мятный аромат
фропд, нежными струями окутывавший ее.
- Азиз... Муклис... - пробормотала девушка, прикрыв глаза.
Внезапный сердитый окрик заставил ее подпрыгнуть и развернуться. "Нет,
покорно ждать я не намерена", - решила Алейтис. Бросив последний опасливый
взгляд в направлении, откуда доносился усиливающийся шум голосов, она
помчалась к воротам.
Оказавшись за тяжелыми, сделанными из толстых досок, створками ворот,
которые закрывались лишь зимой, Алейтис перешла на шаг. Дышать стало легче
- она была теперь за пределами дома. Из-под сандалий взлетали фонтанчики
горячей пыли. Девушка весело шагала, наступая на двойные тени вытянувшихся
вдоль дороги хоранов. Четырехпалые листья хоранов уже начала сворачиваться
в трубочки, подставляя солнцу свои серебристые спинки, а тени,
отбрасываемые хоранами, стали походить на узор, сотканный из толстых
прямоугольников.
На середине деревянного моста, аркой переброшенного через речку,
Алейтис остановилась и, глядя в бурлящий поток, залюбовалась игрой синих и
зеленых оттенков. В каком-то вневременном трансе слилась она с водой,
проносившейся мимо - Ссввишсссвишшш! - и реальный мир постепенно уплывал
куда-то, погружаясь в голубое и зеленое, превращаясь в музыкальное
бормотание голоса воды.
И вдруг Алейтис... сама поплыла, ощущая и твердое сопротивление камня,
и податливость старых деревянных опор мостика, и гибкость подводных трав,
расчесанных струями течения, и щекочущее прикосновение стаек серебристых
рыбок. А где-то далеко, на границах расплывающегося пузыря сознания, пузыря
восприятия, который был и в то же время уже не был Алейтис, что-то упрямо
сверкало малиновыми искорками. И ее куда-то тащило... или не ее, а ТО, ЧЕМ
ОНА БЫЛА В ЭТОТ МОМЕНТ...
И вдруг она стала алчными глазами, прицеливающимися в сочного червя,
который полз через прочерченную лучом солнца тень.
Паря, плывя, как игривый мыльный пузырек... струйкой... по капле
возвращалась она в собственное Я...
И вдруг она снова почувствовала горячий компресс солнца на спине, и
ощутила гладкость деревянного поручня под руками. Она осторожно провела по
нему пальцем, восторгаясь его атласной поверхностью, отполированной годами
прикосновений к прочному дереву.
Наполненная каким-то внутренним теплом, успокоением и гармонией,
Алейтис двинулась дальше. Песок поскрипывал под подошвами ее сандалий. Она
подняла голову и улыбнулась показавшемуся из-за зеленой каймы деревьев
Марифату с его необычными всплесками красок - оранжевой, желтой, красной,
фиолетовой. Краски ярко горели в прозрачном утреннем воздухе. Она
засмеялась от удовольствия и взбила носком облако песка.
Песнь радости пульсировала в венах Алейтис.
От главной дороги отделилась тропа, начало которой было отмечено
тонкими высокими хейшанскими ромашками. Алейтис чуть коснулась рукой их
голубых лепестков, и тяжелые соцветия затанцевали на пружинистых стеблях.
Деревья-колокольчики, линией вытянувшиеся вдоль тропы, позванивали в
порывах ветерка, трогавшего их семенные чашечки. Далекий, едва различимый
шепот реки смешивался с резкими, агрессивными тонами шаша, шухма и кашрата.
И внезапно все это поглотилось богатой гармонией барбата.
Алейтис вскинула руки и понеслась по тропе в диком танце, пронизанная
такой сильной радостью, что ей казалось, будто она, как солнце, выплывает
облаком золотистого тумана, освежая божественную красоту рассвета. Кожа
Алейтис, подобно туго натянутому барабану, вибрировала в ответ на звуки
утра, становившегося все более красочным.
Еще несколько шагов, и капюшон свалился на плечи, волосы, подхваченные
ветерком, ожили - каждая их прядь стала особым существом, со своей
отдельной жизнью.
Алейтис обошла последний куст зарослей зардагуна и оказалась перед
величественным старым хораном. На выступавшем из земли узловатом корне
сидел Вайд.
Спина его удобно устроилась в изгибе основания ствола.
Алейтис нежно улыбалась, наблюдая, как он заставляет танцевать музыку,
извлекаемую из барбата. Он был одет в темно-синюю с серебром аббу, изящными
складками ниспадавшую с его стройного тела. Этот барбат был его любимцем -
изящный полумесяц, ручной полировки, с инкрустацией в сложном стиле рисунка
найзех. Пальцы Вайда задумчиво блуждали по струнам, сам он, словно в
забытьи, смотрел на текущую возле его ног воду. Ветерок, шелестящий над
водой, перебирал его темные, с редкой проседью, волосы, густыми прядями
окаймлявшие тонкое нервное лицо.
- Вайд!
Он поднял голову и увидел ее:
- Лейта!
Загорелое лицо его осветилось теплой улыбкой. Он похлопал по плоскому
камню, который примостился возле корня хорана.
- Иди садись! Я сочиню для тебя песню.
- О, только не очень-то утруждай себя! - засмеялась она. - Я не хочу
мешать тебе. А что же ты сочиняешь сейчас? - Она присела рядом. - Грезы?
Вайд усмехнулся.
- Грезы? Нет, грезы приходят и уходят. - Напевая вполголоса, он провел
кончиками пальцев по ее руке. - Нет. Это брачное благословение.
Улыбаясь, она потерлась щекой о его ладонь.
- Для кого? Я знаю?
- Для младшей дочери Яры и Нилрада Гавринсона.
- Вот как... - Она села на камень и, наклонив голову, улыбнулась Вайду
из-под густой вуали упавших на лицо волос.
- Когда я шла сюда, снова случилось ЭТО.
Он отложил барбат, потрогал лоб Алейтис и произнес участливо:
- Жара нет. Странно... Когда у меня начались видения... Правда, я был
моложе... А что ты видела?
- Ну...
Она задумчиво смотрела на бегущую воду.
- ...Я смотрела в реку, и тут мне... Я как будто растаяла... и стала
чувствовать себя частью всего: деревьев, травы, воды. Потом внезапно все
кончилось, сломалось...
- Ты делала упражнения? - Он поймал ее руку и нащупал пульс. - Ты
слишком взволнована. Успокойся, Лейта. Можешь?
Алейтис прерывисто втянула воздух, потом медленно выпустила его,
сосредоточиваясь на успокаивающих ритмах воды, пока тело не замерло,
дыхание не углубилось, не замедлился пульс и она не почувствовала себя
спокойной и безмятежной.
- Да, - сказала она. - Каждое утро делала кхатутаха.
- Помогло?
Алейтис пожала плечами.
- Немного, - медленно произнесла она. - ЭТО теперь приходит чаще... и
я перестала бояться.
Он осторожно убрал волосы с ее лица.
- Лейта, у тебя дар. И я не обещаю тебе счастья или спокойствия, ты
это сама понимаешь. Но твой мир, горизонт его, расширится далеко за пределы
обычного. И никогда не бойся использовать свой дар...
Он вдруг нахмурился, глядя на поднимавшийся Хеш.
- Нет, еще не кхалахдахдкар. Разве ты не должна быть сегодня в
прачечной? Вчера ты говорила, что...
Алейтис попыталась отвернуться, но Вайд удержал ее.
- Я ушла от них.
- Рассказывай! - мрачно потребовал он.
- Просто я сыта по горло. - Чувствуя нарастающее внутри раздражение,
она рывком высвободилась. - Сам понимаешь...
Рука Вайда легла ей на колено.
- Лейта, Лейта, - устало сказал он. - Что ж, тебе виднее...
- А что они могут мне сделать? Побить? - Она пожала плечами. - Это
случалось уже не раз. Что бы я ни делала, как бы ни старалась, Камри всегда
найдет повод для недовольства. Почему же тогда я должна лизать ей пятки?
Он промолчал. Лицо его было серьезным, обеспокоенным.
- Скажи же мне, любовь моя! Если я ничем не могу угодить ей, то ради
чего стараться?
- Лейта... О, Мадар! Ты просто не понимаешь...
- Что? Не понимаю? - сухо произнесла она. - А что я должна понимать? Я
просто не знаю... Я ничего не могу больше сделать. Смотри. - Она протянула
вперед свои ладони. - Я работаю больше, чем азари. Мне приходится
выпрашивать втирания... Я, Дочь клана, должна ВЫПРАШИВАТЬ!.. Тех, кто добр
ко мне, я могу сосчитать по пальцам... А сегодня утром Йорчи, этот
мальчик... обозвал меня, выругал, назвал рыжей сукой. Я знаю, что меня едва
терпят, но почему? Почему?! Скажи, Вайд!
- Лейта...
Он явно был неуверен в себе и чем-то смущен.
- Я... Не спрашивай. Мне запрещено. Видишь ли... Щура...
Алейтис нетерпеливо заерзала.
- И ты, даже ты!
- Лейта!
Она обиженно скривила губы:
- Но ты ведь спал со мной! Этого ведь тебе не запретили? Хотя... ты
делал это в тайне от остальных...
- О, Лейта!
Она смотрела на него, яростно ударяя пяткой по камню.
- Ладно, азиз, сдаюсь, - проговорил он. - Вчерашний метеор разбудил
старые страхи и старую ненависть. И ты должна знать, с чем тебе предстоит
столкнуться.
Отбросив огненную прядь волос, она кинула на него косой взгляд.
- Метеор? При чем здесь это? Вчера ночью Камри обозвала меня сучьей
дочерью.
Вайд схватил ее за плечо, рывком притянул к себе и спросил:
- Почему? Она вынуждена была так тебя назвать? Что ты сделала?
- Я вышла посмотреть на небо. Понимаешь?
Она дернула плечом, но пальцы Вайда крепко сжимали его.
- Ты делаешь мне больно!
- Ты выходила ночью?
- Вайд, мне больно!
- Отвечай!
- Я хотела увидеть метеор, или хотя бы... - Она оттолкнула его. -
Вайд...
Закрыв глаза, он отпустил ее плечо.
- Алейтис...
- Я ничего не понимаю... Ничего...
- Неудивительно, азиз-ми. - Он улыбнулся ей и нежно провел пальцами по
щеке. - Это длинная и невеселая история.
- Вайд, прекрати! Неужели она настолько грустна, что ты никак не
соберешься рассказать мне ее? - Она нетерпеливо стукнула кулачком по бедру,
- Расскажи мне, почему Камри так ненавидит меня. Почему приходит в
бешенство всякий раз, когда меня видит?! И почему в долине только у меня
одной рыжие волосы? И почему Щура запретил меня любить? Ведь даже ты
осмелился прикоснуться ко мне только в темноте и тайком от всех! Почему
Аздар в одной комнате остается со мной только во время еды? Почему это так?
Почему? Ответь мне!
Он ласково погладил ее по волосам. Несколько прядей золотистым
браслетом обвились вокруг его запястья.
Алейтис расслабилась и прижалась к его плечу.
- Сейчас нет на это времени, - произнес он тихо. - Кто угодно может
нас здесь увидеть...
Когда она закрыла глаза и почувствовала, как в теле ее нарождается
нежность - рука Вайда продолжала ласкать ее.
- Сегодня ночью. Двойная предосторожность не повредит. Приходи сюда. В
тридцатый час. Сможешь?
- Даже если для этого придется спрыгнуть с крыши.
Вайд засмеялся и взял ее за подбородок. С теплой улыбкой, загоревшейся
в глазах, он спросил:
- Сегодня ночью ты благословишь со мной Мадара, да? - И, не ожидая
ответа, бережно погладил девушку по спине. Потом он упруго вскочил на ноги
и помог Алейтис подняться с камня.
- Пойдем, Лейта. Пора уходить отсюда.
Алейтис не спеша брела по дороге, замедляя шаг по мере того, как
приближался черный прямоугольник входа. Она осторожно подошла к дверям,
створки которых были так похожи на огромные крылья, и заглянула в зияющую
угольную темноту.
Кажется, короткий туннель был пуст. Сделав резкий выдох - ведь она
почти целую минуту в страхе сдерживала дыхание, - Алейтис стрелой метнулась
в темноту, стремясь быстрее оказаться в патио, и на всем ходу врезалась в
невидимую преграду: в туннеле кто-то стоял.
Отброшенная к стене, она несколько секунд не могла прийти в себя и
отдышаться. Когда же в глазах у Алейтис прояснилось, мышцы желудка
болезненно дернулись.
- Камри, - прошептала она.
- Сука! - раздалось в ответ зловещее шипение. - Весенняя сука! С кем
ты была сегодня? Я ведь его предупреждала...
Лицо Камри стало похоже на безобразную маску, гнев переполнял ее. Она
взмахнула рукой и, развернувшись так, что абба зашуршала, словно хоран в
зимнюю метель, прошипела:
- Я ведь ему говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет. Мне
нужно было тебя придушить сразу, как только ты родилась. Рувваи... Хайя...
Хитрая змея... И ты осмелилась... ты... после вчерашнего...
Каждое ее слово, слетавшее с искривленных злобой губ вместе с каплями
теплой слюны, было отравлено ядом ненависти.
Алейтис с трудом сдерживала отвращение и тошноту.
Она оперлась рукой о стену туннеля, находя какое-то успокоение в
холодном камне.
- Я ему говорила... - немилосердно шептал голос, я ведь ему говорила,
что не получится... у него твои ноги вместе удержать... как у твоей
мамаши... - Она хрипло завыла и прыгнула на Алейтис.
Девушка попыталась уклониться, нырнуть в сторону, но опоздала на долю
секунды: пальцы Камри, словно когти, впились в ее тело. Затем Камри
принялась трясти ее. На глаза Алейтис навернулись слезы.
- Ты вся в мать... Грязная похотливая ведьма... Ну, кого ты
околдовала?.. Кого ты отравила так, чтобы он не смотрел на меня... Вся в
мать... О, эти адские огненные волосы...
Алейтис пригнулась, чтобы уберечь лицо от гадкого дыхания Камри.
Страх, сковавший ее поначалу, прошел, и она заметалась, попытавшись
вырваться. В конце концов ей это удалось. Пронырнув под растопыренными
руками старухи, она рванула в сторону дворика и остановилась только под
деревом.
Судорожно сжимая кулаки, с побагровевшим лицом, Камри, выскочившая из
туннеля вслед за девушкой, уставилась горящим взглядом на предмет своей
ненависти и снова потребовала ответа:
- Ну, рувваи, скажи, кто он?.. - С каждым шагом к Алейтис она
выплевывала новую фразу. - Кто пробудил старое проклятие?.. Кто хочет
разрушить наш дом? Проклинаю тебя, тварь... и твою мать-суку...
- Салкурдех кхату! - прервал отвратительную сцену глубокий мужской
бас, который так напугал Алейтис, что она дернулась и больно ударилась
затылком о ствол дерева.
- Ахай, Зираки! - Она потрясла головой и перевела взгляд на Камри. Та
словно погасла: тело ее обмякло, лицо снова стало бледным, без кровинки.
Алейтис еще раз посмотрела на Зираки: его лицо, словно вобрав в себя
кровь Камри, побагровело.
Он нахмурился, и морщины избороздили все его лицо - от уголков глаза -
до носа, от носа - до уголков рта, от уголков рта - к острому подбородку.
- Иди сюда, - повелительно приказал он и поманил ее указательным
пальцем.
Озадаченная Алейтис бочком подошла к нему, все еще с опаской
поглядывая на Камри.
- А ты, Камри... Ты и без того уже сказала слишком много...
Камри опустила глаза и больше не поднимала их на Зираки.
- Тебя ждет таклиф. Там нужны рабочие руки. Возможно, позднее тебя
позовет Аздар...
Словно старый усталый мундарик, Камри заплетающимся шагом пересекла
дворик-патио и исчезла в доме.
Алейтис концом рукава вытерла покрытое испариной лицо.
- Спасибо, Зираки.
- Иди за мной, - сказал он бесцветно и, повернувшись, зашагал к
ближайшей двери. Когда они оказались в доме, он остановился в дверях
библиотеки.
- Входи и садись.
Она поспешно проскользнула мимо него и остановилась у длинного стола.
- Садись!
Он настойчиво смотрел на нее с порога комнаты. Она нервно пододвинула
к столу первый попавшийся стул и плюхнулась на него. Бросив украдкой взгляд
на Зираки, она положила дрожащие руки на стол.
- Алейтис... - Он произнес ее имя необычно резко, словно вытолкнул. В
голосе его слышалась невыразимая тревога.
- Да?
Она не отрывала взгляд от своих ладоней.
- Щура собирает мулакат в синджане Топаз.
- И?
- Ты не пойдешь туда.
Она резко подняла голову и с изумлением посмотрела на Зираки:
- Как?
- Так решил Аздар. Это его приказание. Забудь о работе, которая тебе
назначена. Иди в свою комнату и оставайся там. Не показывайся никому на
глаза. Я пришлю тебе азири с едой.
- Но... - она вскочила со стула. - Я имею ПРАВО!
Зираки нервно поджал губы.
- Алейтис, не надо спорить. Сейчас не время отстаивать свои права.
Если ты пойдешь с нами... - Он пожал плечами. - Ты только что видела
Камри... И увидишь то же самое, но помноженное на сто!
Алейтис судорожно сглотнула и опять уставилась на свои руки, лежащие
на столе.
- Он должен был сам сказать мне об этом!
- Сабийя-а... - отрывисто, грубо произнес Зираки. - Ты ведь умная
девушка.
- Ха! - коротко засмеялась она. - Зираки... - Голос ее задрожал.
- Я не могу ответить на твои вопросы, Алейтис, и поэтому не спрашивай
меня ни о чем!
Он подошел к девушке и осторожно коснулся ее лба.
- Постарайся не путаться под ногами следующие несколько дней. Так
будет лучше, поверь мне. Для твоей же безопасности. Надо, чтобы о тебе
забыли...
И он, не поворачиваясь к ней спиной, сделал несколько шагов назад.
- Дай им немного успокоиться, хорошо? - произнес он уже в дверях.
Когда Зираки покинул комнату, Алейтис устало опустила голову на руки.
- Ну и денек, - вздохнула она и откинулась на спинку стула. Руки,
словно тряпичные, безвольно упали вниз.
Вдруг что-то мягкое нежно коснулось ее щиколотки, потом еще и еще раз,
потом послышалось тихое "мур-р-р".
- Мули, - улыбнулась она и услышала в ответ новое "мур-р-р". Она
подняла мягкое косматое существо и опустила себе на колени. Гарб тут же
свернулся клубком и шершавым языком лизнул ее пальцы.
- Мули, мули, - заворковала Алейтис. Она гладила его густой
красновато-коричневый мех до тех пор, пока не испарились ее гнев и
напряжение.
Алейтис села в кровати и, наклонив голову, прислушалась к Тванит. Та
дышала глубоко и ровно и, кажется, была намерена продолжать в том же духе
до самого рассвета. Каждый третий вдох ее сопровождался тихим клокотаньем в
горле, но не более громким, чем писк мыши.
Но едва Алейтис перебросила ноги через край постели, как кожаные ремни
сетки громко скрипнули. Она соскользнула на пол и, затаив дыхание,
чувствуя, как дергается уголок рта, напряженно застыла. Однако Тванит не
шевелилась. Дыхание ее было ровным, как ход часов: вдох-выдох, вдох-выдох.
Алейтис облегченно вздохнула и через голову стащила теплую ночную
рубашку. Вздрагивая от холода, она аккуратно сложила ее, спрятала под
подушку.
По холодному полу, босиком, с сильно бьющимся сердцем, она
проскользнула к шкафу и открыла его.
Схватив первую же попавшуюся под руку аббу, она влезла в нее и
дрожащими пальцами завязала тесемки, Потом закрыла глаза, прислонилась к
стене.
- У меня еще много времени... - прошептала она. - Еще много времени...
- И откинула волосы с лица. - Духи... Мне нужны духи... - Она принялась
шарить среди склянок, вздрагивая всякий раз, когда те чуть звякали. Наконец
нужный пузырек нашелся. Алейтис вытащила пробку дрожащими от волнения
пальцами, принялась втирать ароматную эссенцию во все тело, не забывая и
самых мест. От прикосновения влаги кожа ее покрылась пупырышками, в крови
загорелся огонь предвкушения.
Внезапно она поняла, что поступает слишком опрометчиво, и решительно
закрыла пузырек пробкой. Смех душил ее. "МЕНЯ МОЖНО ВЫСЛЕДИТЬ ПО ОДНОМУ
ЭТОМУ ЗАПАХУ, - подумала она. - ВОТ ДУРА..."
Свечи в холле укоротились уже наполовину. Мятущиеся тени плясали на
стенах, как кошмарные чудовища. Алейтис нервно сглотнула и, на цыпочках
подбежав к лестнице, молнией помчалась вниз. Она почти не касалась пола
босыми ногами, но ей казалось, что ее бег подобен ударам гонга.
В патио она на миг остановилась возле домашнего дерева, погладила его
блестящую кору.
- Пожелай мне удачи, азиз, - шепнула она и, с неохотой оторвав руки от
дерева, понеслась к темнеющей пасти туннеля.
Глубоко втянув ночной воздух, она ступила на дорогу. Под ногами
холодный песок, влажный от прошедшего вечером дождя, противный песок,
застревающий между пальцами. Над головой - мерцание листьев хоранов. Легкий
ветерок опять шептал ей слова, которые всякий раз оставались
неразгаданными, хотя она до предела напрягала свой слух... Казалось, еще
чуть-чуть, и она сможет понять те ужасные вещи, которые он твердит ей...
Стоит только получше прислушаться...
Вокруг нее танцевали на бледной земле лунные тени, а она мчалась
сквозь них, нарушая громким участившимся дыханием тихую гармонию ночных
звуков.
Она влетела на мост и опять уловила своим воспаленным слухом, что ее
шаги звучат святотатственно громко. Охнув, она добежала до середины моста и
приостановилась, чтобы немного отдышаться. Трепеща, как несомый ветром
листок, девушка прислонилась к гладкому поручню.
Журчание воды, как всегда, успокоило ее. Она вздохнула и, оперевшись
локтем о поручень, глянула вниз на черную реку, которая ночью казалась еще
более таинственной и красивой... Серебряные спирали водоворотов, черные
слоистые тени, легко изменяющие свои очертания и ускользающие прочь под
мост. Река тихо разговаривала с ней, и этот шепот целебным бальзамом
проливался на дрожащие, как струны, нервы Алейтис, проникал в мозг.
Казалось, звуки растворяются... пропитывают кожу... Расплываются на
сверкающей алмазной воде как танцующий луч лунного света... Она улавливала
отрывки простых эмоций животных - голод и жевание... И далекую жадность
хищника. Время... Время растягивалось, тянулось... тянулось... и наконец
лопнуло!
Алейтис охнула и, быстро повернувшись, глянула на темный силуэт дома
клана, неподвижной, прочной громадой возвышавшийся на фоне алмазной россыпи
ночного неба. Шорох листьев резанул по обнаженным нервам Алейтис, заставив
ее снова содрогнуться, Она поспешно удалилась в благословенную темноту
теней деревьев, росших вдоль берега.
У старого хорана она положила руку на узловатый корень и тихо позвала:
- Вайд?
Журчала река, ночь была наполнена таинственными поскрипываниями и
шуршанием.
Алейтис обняла дерево и закрыла глаза.
- Вайд?
Ответа опять не последовало.
В животе холодным противным узлом начал сплетаться страх... А вдруг он
не пришел?..
- Лейта? - раздался над ее головой тихий, похожий на свист, шепот.
Она вжалась в ствол дерева и прижалась к его шершавой бугристой коре.
- Хай... - Он спустился к ней и взял ее на руки. - Ах ты, мой
маленький, несчастный гарбик.
Ласково прижавшись к его груди, она хотела что-то ответить, но зубы
стучали так громко, что она была не в состоянии вымолвить хоть слово.
- Тише, любовь моя, расслабься... У нас впереди вся ночь...
Он крепко прижал ее к себе и начал нежно гладить волосы и спину.
Постепенно холод отпустил Алейтис. Она глубоко вздохнула и, подняв
голову, кончиками пальцев коснулась его щеки, потом, взволнованная,
свернулась калачиком, и еще теснее прижалась к его сильному горячему телу.
- Это был кошмарный день...
- Я знаю, Лейта, знаю...
Она откинула голову и прошептала:
- Что произошло на мулакате?
Он не ответил. Лицо его было печально.
- Что, так все плохо?
Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в пробор в волосах.
- Да. Плохо. Но не хуже, чем могло бы быть.
- Гм... может, ты мне расскажешь?
Она провела пальцем по его руке и, немного успокоившись от
прикосновения к упругим мышцам под гладкой кожей, повторила;
- Я прошу тебя, Вайд-ми!
Он согласно кивнул, но было видно, что начинать рассказ ему страшно не
хотелось.
Алейтис слышала, как бешено колотится сердце Вайда.
- Ну же! - Она нетерпеливо заерзала. - Аздар весь день держал меня под
арестом в комнате. Тванит пришла с мулаката такая испуганная, что ничего не
смогла мне рассказать. Только плакала. Посмотрит на меня и начинает
плакать, бедняжка. Это привело меня в полное отчаяние.
Алейтис вздрогнула. Холод начал подбираться к ногам.
- Тебе холодно? - спросил он. - У тебя дрожат руки.
Она немного отстранилась и нахмурилась.
- Вайд!..
Он засмеялся:
- Только не здесь, любовь моя!
Он поставил ее на землю, потом потянулся и зевнул - черно-белые в
свете луны складки его аббы зашуршали.
- Фанджан слишком далеко. Может, присоединимся к лошадям?
- Уж лучше лошади, чем какой-нибудь подсматривающий идиот. Гораздо
лучше.
Вайд усмехнулся, блеснув зубами.
- О, я забыл. - Он взял ее за руку. - Ты ведь так любишь животных!
И они начали пробираться среди корневищ. Алейтис крепко сжала его
пальцы.
- Они приятнее людей. По крайней мере, для меня.
Он обхватил ее за талию, и она в одно мгновение оказалась на пороге
раскрытой двери конюшни. Шумно зарокотала отодвигаемая в сторону дверь, и
Алейтис напряглась. Вайд тихонько засмеялся и погладил ее рукой по боку.
- Не бойся, любовь моя. Все благоразумные люди давно спят в своих
теплых постелях.
Она хмыкнула и вошла в конюшню. Задвинув дверь, он последовал за ней.
До Алейтис донеслось тихое шуршание, пофыркивание, дыхание - это
шевелились и жили в своих снах лошади. Слабый свет сочился сквозь узкие
двойные окна, расположенные под самой крышей, но Алейтис ничего не видела,
кроме неясных силуэтов стоящих по обе стороны от прохода животных. Тепло,
исходящее от их тел, согрело девушку. Она почувствовала, как озноб, волнами
накатывавшийся на нее, утихает.
- Вайд!
- Вверх по лестнице! - Он слегка подтолкнул ее, и его горячая ладонь
легла ей на талию.
Алейтис на ощупь вскарабкалась на сеновал и пробралась по скользкой
соломе в угол. Крошечное окошечко пропускало сквозь сеть паутины и сенной
пыли заблудившиеся лучи луны, освещавшие маленький холмик соломы. Урча от
удовольствия, она упала на солому и закопошилась, устраивая себе уютное
углубление. Потом она всем телом погрузилась в него и громко понюхала
воздух.
- Мне здесь нравится.
Вайд опустился рядом. Она улыбнулась ему.
- Лейта...
Его глаза блестели в свете луны. Он склонился над ней и осторожно, как
бы нерешительно, провел пальцем по щеке и шее.
- Нежная... - Голос его замер, когда он коснулся губами чувствительной
ямочки на шее. - Благословенная.
Она ласкала кончиками пальцев его шею. Его шершавая щека приятно
прижималась к ее коже.
Алейтис осторожно склонила голову Вайда назад, чтобы видеть его лицо.
- Сегодня я не смогла стащить таблетки...
Он засмеялся и опять начал щекотать губами ее шею:
- Значит, пророчество начнется сегодня ночью...
Ааб заглядывал в маленькое окошко, мягко освещая две золотистые
фигуры, опалесцирующим туманом окутывая двигающиеся в ритме любви
обнаженные тела.
Но вот они замерли - словно абстрактный узор в светотенях.
Прошла долгая минута, и Алейтис зашевелилась.
Вайд поднялся, освобождая распростертое под ним тело.
Сел. Притронулся кончиками пальцев к щеке Алейтис:
- Лейта?
Она поднесла к губам его ладонь, поцеловала. Потом положила руки под
голову и с наслаждением потянулась.
- Да?
Он засмеялся и набросил на нее аббу.
- Чтобы ты не замерзла. Нет, не шевелись. - Он затянул завязки,
разгладил ткань. Она постанывала от удовольствия, наблюдая, как он
натягивает на себя одежду. Потом он взял ее руку в свою.
- Тебе хорошо, любовь моя?
- Очень... - Она вздохнула и села. - Ты сказал - пророчество?
Он притянул ее к себе, и голова Алейтис легла ему на грудь. Она
слышала, как сильно стучит его сердце.
Несмотря на мрачную тень предчувствия, парящую в ее сознании, она была
спокойна и лишь наполовину внимала словам Вайда.
- Кровь и разрушение, - тихо говорил Вайд. - С той поры одна и та же
греза виделась мне каждый день, каждый год... Кровь и разрушение... Куда бы
я ни повернулся... - Слова, казалось, с трудом покидали его губы, словно он
вытягивал их из себя. - Вокруг тебя падают мертвые. Пришельцы разрушают
Раксидан. Не сейчас. Я это чувствовал. Не сейчас, но когда наш сын... -
Алейтис удивленно вздрогнула. - Сын, которого мы зачали сегодня ночью...
когда он вырастет... Люди, сжигающие все вокруг... Рыжеволосый человек со
злыми зелеными глазами дико хохочет, видя это разрушение... - Рука Вайда
соскользнула с груди Алейтис и нежно погладила живот и талию. В течение
нескольких секунд девушка чувствовала, как его ритмичное дыхание шевелит
волосы у нее на макушке. - Потом в мою грезу вторгалось странное видение.
Чернота, пронизываемая звездами, расползалась во все стороны, до
бесконечности... В конце концов она охватывала всю Вселенную... А в центре
медленно вращалась ты... твое тело, прозрачное, как туман. Сотни солнц
запутались в твоих волосах, тысячи звезд просвечивают сквозь твое
призрачное тело. Я ощущал в тебе что-то огромное, какую-то неведомую силу,
страшную энергию, власть... Ты преодолела чудовищный путь, о котором я даже
не подозревал, и впереди у тебя лежал другой, более сложный и более долгий
путь...
- Хайя!.. - Она некоторое время молчала. - Тебе это снилось? Ты что,
спал на мулакате?
- А что я мог сделать? Ведь я - грезитель и певец Раксидана.
- Я понимаю, Вайд, - вздохнула она печально. - Но от этого жизнь моя
не станет легче.
- Алейтис, сейчас ты достигла в своей жизни решающего момента.
Кризиса. Перекрестка. И ты должна принять решение. В долине слишком много
таких, как Камри...
Он беспокойно зашевелился под телом Алейтис, словно вдруг покрывшийся
тревожной рябью безмятежный пруд. Солома тихо зашуршала.
- Наверное, тебе придется покинуть Раксидан.
Она вздрогнула.
- Вайд, мне страшно...
- Я знаю.
- Нет! - Она вдруг подалась назад, села. - Я не уйду! Проклятые когти
кровавой Ашлы, что они могут мне сделать? Я имею право! Я знаю свое право!
Закон клана...
- Алейтис... - Он покачал головой, отрицая все, что она пыталась
сказать, и тронул ее за щеку. - И даже став моей супругой, ты не будешь в
безопасности. Понимаешь, Лейта, ты ведь в конечном счете не считаешься
членом клана...
- Что? - Она уставилась на него, пораженная.
- Твоя мать была не из нашего клана, и ее никогда не принимали в клан.
К тому же они боятся. Метеор возмутил угасшие страсти, подобно тому, как
ураган тревожит слизистый ил, спокойно лежавший на дне загнившего пруда.
Скоро, очень скоро все это прорвется и испепелит тебя, если ты останешься
здесь...
Голос Вайда приобрел свою привычную убедительность, и он продолжал
что-то объяснять ей, но она уже не слушала его. Мысли ее все возвращались и
возвращались к слову, которое он употребил: "супруга".
Даже известие о ее незаконном, неклановом статусе не могло затмить
радость триумфа. Она перебила Вайда:
- Значит, ты хотел бы, чтобы я стала одной из твоих жен?
Он засмеялся и обнял ее:
- Лейта, Лейта...
Алейтис переполняла неудержимая радость.
- Тогда... тогда вот и ответ. - Она откинулась на обнимавшую ее руку.
- Если я стану твоей супругой, никто ко мне не прикоснется!
Он покачал головой:
- Ты ничего не поняла, дорогая.
- Но... - Она дернула его за рукав. - Тогда я перестану быть
изгнанницей, парией. Разве не так? - Она всмотрелась в его застывшее как
камень лицо. - Нет, Вайд?
- Ты была бы в безопасности, Лейта, если бы не одно... И ЭТО
перекрывает все остальное...
- Что это? - перебила она.
- Твоя мать, Лейта.
- Моя мать? - Она вырвалась из его объятий и уселась на соломе,
положив руки на колени. - Я то и дело слышу о своей матери. От тебя. От
Камри. От Зираки, который трясется от страха, боясь, что я его о чем-нибудь
спрошу.
- Я нарушил клятву, произнося только одно ее имя.
- Но ты уже нарушил закон Щура! Нарушил, Вайд, когда полюбил меня.
Скажи мне, что это за клятва? К тому же, ты уже пообещал мне, что
расскажешь!
Скрестив ноги, положив руки на колени, он расслабил мышцы лица, глаза
его стали непроницаемыми, пустыми - Вайд погрузился в ментальный транс
матриба.
Далеким, тихим голосом начал он излагать историю проклятия:
- Это случилось в год Аздара, в месяц Яразур, в денницу большого
таяния, в денницу красного света, когда Хорли закрывает Хеш. В час
субсуруда, когда диск Хорли только-только показался над краем мира, небо
извергло из себя огненный шар. Метеор просвистел над долиной, проскочил над
зубьями Дандана и развалился на две части. Большая исчезла за горами, а
меньшая часть его упала за хребтами на юге.
Мы собрались в домах и переговаривались только шепотом: все были так
испуганы, что не решались говорить громко. День прошел. Ночь прошла. На
третье утро мы решились выползти наружу. Обычная наша работа двигалась со
скоростью ползущего червяка, мы то и дело поднимали голову вверх, со
страхом всматриваясь в небо. Вадр, мой наставник и хозяин, пытался войти в
грезу, но видения были такими странными и искаженными, что он ничего не мог
прочесть. Я тоже пытался. Не получилось. Пастух Шаир, окутанный клубами
дыма своего костра, поведал о пришедшем в наш край зле и злой
предопределенности и попытался склонить Щура на объявление
Аташ-нау-таваллуда. Но мы были не настолько испуганы...
День проходил за днем, и наши головы постепенно перестали задираться к
небу. Потом, в месяц Гавран, в долину пришел караван. В ту ночь целующиеся
Ааб и Зеб поднялись рано, и тучи, клубившиеся высоко над Данданом и вокруг
него, были унесены и раскиданы сухим ревущим ветром, так что ночной дождь
погиб, еще не родившись. Пламя костров, разложенных по обширной долине,
взлетало высоко в небо, отбрасывая теплый отсвет на ярмарочные балаганы,
превращая в оранжевые статуи женщин-рабынь и тех, кто продавал их плоть
любопытным мардха.
Аздар, неукротимый в своей похоти, прогуливался среди фургонов и
шатров, разглядывая танцующих возле костров рабынь. Я бродил неподалеку,
один, слишком застенчивый, чтобы присоединиться к веселью. Наконец я
оказался у одного из фургонов - он стоял несколько особняком, и это меня
привлекло. На ступеньках его сидела женщина в черно-белом одеянии. Ее
длинные волосы, завивавшиеся на концах, светились, словно дерево-авришуш в
лучах маленького серебряного фонаря, подвешенного тут же, над ее головой. Я
стоял, не в силах оторвать взгляд, чувствуя, что совершенно околдован.
Это была женщина-пламя. Глаза ее, удивительно похожие на зеленые
самоцветы, лихорадочно горели. Волосы ее были красными, как огонь костра,
краснее, чем наше красное солнце Хорли. Кость у нее была тонкая, изящная,
как у птицы, но тело было богато сладострастными выпуклостями. Какая она
была красивая... Есть красота, от которой сразу перехватывает дыхание, она
потрясает все существо ваше, и каждый удар сердца превращается в удар
гонга, кричащего о страсти.
Она сидела очень прямо и неподвижно, глядя в пустоту. Руки с узкими,
изящными ладонями, с длинными пальцами отдыхали на ее коленях. Я потихоньку
подходил к ней, не покидая, однако, спасительной тени, но прежде, чем я
успел заговорить, появился Аздар. Он уставился на женщину, кончиком языка
быстро-быстро облизывая губы.
Я спрятался в тени, отбрасываемой соседним фургоном - кажется, это был
фургон с кормом для лошадей, - и смотрел на них. За несколько месяцев до
этого я обрел зрелость и начал входить в мир грез. Я покинул дом отца,
порвал со своими братьями и сестрами и отправился к Вадру, чтобы сидеть у
его ног, впитывая мудрость наставника. Время было для меня трудное,
одинокое, и потому я был крайне чувствителен и уязвим в ту пору.
Аздар увидел ее волосы, ее тело - и возжелал ее.
Я же увидел в ней нечто другое, нечто скрытое у нее внутри, странное и
неукротимое, притягивающее меня с силой большей, чем сама жизнь.
Аздар остановился перед женщиной. Она холодно посмотрела на него и
отвела взгляд. А когда свет серебряного фонаря ударил в огненные пряди ее
волос, я увидел, как она, верхом на пламени промчавшись сквозь пространство
космоса, опустилась на вращающийся Ядугap. Я еще дрожал, потрясенный этим
видением, когда Аздар громадной рукой схватил ее за подбородок.
- Как твое имя? - Его голос больше напоминал звериное рычание, а не
речь человека. Не дождавшись ответа, он произнес: - Пойдем со мной. Я
хорошо заплачу!
Казалось, она едва замечает его. Даже когда он намотал на ладонь прядь
ее огненных волос и дернул, заставив поднять лицо, ее руки остались
спокойно лежать на коленях, а глаза смотрели сквозь Аздара, словно его и не
было сейчас подле нее.
Я вдруг затрясся, словно меня с головы до ног окатили холодной водой.
Опасность и угроза окутали нас - меня, женщину и Аздара - как дым, прибитый
к земле дождем.
Он опять дернул ее за волосы, чтобы заставить подняться на ноги. Она
подняла руки. Я замер: тонкая стальная цепочка, несколько раз обвивавшаяся
вокруг ее запястья, была пристегнута к ступенькам тяжелым замком с дужкой.
Мне приходилось видеть такую сталь. Кто была эта женщина, если ее приковали
к месту цепочкой, с помощью которой обычно сковывали тарсов? Но Аздар,
слишком глубоко увязший в своем шавате, лишь застонал от отчаяния и
удивления и потащил ее на землю.
Она распростерлась у его ног. Юбка высоко задралась, и я увидел, что
ее ноги тоже скованы вместе цепочкой. Аздар дико зарычал от гнева.
В круг света, отбрасываемый серебряным фонарем, ступил невысокий
темноволосый человек, мускулистый, как бык-гага. Его маленький, пухлый,
жадный рот был плотно сжат. Он усмехнулся. На месте Аздара я бы убил его на
месте - за одну только эту усмешку. Но, ослепленный желанием, Аздар не
обратил на него внимания: он пытался разорвать цепь.
- Ключ продается, если ты дашь хорошую цену. - Голос у караванщика был
хитрый, елейный. Аздар резко развернулся и схватился за нож, который он
носил за поясом. Глаза его свирепо сверкнули.
- Ключ продается, - напомнил незнакомец.
Аздар расслабился и хрипло, с натугой, спросил:
- С-к-колько?
- Двадцать коней и десять больших мотков авришума.
Я едва не выдал себя, но вовремя успел прикусить язык. Запрос был
нелепо велик - за такую цену можно было купить десяток самых лучших женщин!
Аздар колебался.
Караванщик, словно дразня, позвякивал двумя ключами, подвешенными к
его рисману. Женщина села, расправила юбку, снова сложила руки на коленях и
уставилась в темноту, мимо мужчин. Серебряный фонарь бросал свет на ее
щеку, на плечо, на мягкие холмики груди, возвышавшиеся над краем одежды.
Кожа у нее была необычно светлая, как молоко. Она сидела молча, не
двигаясь, и только грудь ее спокойно поднималась и опускалась.
- Она может говорить? - На мгновение кровь торговца охладила пыл
Аздара. - Немая мне не нужна.
Мужчина шагнул вперед, остановился перед женщиной, вытащил из-за пояса
шараг и поднес позвякивающие нити к ее лицу.
- Говори, женщина, - сказал он тихо-тихо. - Назови этому господину
свое имя.
Безразличие слетело с лица женщины, лихорадочный блеск в глазах
сменился раскаленной докрасна ненавистью, от которой волна холодной дрожи
прокатилась по моей спине. Караванщик был или очень смелым человеком, или
слишком тупым: он не испугался ее пылающего взгляда. Перемена в женщине
была разительной: из мраморной богини она мгновенно превратилась в живое,
полное страсти существо. Она была величественна. Дыхание Аздара прервалось,
лицо покрылось крупными каплями пота.
Караванщик чуть подался вперед, маслянистая ухмылка вернулась на его
лицо.
- Говори, - угрожающе прошептал он женщине.
- Шареем Атеннантан ди Бритнан, - словно выплюнула, каждый звук ее
глубокого голоса очаровывал меня.
Аздар оттолкнул караванщика, поднял женщину и перекинул ее через
плечо. Повернувшись лицом к хозяину товара, он протянул руку за ключами.
- Договорились, - прохрипел он. - Завтра сможешь забрать плату. Слово
Аздара.
Мужчина небрежно бросил ключи ему на ладонь.
- Хочу предупредить тебя, благородный господин: не снимай цепь с ее
рук... Иначе мне трудно будет получить плату с твоих наследников.
Аздар пренебрежительно хрюкнул и скрылся в темноте. Мужчина, довольно
насвистывая, тоже удалился.
Я забился в свою комнату и проплакал о ней, красноволосой красавице,
до тех пор, пока ночь, наполненная моей болью и бессилием, не сложила
черных крыльев предзнаменования, которые овевали мою душу.
На следующий день торговец получил обещанную плату - коней и ткани.
В то утро Шареем лежала в бреду, вскрикивая, вздрагивая от озноба.
Женщины боялись к ней подходить, но тяжелая рука Аздара пугала их еще
больше.
Аздар был достаточно умен, чтобы не подпускать к Шареем Камри - он
знал, что эта хитрая сука в конце концов отравит соперницу. Он ложился в
постель с Камри, но никогда ей не доверял: в уме ему не откажешь.
С появлением Шареем он не мог больше смотреть ни на одну женщину. По
дому пошли гулять слухи, что она опоила Аздара, околдовала его, чтобы он
забрал ее от караванщика. Она якобы напустила на него такие чары, что он
ничего не смог с собой поделать. И хотя я никому не проговорился о
потрясшем меня видении, распространились другие слухи, связывавшие имя
Шареем с появлением метеора. Их распространял ненавистный Шаир. Она назвал
эту женщину дочерью демона и предрек, что она принесет в долину проклятие.
Почти три месяца Шареем пролежала при смерти.
Только в середине лета она первый раз открыла глаза - пришла в
сознание - и почувствовала, что в ту первую ночь Аздар наградил ее
ребенком. Она лежала в постели, похожая на высохший лист; молочно-белая
кожа натянулась на ее тонких косточках, пламя огненных волос потускнело.
Аздар навещал ее каждый день. Подвинув к кровати стул, он осторожно садился
на него и смотрел, смотрел на нее, уперев руки в колени. Он что-то ей
басовито гудел, гладил руки и волосы, но она смотрела мимо, на стену,
совершенно не реагируя на его присутствие.
Она отказывалась удовлетворить его желание, ссылаясь на слабость. Но
постепенно жизнь и здоровье возвращались к ней - тело ее округлилось,
волосы заблестели и заиграли живым огнем. Аздар перестал уступать ее
просьбам. Он стал приходить к ней каждую ночь.
Он жаждал ее, и эта жажда становилась с каждым мигoм все сильнее и
сильнее, и чем больше он утолял ее, тем больше ему вновь хотелось напиться.
Я помню, как она часами стояла на мосту, глядя в Раксидан. Если
кто-нибудь пытался с ней заговорить, она ненавидящими глазами смотрела на
него, потом снова устремляла взгляд на танцующую, искрящуюся воду.
Шли месяцы, ребенок рос в ее чреве. Но Аздар все не мог насытиться, не
мог оставить ее в покое: казалось, он ненавидит свое будущее дитя.
Неумолимо быстро приближалось время, когда Шареем должна была уйти в Танху,
и тогда он больше не сможет приходить к ней.
Я наблюдал за ней, когда мог, любовался ею, но она, видимо, даже не
подозревала о моем существовании. И вот однажды, когда она как обычно
стояла на мосту...
В то раннее утро воздух был чист, прозрачен, прохладен... Когда
случаются такие дни, кровь закипает, хочется что-то создать... Я сидел под
старым хораном и, чтобы успокоить это кипение, играл на барбате, позволяя
пальцам блуждать по струнам, как им хотелось.
Она пришла ко мне на звук песни. Не говоря ни слова, опустилась рядом
со мной на камень и заслушалась...
Я дрожал, я наслаждался ее присутствием. В мои пальцы вливался
сладостный поток Славы.
Немного погодя она наклонилась ко мне и положила свою руку на мою, тем
самым давая понять, что моим уставшим пальцам пора немного отдохнуть. Мы
сидели рядом, слушая, как ветер шевелит листву деревьев и как журчит вода,
протекающая у наших ног. Впервые я ощутил, как внутри Шареем распускается
благостный цветок покоя и мира, как разрешается конфликт сплетенных в
прихотливый узор чувств, круживших женщину в непрекращающемся вихре.
Мы сидели так довольно долго. Вдруг до нас донеслись голоса - кто-то
шел по берегу реки. Она убрала свою руку, улыбнулась. Я помог ей подняться.
Глубоким голосом, который у меня всегда ассоциировался с темным бархатом,
она произнесла:
- Благословляю тебя, мой друг.
День катился за днем. Шареем часто приходила слушать, как я играю.
Сперва она сидела молча, но мало-помалу мы разговорились, поначалу,
разумеется, о пустяках: ничто так не способствует превращению незнакомых
людей в друзей, как подобные беседы. Лето уже перевалило за середину и
скользило вниз, к осени.
И вот наступил месяц Чанг, пришло время Шареем уходить в Танху.
Однажды поздно вечером в Марифат пробрался Аздар. Я проснулся в нервном
ознобе и, повинуясь интуиции, прокрался к комнате Икштара. Аздар то
угрожал, то улещивал доктора. Наконец тот сдался и дал согласие - согласие
на аборт.
Встретившись с Шареем на следующий день у реки, я ей все рассказал.
Она подошла к берегу и уставилась в прозрачную зеленоватую воду. Я
чувствовал себя ужасно беспомощным, руки мои безвольно повисли, а язык
вдруг стал раза в два толще обычного.
Постояв немного, она повернулась, подошла ко мне и, с доброй улыбкой
на губах, провела по моей щеке ладонью. Я чуть не упал в обморок от
охвативших меня одновременно страха и радости.
- Не бойся меня, - сказала она тихо. - Ты мне необходим, мой юный
друг. Мне так одиноко здесь... - Голос ее замер, глаза стали необыкновенно
печальными.
Я растерялся - слова застряли в горле. Я неуклюже потянул к ней руки.
Она чуть-чуть прикоснулась ко мне и отошла в сторону. Я смотрел на нее до
тех пор, пока мой отупевший мозг не начал снова работать. Я бросился за
ней.
Аздар нашел нас в патио - мы сидели на скамье под деревом. Теперь этой
скамьи нет - Камри сожгла ее. Аздар сообщил Шареем, чего он от нее хочет.
Доктор был с ним. Шареем сидела не двигаясь, сцепив пальцы и положив
руки на колени; на лице - маска спокойствия.
Она взглянула на Икштара своими глазами-изумрудами, и врач
содрогнулся, будто от холода, хотя утро было достаточно теплым. Потом черед
дрожать наступил и для Аздара. Пристально посмотрев на него холодными, как
зимнее утро, глазами, она тихо произнесла:
- А меня вы спрашивать не собираетесь?
Аздар с заметным усилием высвободился из-под воздействия ее взгляда и
мрачно кивнул. Врач опустил глаза и ничего не говорил.
Шареем поднялась. Несмотря на бремя второй жизни, которую она носила в
себе, ее движения сохранили необыкновенную грацию. Глаза ее искрились, и
невидимая энергия так плотно кружила вокруг нее, что мне тяжело было
дышать.
- За твою жадность и за твою трусость... - сказала она Икштару,
презрительно скривив губы. - Жадность, которая заставила тебя отказаться от
столь глубоких убеждений... - Голос ее так вибрировал в утреннем воздухе,
что было больно ушам. - За твое отступничество - прими мой подарок!
Она подняла руку, направив указательный палец на доктора, который не в
силах был пошевельнуться.
Яркое золотистое свечение, словно прозрачный воздушный мед, окутало ее
руки. Презрительно усмехнувшись, она щелкнула пальцами: молниеносная дуга
ударила в застывшее лицо Икштара, из горла его вырвался тонкий, жалобный
вой. Но прежде, чем этот звук замер, врач рухнул лицом на траву и, словно
хрупкое стекло, буквально разлетелся на сотни острых осколков.
Я отвернулся, не в силах вынести подобное зрелище.
Шареем теперь смотрела на Аздара.
- Итак, - тихим, холодным, как лед, голосом произнесла она, - ты
собирался убить моего ребенка, чтобы продолжать пользоваться моим телом, -
улыбка слетела с ее лица. - Я не просила у тебя этого ребенка. Но теперь он
МОЙ, и никто никогда не посмеет отнять у меня мое. Я - вриххг. - Она гордо
подняла голову: - Я принадлежу к народу врихх! И клянусь, что если ты даже
случайно коснешься кончика моего пальца, то уже никогда не будешь мужчиной
- ни с одной женщиной. - Она вскинула руку, указывая на окровавленные
осколки у своих ног: - Нужно было с тобой сделать то же самое. Но ради
ребенка - живи. Ребенка, которого ты хотел убить. Благослови ее, Аздар, она
спасла тебе жизнь.
Она сложила ладони чашей, которая тут же начала наполняться янтарным
светом. Свет исходил из ее пальцев и как дым растворялся в утреннем
воздухе.
Презрительная улыбка вновь заиграла на ее губах, когда она подняла
голову. Волосы ее зашевелились, словно начали жить своей собственной
жизнью, словно горячий воздух в полдень. Она немного опустила руки и,
наклонившись, стала глядеть в золотистый овал света. Губы ее двигались,
медленно роняя слова в янтарное свечение.
Аздар попытался шевельнуться, когда Шареем отвела от него взгляд. Я
видел, как ужас начал вырисовываться на его лице - по мере того, как он
обнаруживал, что не в силах сдвинуться с места. Я посмотрел вокруг,
старательно обводя взглядом куски мертвой окровавленной плоти.
Камри, стоявшая недалеко от Аздара, окаменела от страха. Постепенно
азири и прочие обитатели дома Аздара входили, один за другим, на
непослушных ногах, спотыкаясь, в патио через все двери. Они тут же
останавливались словно завороженные.
Шареем продолжала вглядываться в золотой свет, наполнявший чашу ее
ладоней. Я пошевелил затекшими ногами. Шареем вскинула на меня глаза, и я
задрожал от страха. Но она подмигнула мне, уголок ее рта чуть дрогнул - она
улыбалась, но совсем не той, ужасной улыбкой, которая была на ее лице еще
секунду назад.
Я почувствовал облегчение, расслабился и за остальной частью
представления следил с большим интересом и, должен признаться, не с таким
уж маленьким самодовольством.
- Слушайте меня, - сказала Шареем властным голосом. - Я накладываю
проклятие на дом Аздара. Семя мое уничтожит этот дом. Семя Аздара разрушит
его. Пока мой ребенок будет жить здесь счастливо, ваш клан будет
процветать. И долина Раксидана будет плодоносить и цвести. Но проклятие,
как меч, падет на ваши головы, если мой ребенок узнает здесь боль или
погибнет. Тогда от клана не останется камня на камне. Сознание людей Аздара
разрушится. Семя мое превратит этот дом в пыль... - И она тонко,
пронзительно захохотала. - ...Смотрите же, олухи! Опасайтесь рыжеволосого
воина со злыми глазами зеленого цвета. Содрогнитесь, пожиратели грязи!
Даже теперь мне становится страшно, когда я вспоминаю ее голос и то,
как я сам тогда дрожал, глядя на ее дьявольское лицо. Я дрожал, хотя уже
понял, что она их обманывает, водит за нос. Но с какой целью она это
делает, мне было непонятно.
- Запомните то, что я сказала... - С этими словами Шареем направила
золотистое сияние на одну из стен патио, и та с грохотом рухнула, обнажив
внутренности маджлиса, - так сминается коробка, на которую наступили
тяжелым сапогом.
- И знайте, что я обладаю властью благословлять... - Она бросила
свечение с левой руки на груду камней. Те невесомо воспарили и заняли
старые места.
Стена опять была целой.
Шареем величественно удалилась.
Она осталась жить в Мари-фате. Раксидан постепенно успокоился, правда,
до определенного времени.
Пришел срок, и прибывшая родила девочку, как и предсказывала. Она
назвала ее Алейтис, то есть "Странницей", как она сама пояснила. Роды были
долгими и тяжелыми, но энергия, которой она повелевала, была неисчерпаема и
помогла ей и в этом. Аздар пришел к ней, надеясь, воспользовавшись ее
слабостью, опять завоевать ее. Она лишь засмеялась, хотя ее усталое лицо
было покрыто каплями пота: так нелегко далось ей рождение дочери. Он быстро
отвернулся и подошел к колыбели ребенка. Но она вновь засмеялась, и
смертельная слабость пронзила тело Аздара, который уже протянул руку к
ребенку. Как куль, этот грузный мужчина рухнул на пол. Шареем засмеялась
вновь, и Аздар, кое-как поднявшись на ноги, поспешно ушел, чтобы больше не
возвращаться к ней.
Лето, все более желтея, переплавлялось в осень.
Урожай был богатым. Кусты вриша покрылись семенными чашечками,
тяжелыми, спелыми, сгибавшими ветки почти до земли. Почти все агвы
отелились двойнями. Зардалы, хуллы, аллучехи и ореховые деревья согнулись
шэд тяжестью плодов. И чем больше даров осени накапливалось в домах долины,
тем безудержнее становилась радость ее обитателей. Днем мы трудились на
полях, а ночью танцевали, выпивая реки вина хуллу.
Проходили месяцы, ребенок Шареем подрастал.
У нее были огненно-рыжие волосы, как у матери, и такие же яркие только
с голубоватым оттенком, глаза, которые сияли на круглом лице малютки, как
два бриллиантика. Это был веселый ребенок, наделенный даром вызывать мышей
из нор. Но к огромному разочарованию малютки, почти все мыши спешили
вернуться обратно в свои норы и попытки подружиться с ними оставались
безуспешными.
Живя в Марифат, Шареем много времени проводила в библиотеке. Мы
подолгу оставались с ней наедине, поскольку я сам там часто бывал, сочиняя
песни. Сперва она молчала, но вскоре разговорилась. Правда, она так и не
сказала мне, что ищет. Впрочем, я никогда и не спрашивал ее об этом.
Наступила зима. С каждым днем сугробы становились все выше и выше. И
вот они доросли до самых крыш, и пришло время открывать чердачные двери.
Теперь мардха скатывались по крышам и бегали по ледяным дорожкам из дома в
дом. Но внутри, у пылающих каминов, было тепло и уютно. Маленькая Алейтис
лежала на одеялах, что-то лепеча на своем непонятном детском языке, и
забавлялась игрушками. А мы изучали книги и записи. Но, к сожалению, тихие
зимние вечера кончились и наступили тревожные дни оттепели, когда дороги
превратились в грязные реки и по руслу Раксидана понесся поток ломающихся
льдин. Все то время, пока я вместе с другими подмастерьями и учениками
сражался с проникающей сквозь стены весенней влагой, Шареем неустанно
искала. Наконец она нашла то, что искала, и показала мне. Это была
старинная книга в кожаном переплете, с изъеденными плесенью ветхими
страницами. Она открыла книгу, и я отшатнулся: в нос ударил отвратительный
запах плесени. Чернила рукописного текста успели сильно поблекнуть, и слова
можно было разобрать с трудом. Она потрясла этими жалкими останками перед
моим лицом. Как она была рада своей находке!
- Храните эту книгу, Вайд-ми, - взволнованно прошептала она,
поглядывая на работающих за моей спиной товарищей. Ее напряженный,
прерывающийся голос заставил меня задрожать. - Отдай ее Алейтис, когда
поймешь, что наступило нужное время. Внутри - письма к ней.
- Но...
Она закрыла мне губы ладонью.
- Т-с-с..., - тревожно произнесла она. - Обещай мне!
- Но как я узнаю, что...
- Обещай!
- Клянусь, что исполню. Я отдам эту книгу Алейтис, когда придет время.
Я осторожно взял книгу, стараясь подавить отвращение: такая она была
скользкая, и потом этот запах...
- Но...
- Не беспокойся. - Она улыбнулась и похлопала меня по руке. - Я
доверяю твоей интуиции. Ты узнаешь сам, когда придет то самое время.
Я брезгливо спрятал книгу под аббу, наметив для себя привести ее в
порядок в самое ближайшее время, и взглянул на Шареем, лихорадочно пытаясь
найти слова, объясняющие мое замешательство. К тому же меня мучило столько
вопросов... Но по ее лицу я понял, что она едва сдерживает нетерпение.
- Но почему... - лишь пробормотал я.
- Почему меня здесь не будет? - Она положила руку на мою ладонь. Ее
пальцы были горячи и чуть дрожали. - Я снова вернусь к своей привычной
жизни. - Она нервно засмеялась и поправила выбившиеся волосы. - А может
быть, меня просто не будет в живых.
- А Алейтис?
Она покачала головой:
- Пойми, пожалуйста, Вайд-ми, друг. Мой шанс и так невелик. Я не могу
брать с собой ребенка.
Я посмотрел на холодный черный камин, у которого мы зимой провели
столько счастливых часов с маленькой Алейтис, игравшей у наших ног. И греза
моя развеялась, и грусть холодным цветком начала распускаться во мне.
Она почувствовала мою отстраненность и покачала головой.
- Завтра меня уже не будет здесь. Не поддавайся разочарованию, мой
юный друг. Я делаю то, что должна сделать. Я люблю ее, мою дочь. Это
правда. И я сделала для нее все, что могла. Ты ведь, наверное, не веришь
той ерунде, которую я показала им там, в патио. Насчет проклятия и
благословения. Это была иллюзия, я сделала это ради безопасности своей
дочери. Я не хотела бы, чтобы она стала женой одного из этих землеедных
червяков. Когда она станет взрослой, скажешь ей, чтобы она отправилась
искать меня. Скажешь ей... Нет, если в ней будет достаточно от меня, она
сама поймет. Здесь я оставаться не могу, Вайд. Иначе я умру. Мне необходимо
пространство космоса, чтобы восстанавливать свою энергию, так же как
растению необходима вода, чтобы жить.
На следующее утро она исчезла.
Прошло еще одно лето. Благодаря стараниям Камри и Шаира, их слепому
фанатизму и страху, малютка Алейтис разучилась весело смеяться. Она росла в
стороне от всех и чужая всем.
Вайд замолчал. Рассказ был закончен. Он открыл глаза, несколько раз
моргнул, сжал и разжал пальцы.
Потом потянулся и зевнул:
- Вот так, Лейта. Теперь ты все знаешь.
Она отвернулась к стене и закусила губу, пытаясь подавить душащие ее
рыдания.
- Лейта? - Он наклонился и тронул ее за плечо.
Она дернулась в сторону. Слезы жгли ее глаза, сердце ныло от боли,
судорожные рыдания перехватили горло.
- Лейта? - Он повернул ее к себе и, озадаченный, немного
раздосадованный, всмотрелся в ее несчастное лицо: - Что с тобой?
- Это моя мать... Ты все время любил ее... а не меня, - отчаянно
прошептала она. - Да, ты получил не мою мать, а всего лишь меня. А хотел
ведь Шареем, не так ли?
И она с такой силой толкнула его, что он отлетел к противоположной
стене. Спотыкаясь, ослепленная слезами, она начала пробираться по
предательски скользкой соломе к лестнице.
Сердито окликнув ее, Вайд бросился за ней. Догнав, крепко стиснул
плечи девушки. Она укусила его за руку. Он ударил ее по щеке, опрокинул на
сено и, навалившись всем телом, прижал горло рукой так, что струйка крови
из укуса стекала на шею Алейтис. От злости лицо его окаменело,
превратившись в незнакомую маску.
Неожиданно она пришла в себя.
- Не надо, Вайд, - прошептала она. - Отпусти меня. Пожалуйста,
отпусти.
Она закрыла глаза, тело ее обмякло. Минуту спустя она почувствовала,
как расслабились мышцы Вайда. Он освободил горло девушки. Его пальцы начали
ласково касаться ее волос, щеки, рта.
- Ты ошибаешься, Лейта. - Голос его был нежен. - Нет. Тогда я был
ослепленным мальчишкой. И все.
И снова его пальцы паутинным узором прошлись по ее лицу, оставив за
собой теплый след.
- При чем здесь сейчас Шареем? - Его руки начали ласкать ее тело.
Желание тут же заставило Алейтис забыть все на свете.
Потом они еще долго лежали обнявшись.
Ааб опустилась ниже края окошка, и внезапное потемнение внутри
сеновала заставило Алейтис очнуться от сонной дремы. Она повернула голову и
взглянула на Вайда. Его лицо было полно покоя, казалось, он помолодел на
много лет - туманный лунный отсвет стер морщинки возле рта и в уголках
глаз. Теплая волна нежности охватила Алейтис.
- Если бы... - прошептала она. - Если бы мы могли быть всегда, вместе,
как сейчас. - Она посмотрела на темное окошко с россыпью звезд. Луны почти
не видно - подумала она. - Нужно возвращаться.
Она пошевелилась, солома зашуршала под ней. Вайд открыл глаза.
Вздохнул, зевнул, потянулся.
- Лейта?
- М-м?..
Он посмотрел в окошко и поспешно сел.
- Луна ушла?!!
- Да.
- Тебе нужно поскорее назад. Если Камри снова встретит тебя...
- Ну и пусть!
- Опасайся ее, любовь моя. Ее ненависти к тебе столько же лет, сколько
тебе сейчас. Если бы ей позволили, она бы содрала с тебя кожу.
Она потерла руки, ноги, чувствуя, как затухает в ней то ослепительное
пламя, которым он наполнил ее тело.
- Ай-джахан. Другого пути просто нет. Мне нужно убираться из этой
долины.
- Я знаю, и даже лучше, чем ты, Лейта. Я знаю, что такое
Аташ-нау-таваллуд. - Он потянулся в угол сеновала, порылся в соломе.
- Вот. Это книга твоей матери. Я принес ее для тебя.
Она поднесла к глазам потрепанную книгу и с любопытством принялась ее
рассматривать.
- Ты считаешь, она знала о том, что может случиться?
Он развел руками, тряхнул головой.
- Невозможно было угадать, о чем она думала.
Алейтис сунула книгу во внутренний карман. Наклонив голову, она
посмотрела на Вайда и хихикнула.
- Сейчас ты похож на потрепанного сатира. В волосах у тебя солома. Дай
я сниму...
И она принялась освобождать его спутанные кудри от застрявших в них
соломинок, ощущая радость от прикосновения к любимому.
Он улыбнулся ей.
- Видела бы ты себя со стороны, муклис.
Внизу фыркнула лошадь, беспокойно задвигавшись в своем стойле.
- Рассвет приближается, - медленно сказала Алейтис и, вздохнув, она
поднялась на ноги. - Нужно идти.
- Лейти, Ай-ми, Лейти. - Встревоженный голос Тванит пробился сквозь
туман, окутавший мозг Алейтис. Маленькие сильные руки принялись ее трясти.
Она застонала, не желая просыпаться, вяло отмахнулась.
- Проснись, Лейти, проснись!
- Уйди, - пробормотала Алейтис. Волны усталости накатывались на нее,
опять и опять погружая в забытье.
Она натянула на голову одеяло, пытаясь не обращать внимания на
тоненький, резкий голосок, пилой врезавшийся в уши.
- Ой, Лейта! - Тванит сорвала с нее одеяло и, тихо охнув, вцепилась
обеими руками в спутанные волосы Алейтис.
От дикой боли Алейтис вскочила и замахнулась на мучительницу. Тванит
выпустила ее волосы и отпрыгнула с бледным, но решительным лицом.
- Лейти, одевайся быстро! - Губы Тванит нервно подергивались. - И
вымой ноги, - добавила она. - Я... я... Ничего никому не скажу, но Камри...
она... она скоро будет здесь, если ты не...
Алейтис потерла глаза, пытаясь окончательно проснуться.
- Спасибо, Ти, - пробормотала она, с трудом подавив зевоту. - Который
час?
- Почти что са-ат-хумам. Ты никак не могла проснуться.
- Ага-а. - Алейтис потянулась и вдруг обнаружила, что спала без
рубашки. Она закрыла глаза и улыбнулась - теплые воспоминания нахлынули на
нее.
- Вымой ноги, Лейти... как следует. Пока Камри не увидела... - Тванит
покраснела, опустила глаза и уставилась в пол. - И... и если ты снова
будешь уходить ночью, не бросай одежду кучей, когда вернешься, Лейта. - Она
говорила едва слышным шепотом. Слова, будто наталкиваясь одно на другое,
поспешно срывались с ее губ. - Я ее затолкала в твой шкаф. Надеюсь, ты
ничего не имеешь против - я услышала, что Камри идет. И едва я успела
забраться снова в постель, как она открыла дверь. Я нарочно вскрикнула,
чтобы она поспешила прикрыть дверь, так как заметила, что ты... ну, лежишь
без ночной рубашки. Но у нее было такое страшное лицо... Будь осторожна.
Она... - Тванит тихо, беспомощно всхлипнула и выскочила из комнаты.
Когда чуть позднее Алейтис с опаской выскользнула в холл, там было
пусто. Облегченно вздохнув, она направилась к лестнице.
- Алейтис!
Она нахмурилась, повернулась на голос. Зловеще топая, по коридору к
ней шагал Зираки. Она вцепилась в резную завитушку на перилах лестницы,
испытывая не совсем страх - Зираки всегда был дружелюбен с ней, разумеется,
в пределах, которые он сам и определял, - а скорее неприятное чувство
холода в спине. Вид у Зираки был более чем серьезный.
- Алейтис, не выходи сегодня из своей комнаты. - На его умном,
покрытом морщинами лице появилась печальная улыбка. - Аздар велел тебе
передать это.
- Весь день? Опять?
Темные глаза Зираки, казалось, совсем утонули в морщинах.
- Да. Весь день.
- А Камри? Если я сейчас же не отправлюсь скрести пол, она примется
меня разыскивать по всему дому. По-моему, это не самая лучшая идея: упечь
меня в комнату.
- Аздар сказал, что с Камри он все уладит.
- В самом деле? Впервые слышу. Лучше бы он это сделал заранее, -
презрительно сказала Алейтис.
- Алейтис, исполни то, что он велит, ладно?
- Хай! Она же ненормальная, ты ведь знаешь!
- Да, есть немного... Но это всего на несколько дней, Алейтис. Я
позабочусь, чтобы тебе принесли еду и дали какую-нибудь книгу.
- Вот спасибо. Не беспокойся обо мне. Лучше займись Камри.
- Это я тебе обещаю, Алейтис.
- Вот и хорошо, - кивнула она и провела пальцем по глубоким бороздкам
резьбы на столбике перил. - У меня никогда не было большого желания скрести
полы.
- Спасибо, Алейтис. Я знал, что ты поймешь меня. Мне очень жаль, что
все так получается...
Он на секунду положил ладонь на ее руку, потом повернулся и зашагал
прочь. Примерно на полпути, где-то на середине холла, он остановился и
посмотрел назад.
- Если бы я мог... - Он беспомощно развел руки.
- Я понимаю. - Она смотрела, как он уходит.
Вернувшись в свою маленькую комнату, Алейтис забралась под одеяло.
- И что я теперь должна делать? Считать трещины на потолке? - Она
беспокойно перевернулась на живот, потом снова легла на спину. - Ай-шла! -
Алейтис принялась подпрыгивать на кровати, пока кожаная сетка жалостливо не
заскрипела. - А-а-а-х-х! - Девушка с силой стукнула кулаком по матрацу. -
Черт! И зачем я родилась на этот свет?!
Но стены молчали. Они смыкались вокруг все плотнее, все глуше, пока
Алейтис не начало казаться, что сейчас ее бедная голова лопнет - так громко
пульсировала в висках кровь; зудела кожа, словно по всему телу ползали
невидимые насекомые; пальцы на руках и ногах начали подергиваться...
Немного погодя она выпрямила поджатые к груди ноги и вздохнула. Медленно, с
трудом ее охваченное лихорадкой тело погрузилось в тяжелое оцепенение. Она
сомкнула пальцы на затылке и уставилась в потолок.
- Можно выспаться - это мне как раз не помешает.
В углу потолка виделась одна знакомая Алейтис трещина - ее зигзаги
напоминали русло Раксидана, бегущего через долину. Сотни раз уже
прослеживала она изгибы этой трещины - и каждый раз они будили в ней эхо
воспоминаний. Она вздохнула.
- Мне будет не хватать моей речки и Вайда...
Алейтис соскользнула с кровати, приподняла матрац.
Загадочная книга основательно сплющилась, но, в общем, была цела. Она
взяла ее в руки. Посыпавшаяся из потрескавшегося кожаного переплета пудра
тонким слоем покрыла ее пальцы и рыжеватым облачком поплыла вниз, оседая на
пол. Алейтис тут же принялась удалять с книги пыль, скопившуюся за многие
годы.
Когда с этим было покончено, девушка начала листать книгу, брезгливо
морщась от прикосновения к заплесневевшим страницам. Она с любопытством
рассматривала бледные коричневые буквы, едва выделяющиеся на потемневшей от
времени бумаге. Потом она растянулась на животе, без особой почтительности
поместив книгу на подушке перед собой. На последних страницах записи были
сделаны более темными чернилами.
"Письмо, - подумала Алейтис. - Это и есть письмо".
На миг эта мысль заставила ее оторваться от созерцания страниц и
взглянуть в окно, взглянуть в какой-то тоске от мрачного предчувствия. Она
как будто испытывала нежелание читать его. Потом это чувство прошло, и
Алейтис решительно сжала губы.
"Алейтис!.." "Неплохое начало, - подумала она. - Сразу подходим к сути
дела". Она закрыла глаза, одиночество горьким комком в тысячный раз
подкатило к горлу.
"...Моя милая доченька!.." "Не такая уж милая, если ты не позаботилась
о том, чтобы не расставаться со мной..." "...Ты уже далеко не ребенок, если
читаешь это письмо. Попытайся меня понять. Я очень хочу, чтобы ты была со
мной, поверь, в самом деле хочу. Ты - единственное мое дитя. Ты часть меня.
Но..." "Почему же ты не захотела взять меня с собой, если так сильно
любила? И Вайд... Пусть не думает, что я ему поверила. Ни на миг. Что бы он
ни говорил, в мыслях у него всегда будешь ты... Всегда... Всегда. Ты заняла
в его сердце гораздо больше места, чем способна завоевать любая другая
женщина..." "...Алейтис, я эгоистка. И чтобы хоть как-то себя оправдать,
скажу, что эта черта присуща каждому врихху. К несчастью, моя любимая, рано
или поздно ты обнаружишь это далеко не самое привлекательное качество и в
себе. Поскольку ты получила эту книгу, значит, тебе известно, что я
покинула Раксидан, чтобы вернуться в свой мир, к своим сородичам, а если
быть точной, к той жизни, которую я привыкла вести с рождения. И если бы во
мне была хоть частичка материнской любви, я бы постаралась за тобой
вернуться..."
Алейтис потерла пальцем последние слова.
"Да. Это верно. Очень я им нужна!"
"...Но я не вернусь, доченька. Мне даже страшно подумать, что я снова
окажусь в этой долине. Как только я выберусь из этой отвратительной грязи,
я постараюсь забыть это место навсегда. Наши ориентиры - звезды, наш дом -
вселенная. Быть пойманным в ловушку на одной из планет... От одной только
подобной мысли меня бросает в дрожь... Я должна вернуться домой, Алейтис! У
меня нет выбора. И если в тебе есть хоть что-то от меня, то ты сумеешь
понять, как я ждала того дня, когда можно будет избавиться от этих слепых и
глухих олухов, которые сейчас меня окружают, душат..."
Алейтис придержала страницы, глядя прямо на стену перед собой,
вспоминая моменты, когда ее сознание покидало оболочку тела, простираясь
над водой. "Это у меня от матери, - подумала она. - Частица ее...
Интересно, что еще мне от нее досталось?"
Она моргнула, расслабилась, разгладила ветхую, пахнущую древним
временем страницу. И продолжила чтение.
"...Но довольно об этом. Когда тебе станет совсем невмоготу в этой
долине, уходи и начинай искать меня...
Надеюсь, я их как следует напугала, и тебя не отдадут в жены
какому-нибудь землееду-червяку. Найди меня, дочь. Это будет трудно. Но ты
доберешься до моей родины, если в тебе течет кровь вриххов... Если ее
достаточно... Вот в чем вопрос. Слишком редко кровь вриххов смешивается с
кровью обитателей планет, привязанных к своим мирам. Мы гордимся своей
кровью и не стремимся слишком распространять ее. Тем не менее, при всей
недостаточности информации, я постараюсь подсказать, чего тебе следует
ожидать.
Очень возможно, что твоя жизнь окажется намного длиннее, чем обычный
срок жизни народа твоего отца.
Мы, врийя... Впрочем, неважно. Прими, девочка, мой совет: даже если ты
решишь не искать меня и с годами обнаружишь, что по-прежнему выглядишь
молодой девушкой, не рискуй слишком часто появляться при больших скоплениях
народа. Люди завистливы - к тем, кто имеет какой-то дар, талант, богатство
или что-то еще, чего не хватает другим, а особенно если это долголетие и
неувядающая молодость. Время покажет, унаследовала ли ты это мое свойство.
Но все же постарайся быть осторожной..." Алейтис моргнула. "Гмм... -
подумала она. - Наверное, во мне действительно есть кое-что, за что мне
нужно быть благодарной моей родительнице. Интересно, какие еще маленькие
сюрпризы меня ждут?" "...Память. Более быстрая реакция. Огромная жажда к
знаниям, к узнаванию нового. Интуитивное понимание любых машин и
конструкций всех видов. Лингвистический дар - чтобы изучить незнакомый
язык, тебе потребуются часы, а не недели или месяцы. Выносливость и
физическая сила, превышающая силу людей с планеты такого же размера. Я
могла бы долго продолжать этот список, но ты сама все узнаешь из
собственного опыта.
Если только в тебе достаточно моих генов. Но народ твоего отца не так
прост, как кажется. У них сильные экстрасенсорные способности. Ваши певцы
грез - природные эперы особого вида.
Я, Шареем Атеннантан с Вритнана. Это значит, что я была рождена в
клане Таннант на планете Вритнан. На планете, которая вращается вокруг
солнца, называемого нами Авеннар. Я не стану объяснять, где оно находится.
Слишком много жадных людей отдали бы все, чтобы узнать эту тайну..." -
Ай-Ашла! - фыркнула Алейтис. - Теперь сразу становится видно, как сильно
она ждет меня там, на своей планете!..
"...Мы - врийя. Странники. Я нарекла тебя Алейтис, с надеждой в
сердце, что ты родилась с достаточной долей нашей крови. Буду с тобой
честной до конца - я не хочу тебя видеть, если ты полностью раксиданка.
Пойми, тебе тогда не будет места на Вритнане. Мы - раса клаустрофобов.
Попав в плен, мы становимся агрессивными, как пойманные крысы. Любые узы
вызывают у нас тоску и злобу - это еще одна наша отвратительная черта, но
мы смирились с ней. Я опасаюсь, моя доченька, что эту черту и ты
унаследуешь. Извини. Тебе это трудно понять. Никаких постоянных связей,
ничего! Мы никогда никого не допускаем в свою жизнь.
Лишь быстрые соприкосновения сознания о сознание, тела о тело,
характера о характер. Но постоянной близости мы не переносим. Брак в той
форме, какую знаешь ты, для нас невозможен. Но от этого я тебя попытаюсь
защитить, моя любимая..." "Но я... я ведь люблю Вайда... - подумала
Алейтис, невидящими глазами уставившись на спинку кровати. - Я могла бы
жить с ним". - Но где-то глубоко внутри ее вдруг родилась неуверенность. -
"Откуда мне знать?" - подумала она и, вздрогнув, опять взялась за книгу.
"...Если ты чувствуешь в себе это - ищи меня. Ты можешь счесть меня
жестокой, раз я требую, чтобы ты нашла этот путь, через океан звезд, к
планете, чьи координаты - самая великая тайна во вселенной. На это есть
причина. Если ты не сможешь войти в наше общество, то тебе нет смысла
появляться на Вритнане. Но если ты врихх в достаточной мере, то приходи. Я
не обещаю тебе любви, но обещаю понимание и помощь. Да и что я могу сделать
для тебя, если я и понятия не имею, какой ты стала. Это моя вина, да. Но ее
уже не исправить. И я еще раз повторяю, что ты найдешь у нас понимание и
помощь. Но сначала немного информации.
Допустим, тебе удастся покинуть планету. В таком случае ты должна
запомнить следующее: 89-060 ДахбиТралл 64 Аурах-Корви - 1007.47.
Запомни эти цифры - с их помощью любой пилот, которого тебе удастся
убедить или заставить лететь, сможет доставить тебя на Ибекс.
Я не могу дать тебе координаты Вритнана. Одна мысль о том, что
координаты нашей планеты, записанные моей рукой на страницах древней книги,
могут попасться кому-то на глаза, обращает мою кровь в лед.
Когда ты окажешься на Ибексе, найди в портовом городе Ястрео человека
по имени Кентон Эсгард. Расскажи ему свою историю. Убеди его в том, что
тебе надо на Вритнан. Если тебе это удастся, он сможет устроить тебе
встречу с первым вриххом, который появится в окрестностях, и поможет
уговорить его взять тебя на нашу планету. Ибекс - один из узловых пунктов
нашего перехода между внешним миром и Вритнаном.
Кстати, этот факт тоже не стоит слишком рекламировать - мы бы этого
очень не хотели".
"Если бы я только понимала, о чем ты ведешь речь, мама, - подумала
Алейтис. - О, если бы я только знала..."
Она еще раз перечитала последний абзац. "Возможно, когда я окажусь
там, тогда появится и смысл..."
Она пожала плечами и продолжала читать.
"...Теперь о том, как тебе выбраться с Ядугара. Примерно тем же
способом, каким надеюсь выбраться я. Насколько я могу судить, вся разумная
жизнь на этот грязный шарик пришла с других миров. Ты не можешь даже себе
представить, как много на этой планете всяких разных народов.
Люди-караванщики прибыли с Каллан-Седира. Кочевники - с Кирагуза и Шаншана.
Твои сородичи в долине - с Паршта-Фаруш; они успели покинуть планету
прежде, чем их звезда превратилась в новую. Морской народ - с Нила. Есть
еще бродяги пустынь на других континентах и потрясающий набор негуманоидных
разумных существ в городах на побережье востока. Эта планета похожа на
огромный магнит, притягивающий к себе разум. Поразительно! Но я надеюсь,
что никогда больше не увижу этого места. Наверное, это отчаяние и вызвало
мою болезнь. Ты должна это помнить, потому что причиной того, что ты была
зачата, явилась именно моя болезнь, дитя. А история с аварией очень
любопытна. Загадочное влияние оказывает на меня эта планета. Словно она
какой-то силой отклонила мой корабль от курса. Чувство предназначения...
Странно...
Но вернемся к тому, о чем у нас шла речь. Примерно три тысячи лет тому
назад - это равняется одной тысяче ваших тройных лет - корабль покинул свой
мир, убегая от взрывающегося солнца. Мое письмо к тебе я пишу на страницах
корабельного журнала этого корабля. Это имперский торговый корабль романчи.
Набитый беженцами, он не миновал участи других и совершил аварийную посадку
на Ядугаре, этой планете-ловушке. Торговец расы романчи - удача для меня. И
для тебя. Огонь, наводнения, время - ничто не может уничтожить романчи. И
даже спустя три тысячи лет должен действовать аварийный маяк..."
Алейтис на секунду зажмурилась и снова перечитала последний отрывок.
После второго прочтения она поняла почти столько же. "У меня не хватает
информации, чтобы постичь все это", - решила она, и это напугало ее. Если
она не понимает слов, то что говорить о поступках, которыми эти слова
должны руководить?..
Однако она отмахнулась от этой мысли и снова уткнулась в книгу.
"...Пришлось потратить некоторое время, чтобы разобраться в этом
древнем языке. Здесь мне пригодился мой дар. В конце концов, мне удалось
выяснить, где приземлился корабль. Проклятая планета! Придется пересечь
чуть ли не полмира, чтобы добраться до этого корабля. Похоже, кочевые
племена вытеснили твой народ с западных гор и с центральной равнины. Добрая
тысяча стадий враждебной территории!
Я не только читала эту книгу - я беседовала с караванщиками. И через
несколько дней я двинусь по торговому тракту на юг, пока не достигну
Мессареа. Там я подожду Кхетарнака, когда в долину приходят караваны.
Вместе с одним из них я пройду до горного перевала, который называется
Танга Сюзан. На западной стороне горы есть озеро, почти идеально круглое.
Из озера вытекает речка, называемая Малаканах Ред. Я последую вдоль ее
русла, пока не достигну Таджарата, - а это такое место, моя дорогая, где
караванщики встречаются с кочевниками и устраивают большую ярмарку.
Единственное место, где эти милейшие люди - кочевники - встречают
инопланетника спокойно, без намерения его тут же выпотрошить. Если ты
проследуешь этим путем, постарайся оказаться в Таджарате не раньше, чем
начнется Кхетарнак, иначе тебя может ждать большая неприятность. Если же ты
окажешься там в нужное время, считай, что половина дела будет сделана. Ты
должна убедить один из кланов кочевников взять тебя с ними и перевести
через западные горы. Не спрашивай, как это сделать. Я не имею ни малейшего
понятия. Я же буду изменять свои планы в соответствии с обстоятельствами.
Но берегись: эти кочевники - непонятно почему болезненно враждебны ко всем
чужим. Задача кажется совершенно невыполнимой, верно? Но я точно знаю, что
должна это сделать! И ты тоже сможешь, моя дорогая Алейтис...
Возможно, мы, врийя, испытываем недостаток теплых чувств по отношению
к другим существам, но на недостаток хитроумия пожаловаться не можем!.."
"Хитроумие, хитрости, - подумала Алейтис. - Похоже, это мне очень
понадобится. Гм... Не очень лестный каталог доброжелателей".
Она зевнула, потерла глаза. В комнате было душновато. Потянувшись, она
перевернулась на спину, усталые мышцы приятно расслабились. "Интересно,
который час?"
Минуту спустя она вновь энергично перевернулась на живот и, разгладив
ладонью страницы, продолжила чтение.
"...Когда я доберусь до западных гор, мне нужно будет найти место,
называемое Бав Несвет. Если кочевники позволят мне идти с ними так далеко,
возможно, они довезут меня и до самого конца: Огненная земля - так
называется это место среди караванщиков. Судя по всему, это зона
вулканической активности: горячие гейзеры, кратеры, дым, лава, вонь. Если
туда доберешься, то без труда отличишь космический корабль от остальных
выпуклостей местности. На вершине его ты увидишь шпиль - что-то наподобие
металлической мачты высотой больше хорана. Примерно посередине корпуса
должен быть люк - иначе говоря, дверь корабля. У кораблей романчи она
круглая. Итак, ищи круглое отверстие, достаточно большое, чтобы в нем мог
стоять выпрямившись человек. Вскарабкайся туда. В глубине корабля есть
металлическая лестница, которая приведет тебя в рубку. Взбирайся как можно
выше. Это старый, очень старый корабль: романчи тогда еще делали рубку на
самом носу. Боюсь, карабкаться тебе придется долго.
На корабле есть лифт, но ты же не знаешь, как им пользоваться.
Ты узнаешь рубку по множеству приборов - таких штук вроде часовых
циферблатов.
Если ты заметишь сейчас какие-то пятна на бумаге, доченька, так это
мой трудовой пот, капающий с кончика носа. Если бы ты знала, каких усилий
стоит мне подбирать слова, чтобы перевести технические термины на язык
людей, не поднявшихся в техническом развитии выше лошадей и фургонов...
В комнате, о которой я тебе сейчас говорю, то есть в рубке, ты найдешь
аварийный маяк. Где-то слева от центрального экрана - это нечто вроде
большого непрозрачного окна - расположена небольшая квадратная панель
красного цвета. Открой дверцу. Внутри увидишь кнопку, тоже красную. Нажми
на нее. И все.
После этого тебе остается только ждать. Наверняка кто-то отзовется на
твой вызов..."
Алейтис почесала нос. Перечитала последнюю страницу еще раз.
- Ну, - вздохнула она, - по крайней мере, я знаю, на какую кнопку
нажимать. - Она перевернула страницу.
"...Когда появится корабль, то поступай по своему усмотрению. Тебе
нужно добиться того, чтобы пилот доставил тебя на Ибекс. Будь готова ко
всему. Он потребует какого-либо вида оплаты. Скорее всего, будет аморальнее
дикого тарса. И еще злее его. Мне маяк не понадобится. Я знаю, как
обращаться с приборами романчи, умею пользоваться аппаратурой связи. Я
вызову одного из сородичей и в мгновение ока, если повезет, окажусь дома.
Тебе же будет тяжелее, дочурка. Но найди дорогу ко мне. Это испытание,
которое волею судеб я тебе устроила. Да сопутствует тебе удачливость
врихха, моя Алейтис! Но позволь предупредить тебя, дорогая: никому не
говори, что ты наполовину врихх. Ты очень скоро пожалеешь, если поступишь
так неосторожно".
Алейтис подняла брови.
- Удачливость, - простонала она. - Да здесь понадобится просто мешок
чудес. И никому не говорить, что я врихх? Но кто на этой планете может о
них что-то знать? - Она хихикнула, пожала плечами и принялась за последнюю
часть этого продолжительного послания.
"...Когда - и если - мы встретимся, то встретимся, как чужие. Часть
тебя - моя, но другая часть... - его. Надеюсь, что я вылечусь от болезни,
которую он во мне зародил... Я думаю, что смогу принять тебя такой, какая
ты есть, и не дам воли черной памяти прошлого... Но прошу тебя, не жди от
меня слишком многого.
Шареем".
Алейтис захлопнула книгу, села, положив подбородок на колени.
- Это интересно... - Она потянулась, разминая затекшие мышцы. - Ух,
жарко!
Ее размышления были прерваны стуком в дверь. Она слезла с кровати и
поспешно сунула книгу под матрац.
Разгладив одеяла, она спросила:
- Кто там?
- Зираки. Я принес тебе еду. Открой, Алейтис, пока я что-нибудь не
уронил.
Она отодвинула створку, и Зираки сунул ей в руки поднос:
- Держи, Алейтис. Черт бы побрал эти книги!..
Она захохотала:
- В следующий раз возьми на помощь азири. Куда же мне его?.. Ага. -
Она поставила поднос на кровать и повернулась к Зираки: - Что происходит в
клане?
- Ничего особенного... - Он пожал плечами. - Народ никак не может
успокоиться. Все шепчутся по углам.
- Спасибо. - Она кинула принесенные им книги на кровать, даже не
взглянув на них. - Зираки...
Он поднял руку:
- Нет, Алейтис. Ты знаешь, что я не могу...
- Спокойно, друг. Я только хотела спросить, как поживает Камри.
- Удивительно, - он посмотрел на свою руку, расставил пальцы, потом
сжал их в кулак, - но он ни слова не сказал. Я видел, как Рубхан уехал в
холмы.
- Рубхан! Любимый шпион Камри!
Зираки кивнул, его подвижные губы сложились в гримасу отвращения.
- Я думаю, он направился к пастухам, Алейтис, я сделаю для тебя все,
что смогу. Но если он и Камри сговорятся... - Зираки печально покачал
головой.
- Я понимаю.
- Не унывай только. У тебя сейчас больше друзей, чем ты думаешь,
Лейта! - Он взял ее за руку. - Гильдии будут за тебя. И все те, кто не
спятил от страха и зависти. Мы не создаем лишнего шума, но мы с тобой,
Алейтис!
Она проглотила подкативший к горлу комок, заморгала, борясь со
слезами. Ничего не говоря, она так сжала его пальцы, что ему с трудом
удалось вырвать их. Он обнял девушку за плечи и успокаивающе погладил ее.
- Только держись подальше от лизунов, Алейтис. Некоторое время. Это
все, о чем мы просим тебя. Люди быстро забывают...
Она склонила голову ему на плечо. Дрожащая слабость в груди начала
постепенно проходить.
- Спасибо, друг.
Он снова погладил плечо. Потом мягко отстранился.
- Ешь, пока не остыло, Алейтис. Я позабочусь, чтобы азири забрали
поднос! И еще об одном я хотел бы тебя попросить, Алейтис: открой ненадолго
дверь, чтобы проветрить комнату. Примерно получаса хватит - за это время
никто сюда не войдет.
- Это неплохая мысль...
Она отошла от Зираки и, танцуя, выбежала на середину холла, кружась,
она чуть приподнимала полы своей аббы, чтобы гуляющие по холлу сквозняки
могли охладить ее разгоряченное тело. Зираки усмехнулся, потом, не забывая
о предосторожности, подошел к лестнице. Он снова был серьезным и смотрел на
Алейтис с нескрываемой жалостью.
- И еще...
- Что? - Она остановилась перед Зираки.
- Тванит сегодня не придет. Суджа поместила ее в комнате для гостей.
- Вот как?! - Алейтис нахмурилась. - Почему?
- Суджа заставила ее лечь в постель еще час назад. Тванит не могла
успокоиться, дрожала, плакала. Что ни возьмет, все уронит. Ты ведь знаешь
ее. Завтра с ней будет уже все в порядке. Это у нее всегда быстро проходит.
У Алейтис перехватило дыхание. Злость и чувство вины приглушали
начавшее было улучшаться настроение.
- Отведи меня к Тванит, Зираки, - попросила она. - Ей всегда
становится легче со мной.
- Только не сейчас, Алейтис. К тому же, она уже спит. - Зираки стал
спускаться по ступенькам. - Ешь свой обед. Поднос потом оставь снаружи, у
двери, его заберет азири. И прошу тебя, Алейтис...
- Гм-м?
- Старайся избегать неприятностей. Хотя бы сегодня-завтра.
Договорились?
Пронзительный крик и последовавшие за ним истерические рыдания
прервали мрачные размышления Алейтис, которая медленно поднималась в свою
комнату после одинокого завтрака в швейной мастерской.
Она прислушалась.
- Тванит!? Что еще стряслось?
Девушка подобрала полы аббы и понеслась вверх по лестнице,
перепрыгивая через ступеньку.
Всхлипывающая Тванит скорчилась у дверей их спальни. Она судорожно
вцепилась обеими руками себе в волосы, и ее пальцы, словно бледные черви,
шевелились среди черных прядей.
Алейтис попыталась поднять ее на ноги, но Тванит снова тихо вскрикнула
и ударила ее. Поймав ее руку, Алейтис прижала Тванит к стене и больно
похлопала ее по щеке. Тванит охнула, но замолчала. Лицо ее беспомощно и
жалко дергалось, слезы ручьем бежали из глаз.
Алейтис поймала вторую руку Тванит.
- Что случилось, Ти? Ну, ну, малышка, не надо плакать. Все хорошо, я
никому не дам тебя в обиду. Расскажи, что же случилось?
Тванит ткнула лицо в плечо Алейтис, вцепилась в нее тонкими дрожащими
пальцами и сквозь всхлипывания начала говорить:
- Там... т-там... Ужас... Алейте. Кровь... запах...
Ее тело снова свело судорогой, колени подогнулись, и она сползла на
пол. Алейтис ласково гладила ее по спине.
- Тише, тише, малышка. Просто тебе приснился плохой сон... Забудь
его... Подумай, что это всего лишь плохой сон... И забудь его, забудь
детка...
Тут подбежала встревоженная Завар.
- Вот и хорошо, - крикнула Алейтис. - Подержи Тванит, а я пойду
посмотрю, что ее так перепугало. - Она нежно провела ладонью по спине
Тванит. Девушка стала дрожать меньше. - Ти, смотри, это Вари, твоя сестра.
Ты пойдешь с ней, а я займусь комнатой. Хорошо?
Передав все еще заметно дрожавшую девушку Завар, Алейтис повернулась и
вдруг обнаружила, что в конце холла стоит кто-то, похожий на призрак, на
зловещее черное предзнаменование. Камри?!
Женщина стояла на границе света и тени: улыбка зловещего триумфа
искажала ее красивое лицо. Гнев вспыхнул в Алейтис. Она шагнула вперед,
навстречу своей мучительнице. В этот момент в холл величественно вплыла
Суджа - и Камри отступила в тень. Суджа бросила вопросительный взгляд на
столпившихся неподалеку подростков, с любопытством наблюдавших за
происходящим, и те мгновенно растворились и исчезли, как дым, уносимый
сильным ветром.
С язвительной усмешкой Алейтис наблюдала, как удаляется, трясясь от
злобы, Камри. Суджа была моложе Камри и, теоретически, обладала меньшей
долей абру, но она была женой наследника клана и матерью молодого
наследника. Более того, она была женщиной со спокойным, но удивительно
твердым характером. В ее присутствии с Камри слетала ее самоуверенность,
она не решалась трогать Суджу. И Алейтис это понимала.
Поэтому и проследила насмешливым взглядом побежденную Камри, которая
на прощание, испепелив ее глазами, исчезла за поворотом коридора.
Алейтис тут же поспешно выпрямилась и почтительно совершила жест
шалликк, поскольку Суджа уже ей кивнула. Не говоря ни слова, Суджа обошла
Алейтис и остановилась в дверном проеме. На мгновение оцепенев, она быстро
повернулась лицом к Алейтис.
- Ты видела, что там? - спросила она с нескрываемым отвращением в
голосе.
- Нет... - Алейтис сделала глубокий вдох, стараясь придать голосу
больше уверенности. - Я завтракала внизу. Вы должны это знать. Когда вчера
азири уносила мой поднос, она передала мне ваше указание, чтобы я ела в
швейной мастерской. Керде может это подтвердить - она приносила и уносила
поднос. Она приносила и уносила. - Нахмурившись, Алейтис смотрела на Суджу.
- Я ничего не сделала такого, что могло бы вызвать ваше недовольство!
Всхлипывания Тванит в объятиях сестры утихли.
Она равнодушно посмотрела сначала на мать, потом на Алейтис.
- Абруйя Мадар, - неуверенно проговорила она.
Суджа шагнула к ней, обняла, прижала к себе и посмотрела поверх плеча
девушки на Алейтис.
- Я ничего не приказывала тебе, Алейтис!
Алейтис недоуменно посмотрела на нее и вдруг воскликнула:
- Это Камри! Только она могла пойти на такое!..
Девушка замерла, устремив свирепый взгляд в ту сторону холла, где
только что стояла Камри.
- Я пришлю Бакра, Шамса и Ауха за вещами дочери. - Тихий голос Суджи
заставил Алейтис повернуться. Она посмотрела в спокойное, решительное лицо
и почувствовала, что гнев утихает, а на смену ему приходит жуткая
слабость... Алейтис прислонилась к стене.
- Ты позволишь им войти в твою комнату? - спросила Суджа.
Алейтис кивнула, потом выпрямилась и гордо взглянула в лицо Суджи.
- Конечно, салкурдех вхату. Пусть приходят. Добро пожаловать. - Она
коснулась лба и губ - формальный шалликк.
Суджа помолчала немного, потом нерешительно произнесла:
- Ты была хорошей подругой дочери, Алейтис, и я...
Она на секунду закрыла глаза. Спокойно льющаяся речь придавала чертам
ее лица какую-то отрешенную твердость.
- Я знаю, не тебя следует винить в том, что случилось... Но этот
ужас... - она замолчала, проведя по губам кончиком языка, - ...он может
повториться, и кто-то может подумать еще что-нибудь, более страшное. Но ты,
повторяю еще раз, ты не виновата! Поверь, мне стыдно, но я ничего не могу
сделать, чтобы тебе помочь... - Суджа рассеянно погладила волосы Тванит. -
Я уже высказала свое неодобрение - его знают в доме и в... - Она замолчала.
Ее лицо вдруг помягчело. - Но это ничего не дает. Ты должна это понимать.
Но ты также должна понимать и то, что я никогда не стану участвовать в
таком... таком отвратительном безумии, какое сейчас творится в нашем
доме...
Она кивнула в сторону полуотворенной двери.
Алейтис вздохнула. Она очень устала, но она не могла не почувствовать
восхищения, глядя на эту худощавую, не очень красивую женщину, с сильным,
честным лицом. Девушка беспомощно развела руками, подыскивая слова, которые
могли бы выразить то, что она сейчас чувствовала, но слова не находились, и
она снова прибегла к помощи формальной вежливости. Коснувшись лба и губ в
жесте шалликк, она глубоко поклонилась: - Я все понимаю, абруйя Суджа. Я
восхищена вашей смелостью.
Суджа коротко кивнула и пошла прочь, подталкивая перед собой
ошеломленную Тванит. Алейтис посмотрела вокруг. В холле никого не было,
кроме Завар. Она шагнула к двери, потом повернулась.
- Ты еще здесь, Вари? - вежливо произнесла она. - Тебе бы тоже лучше
уйти - вдруг и тебе случайно достанется.
В добрых карих глазах Завар блеснули слезы. Она вскинула руки,
обхватила Алейтис, прижалась к ней так взволнованно, что та на миг потеряла
возможность дышать.
- Лейта! - простонала она. - Пусть Тванит занимает мою кровать, а я
перееду к тебе. Только подумай, как нам будет весело вдвоем!.. - Завар
вдруг отпрыгнула и затанцевала, лицо ее осветилось внезапным радостным
волнением. - Ты мне нравишься гораздо больше, чем Мипа. Она просто
хихикающая идиотка!
Алейтис слабо улыбнулась. Но тут же отрицательно покачала головой.
- У твоей матери случится двадцать ударов подряд, Вари.
- Что? - Завар хихикнула, представив как почтенная Суджа впадет в
приступ ярости. Потом посерьезнела и с тревогой посмотрела на Алейтис. - Ты
не хочешь, чтобы я к тебе переехала жить, Лейта?
Алейтис провела пальцем по гладкой щеке Завар.
- Милая Вари. Я бы очень хотела с тобой жить, но... - Она вздохнула. -
Тебе будет лучше там, где ты живешь сейчас. И... - Алейтис положила руку на
плечо девушки. - Я знаю, что мне благоразумнее было бы не задирать голову,
чтобы ее невзначай не срубили. Пусть пока все останется как есть. Дай мне
немного времени.
Она повернулась и подошла к двери, готовая увидеть что-то жуткое. Но
когда она заглянула в комнату, то вся заледенела.
- Ой! Меня тошнит!.. - донесся до Алейтис голос Вари. Казалось, он
пробивается сквозь туман, откуда-то с расстояния во много миль.
Кровь!
... по всей комнате брызги и полосы крови... Тошнотворный сладковатый
запах...
Она посмотрела на кровать - и отвернулась... Потом снова посмотрела...
на маленький труп Мули. Ах, Мадар, Мули... Кровь... На белоснежной
наволочке подушки явственно проступала, образуя перечеркнутый круг,
красно-коричневая подсохшая корка. Мули!.. Будь она проклята, эта ревнивая
сумасшедшая сука!..
В центре оскорбительного символа лежал мертвый гарб, с рассеченным
животом, с растерзанным - словно разорванным чьими-то жадными зубами -
горлом. А вокруг - пять неродившихся котят гарба, застрявших в Мули!
Алейтис прислонилась к двери, чтобы не упасть.
В комнату протиснулась Завар. Она подошла к кровати, коснулась
изувеченного тела и повернулась к Алейтис:
- Кто же мог такое сделать? - Она сморщила свой курносый нос и
содрогнулась всем телом.
- Мули! - горько прошептала Алейтис. Имя любимого гарба, казалось,
возродило в ней что-то холодное и твердое. - Бедный маленький гарб. Лучше
бы это была я...
Словно ураган, Алейтис ворвалась на подъемную рампу - помост, а оттуда
- через открытые двери - в конюшню. В дальнем конце длинной узкой конюшни
Аздар осматривал вороного жеребца, который игриво взбрыкивал и мотал
головой. Аздар обсуждал достоинства жеребца с Чалаком, Мавасом, Юрришем и
еще с тремя о'амалехха с полей.
- Аздар!
Он стремительно обернулся, услышав ее голос.
Она увидела, как он побледнел, когда его изумленный взгляд столкнулся
с раскаленной яростью ее сине-зеленых глаз. Навстречу девушке шагнул Чалак,
крепко сжав губы.
Алейтис откинула с лица волосы и, не обращая внимания на выступившего
вперед мужчину, вперила взгляд в отца.
- Оставь меня! - коротко приказала она Чалаку, выставив вперед руку,
тем самым не позволяя ему приблизиться. - Я ничем не заражу вашего
драгоценного старого маймуна.
Чалак вздохнул и покачал головой:
- Алейтис!..
Но она уже не смотрела на него.
- Аздар!
Отец не ответил. Под взглядом дочери он съежился, потом, заворчав,
повернулся к ней спиной. Три о'маллехха выступили вперед, сомкнулись тесной
стеной, защищая Аздара от дочери, и презрительно уставились на Алейтис,
всем своим видом давая понять, что с ней никто не будет разговаривать. Это
были мускулистые, крепко сложенные мужчины с глубоко посаженными
желто-карими глазами, горящими фанатичным блеском, с короткими колючими
усами. Их бритые черепа плотным тройным кольцом охватывали головные платки,
влажные от пота. Аббы, сшитые из добротной ткани пан, свободно болтались на
них, что еще больше подчеркивало мощь их фигур и усиливало впечатление силы
и твердости. Они то и дело поглядывали на нее, но не прямо, краешком глаз,
горевших смесью похоти и страха, и это подогревало ярость, кипевшую в
Алейтис.
Она сделала шаг вперед, с неудовольствием сознавая, что упустила тот
момент, когда преимущество было на ее стороне.
- Алейтис, возвращайся домой, - устало произнес Чалак.
Девушка вздрогнула, посмотрела на него - лицо Чалака было серьезно,
даже мрачно, лоб нахмурен. Но враждебности в его взгляде она не заметила.
"Нет, враждебности нет" - заключила Алейтис, почувствовав на миг
удовлетворение.
- Нет, - спокойно сказала она. - На этот раз я не уйду.
Сердито нахмурив лоб и сморщив свои круглые пухлощекие лица, к ней
сердито направились Мавас и Юрриш. Чалак остановил их спокойным жестом.
Юрриш неуверенно посмотрел через плечо, ожидая указаний Аздара. Мавас
неотрывно смотрел на Алейтис, лицо его раскраснелось, в маленьких глазках
загорелся рожденный страхом злобный огонек.
Алейтис отрывисто захохотала, и ее жуткий пронзительный хохот расколол
тяжело нависшую тишину. Она смеялась больше над собственной глупостью, чем
над этими мужчинами, но об этом догадался только Чалак.
Мавас шумно выдохнул через нос - он был на грани нервного взрыва.
Алейтис хищно огрызнулась:
- Попробуй только тронь меня, аф'иха - потом будешь жалеть об этом.
- Алейтис... - предупредил ее Чалак тихим голосом, но она это
предупреждение проигнорировала.
- Мавас! - вдруг позвал Аздар. - Убери ее отсюда!
- Нет! - крикнула она. - Н-е-е-т!! Я хочу говорить с тобой! Камри...
Они проскочили мимо Чалака и схватили ее за руки - толстые пальцы до
кости промяли плоть, оставив синяки на нежной коже. Они потащили ее назад,
к двери, а она, беспомощная, зло кричала:
- Аздар! Ты камдил! Ты мой отец! Аф'и! Убери от меня эту суку Камри!
Иначе ты пожалеешь. Я сделаю... Я сделаю... О-о-ох!
Двое сильных мужчин проволокли ее через двери и начали толкать вниз по
помосту, не заботясь о том, какую они ей причиняют боль.
Когда все трое оказались внизу, Алейтис немного успокоилась.
- Муттахид... муттахид... перестаньте, оставьте меня. - Она попыталась
высвободить руку. - Все, больше не буду. Не нужно меня... - Она напряглась,
пытаясь вырваться из цепких рук. - Я же сказала, что не буду. Имейте
совесть, прекратите!
Но мужчины, крепко схватив девушку под руки, заставили ее почти
бежать. Алейтис снова начала сердиться. Застонав, она рванулась всем телом
и, резко подогнув ноги, упала наземь. Сидя на жесткой траве, она попыталась
выровнять дыхание.
Мавас наклонился и запустил пятерню в ее длинные волосы. Жестоко
усмехнувшись, он резко дернул, так что Алейтис нелепо подпрыгнула и
выгнулась, словно она была тряпичной куклой.
Мавас захохотал.
Завопив от обиды и боли, Алейтис вскочила. Злость горячей волной
потекла сквозь ее тело, злость такая исступленная, что казалась почти
осязаемой силой. Она почувствовала, как горячая энергия наполняет ее руки,
стекает по пальцам. Совершенно не думая, она махнула руками в сторону своих
мучителей. Гнев до боли жег ее ладони, едва не разрывая плоть.
Мавас заревел от боли и отшатнулся. Юрриш жалобно выругался и
попятился, закрывая ладонями обожженное лицо.
Алейтис, испугавшаяся сама, замерла и, глупо раскрыв рот, уставилась
на двух здоровенных мужчин, которые только что так жестоко над ней
издевались, а сейчас бросились бежать прочь, словно перепуганные дикхмикхи.
Она поднесла ладони к глазам, боясь увидеть вместо них обугленные
головешки. Но руки были обычные. Только в кончиках пальцев слегка
покалывало, как бывает в холодное время года. И все.
Облизнув пересохшие вдруг губы, она посмотрела вслед убегающим
мужчинам и, тихо всхлипнув, бегом бросилась в дом.
Длинные тени - тени странных людей, странных животных, - то
скрещиваясь, то расходясь, плясали на истоптанной траве луга.
Пришел караван.
Алейтис прижалась носом к окну. Сквозь толстое двойное стекло не
проникало ни звука, но ей ничего не стоило вообразить себе мозаику из
веселых колес - в общем, из всего того, что, как она помнила, всегда
сопровождало подобные события.
Девушка села на кровать и, беспокойно поерзав, собрала тяжелые пряди
волос в тугой узел на макушке.
- Ай-джахани, еще минута - и я полезу на стену, - раздраженно
проговорила она и уперлась головой в изголовье кровати.
Потом она привстала, распустила волосы по плечам.
Часы показывали са'ат кудхам плюс двадцать. Потянувшись, она сердито
посмотрела на дверь.
- Не буду! Пусть скуют они пальцы на ногах Ашлы! Я уже по горло сыта
их деликатными чувствами и тем, что их приходится постоянно беречь!
Она приоткрыла дверь и, подпрыгивая, побежала по коридору.
Несколько минут спустя Алейтис гордо прошла мимо азири, которые
отводили взгляды и за спиной делали пальцами знак "рога", дабы отвести от
себя несчастье.
Пробравшись сквозь кусты по другую сторону чаридана, она ступила на
тропу, ведущую к реке. Оказавшись в достаточно густой тени, девушка
отбросила капюшон, и речной бриз заиграл ее влажными от пота волосами.
Вокруг порхали бабочки: прохладный ветерок, словно шелк, ласкал тело.
Твердый комок негодования, гнездившийся где-то в области солнечного
сплетения, растворился без следа под воздействием красоты и безмятежности
летнего послеполудня.
Она брела по тропинке, наслаждаясь звуками и запахами, которые
приносил ветерок.
Вода бело пенилась и играла вокруг плоского камня, выступавшего из
берега. Алейтис ступила на прохладный гранит, опустилась на колени, и губы
ее оказались всего в нескольких дюймах от бурлящей ледяной воды.
Сердце пронзила боль при мысли о том, что ей придется покинуть эту
долину, где она прожила всю жизнь.
- Нет, черт побери, плакать не стану! - Алейтис зачерпнула полную
пригоршню ледяной воды и плеснула себе в лицо.
Упруго вскочив на ноги, девушка пошла дальше по тропинке, погрузившись
в свои невеселые мысли. Она чувствовала себя центром вихря враждующих
чувств, и от этого испытывала какой-то неприятный внутренний дискомфорт:
она одновременно страдала от гнева и возбуждения, от сожаления и какого-то
радостного предчувствия, но сильнее всего - от неисчезающей боли, которая
становилась острее всякий раз, когда она вспоминала о том, что ей придется
покинуть ласковую долину и милого, немного мудрого грезителя - певца Вайда.
В том месте, где берег реки сильно подточила вешняя вода, была
построена низкая стенка из камня. Алейтис опустилась на колени и,
уперевшись локтями в холодный камень, положила несчастную свою голову на
руки. Старый хоран отбрасывал густую тень, поэтому она не стала опускать на
лицо капюшон. Волосы ее свободно развевались. Нежная музыка бегущей волны
постепенно успокоила ее беспокойный дух, пульсирующее болью сердце, сделала
тело более расслабленным и восприимчивым к сигналам окружающего мира. Она
подалась вперед, так что почти легла на каменную стенку грудью, и стала
смотреть на реку. Вода - переменчивые зеленые тени; пузырящаяся
облачно-белая пена; пламенистые искорки-отблески лучей Хорли;
сапфирно-зеленые силуэты, проносящиеся в прохладной глубине.
Глубже... глубже... Дух... сознание... душа... растворяется...
плывет... наружу... наружу... словно туман, и это нужно осознать...
понять... Я и не я... одна... и не одна... не такая... одно... одно...
время... я плыву... лечу... как лист по ветру... я была - не была...
Алейтис... рыба... мавик... йехма... микханкх... насекоморыбоживотное...
все... сознание... плывет на воздушных волнах... Алейтис... И она
воспринимала все богатство цветов ковра жизни вокруг, и под ней, и над ней.
Она смотрела на мир собственными глазами, на этот раз связь не прервалась.
Невидимые нити, такие же бесчисленные, как и звезды на ночном небе,
исходили из нее, как из веретена, - она пряла нити жизни. Алейтис очень
осторожно поднялась, сияя тайной радостью, от которой захватывало дух.
Медленно, очень медленно повернула голову. Жизненная сила бурлила в ней,
создавая обширнейшую сеть связей со всем живым, от неба до земли.
Потом в этой сети возникло что-то чужеродное; словно прыгающий язык
огня. Это горело кошачьеглазым желтым гордым светом среди рубинов и
изумрудов других жизней. Тепло потоком ринулось из Алейтис; подобрав полы
аббы, она поспешила по тропе.
Сразу же за водопадом она увидела его - это был один из караванщиков.
Он сидела на скамье, закрыв глаза, прислонив откинутую голову к стволу
молодого хорана.
Когда она приблизилась, он открыл глаза - круглые, черные, туманные -
и улыбнулся.
Едва воспринимаемый слухом щелчок в голове Алейтис обозначил конец ее
невидимого единства со ВСЕМ, но любопытство скрасило остроту потери. Она
подошла к караванщику так близко, что носки ее сандалий почти касались
поцарапанных носков его черных сапог. Он не шевельнулся, только яркие
круглые глаза неотступно следили за Алейтис.
Она с интересом рассматривала незнакомца.
"Какие у него странные глаза, - подумала она. И кожа - такая бледная".
Она взглянула на теплую золотистость своей кожи. "Как в самом деле странно.
Отвратительно..." Она моргнула - лицо незнакомца помрачнело.
"Неужели он читает мои мысли? О, Мадар! Надеюсь, что нет!" Улыбка его
растаяла, глаза сделались непроницаемыми, углы рта задрожали и опустились.
Он подтянул ноги к животу и обхватил колени руками. Каким-то образом они
превратились в барьер между ними.
- Такхиехх, караванщик, - поздоровалась она и, улыбнувшись, отбросила
с лица непослушную прядь волос, которой завладел ветер. - Ты видел
где-нибудь такую прекрасную речку, как Раксидан? - Она кивнула в сторону
живописного водопада, в водяной дымке которого плясали огоньки радуги.
- Такхиехх, зауеха. Здесь действительно очень красиво. Ты присядешь? -
Он поплотнее прижал колени к груди и посмотрел на Алейтис.
Девушка игриво усмехнулась и присела.
- Купец должен быть вежливым и тактичным. - Она протянула руку и
осторожно прикоснулась к его кожаным сапогам и к мешковатым шароварам,
сшитым из грубой красной ткани. - Мне всегда хотелось узнать... - начала
она.
- Что именно?
Ей показалось, что он стал еще более настороженным. Она нахмурилась,
потом нетерпеливо взмахнула рукой, предупреждая его попытку заговорить.
- Как вы ходите в таких плотных и тесных одеждах? Ведь в жару в них
можно умереть!
Он разразился смехом, потеряв всякую сдержанность и настороженность.
Впрочем, этого она и добивалась.
- А ты никогда не думала, зауеха, как бы мы верхом ездили по лесу,
если бы были одеты в такую, как у тебя, широкую юбку?
Она задумалась.
- Но пастухи ездят в них...
- Только по своим пастбищам, а представь их в таком наряде в лесистой
местности.
Она вообразила себе эту картину и тоже захохотала:
- Одни клочья... - Продолжая смеяться, она откинула назад волосы и
улыбнулась караванщику: - Да, остались бы одни клочья. К тому же они всех
бедных животных распугали бы!
- Согласен. - Он потрогал свои сапоги и тяжелые шаровары. - Но это еще
и защита для всадника. Иначе и он будет разорван в клочья, как юбка.
- Вот как! - Некоторое время она молчала, теребя зеленый с золотинкой
шелк аббы. Медленно, так неощутимо, что поначалу она подумала, что ей эту
чудится, НЕЧТО вошло, прокралось в ее сознание. Оно не было похоже на те
восхитительные моменты, когда она вбирала в себя свет окружающих се мириад
жизней. Это был напор, в такой же мере чувствительный, в какой и
ментальный. "Нужно немедленно убегать", - подумала она в панике.
Караванщик подался вперед, не мигая глядя ей в лицо. Его круглые глаза
увеличивались, росли, росли... черные водовороты, в которых она рисковала
утонуть... утонуть... тянущие... обещающие.
Она медленно потянулась к нему, но тут что-то внутри ее породило волну
протеста... Словно какой-то воображаемый кулак, волна ударила по
непрошеному гостю, завязла в тумане, липком и противном. И снова она начала
погружаться в темный, теплый туман... тонула.
Она чувствовала краем ускользающего сознания, что ее тело отвечает на
вторжение чужой воли как на вторжение любовника. Соски отвердели, в лоне
появилась знакомая нетерпеливая теплота.
Глубокое отвращение вновь заставило ее напрячься, сопротивляясь
погружению, зажгло горячее, обжигающее пламя борьбы. Вскрикнув, Алейтис
выпрямилась и попятилась назад, полная ужаса. Страшно кружилась голова.
- Нет! - прошептала она. - Н-е-т!
Давление внезапно прекратилось, и мужчина, стеная, откинулся на ствол
хорана, слабо отталкивая от себя руками... ЧТО???
Он делал такие движения, словно отражал наносимые ему страшные удары,
словно гнев Алейтис имел физическое воплощение.
Тяжело дыша, она расправила складки аббы, убрала упавшие на лицо
волосы.
- Ледяные клыки Ашлы! Что ты себе позволяешь?
- Не надо... хватит... - Из его молящих глаз катились слезы.
- Ты? - Она посмотрела на скрюченную, дрожащую фигуру - и удивление
охладило ее гнев.
- Не надо... не сердись... пожалуйста... Я виноват... но обещаю
тебе... Не делай мне этого... больно... - Слова, вперемешку со
всхлипываниями, срывались с его трясущихся губ.
Алейтис была слишком поражена, глядя на это жалкое существо, чтобы
что-то сказать. Хоран бросал пятнистую тень - его листья уже успели плотно
свернуться от жары, - и караванщик сидел в этой тени, жалкий, как микхмикх,
полный боли, которую, судя по всему, он сам себе причинил. Алейтис,
растерянная, совершенно сбитая с толку, тряхнула головой, пытаясь прояснить
мысли.
- Что ты хотел сделать? - тихо спросила она.
Казалось, он попытался спрятаться внутри собственной кожи. Черные
глаза печально смотрели на Алейтис поверх колен.
- Ну!
Незнакомец пробежал по губам розовым кончиком языка и еще глубже
втянул голову в плечи, словно искал укрытия за барьером собственных колен.
- Я... - начал он; черные глаза теперь были зажмурены. - Раньше у меня
получалось. В прошлом году они мне позволяли... - Он взглянул на нее, чуть
приподняв веки. Она сердито нахмурилась, и мужчина поспешно отвернулся. - Я
могу чувствовать все, что чувствуют остальные: радость, печаль, боль, силу.
Все! Я могу изменять то, что они чувствуют. Животные... с ними легко. Я ими
управляю. Я их лечу, когда они болеют. С людьми трудней. Они гораздо
опаснее. А женщины в долине не такие опасные. Я думал, ты... такая же, как
все они.
Алейтис потерла ладони, размышляя над возможностями, которые открыла
ей эта неожиданная встреча.
Радостное возбуждение загорелось в ней, когда она вспомнила
благословенное счастье ЕДИНЕНИЯ. "О подобном я никогда не могла думать, -
удивилась она. - Я смогла бы. Я уверена, что смогла бы..."
Она подняла голову и сияющими глазами взглянула на караванщика.
- Как ты это делаешь? Научи меня...
- Как? - Он постарался как можно сильнее вжаться спиной в дерево,
словно это могло сократить расстояние между ним и Алейтис. Черные глаза его
тайком посматривали в сторону тропы, ведущей к каравану.
Она увидела, как на его щеке вздрагивает мускул, и поняла, что он
готовится убежать.
- НЕТ! - она схватила его за руку.
Он громко задышал, закрыв от страха глаза.
- Не надо... Пожалуйста... - простонал он плаксиво.
Алейтис нетерпеливо потрясла его руку.
- Не будь такой тряпкой!
- Я не могу не впускать тебя в свои мысли! - Он опустил голову,
безвольно вытянул ноги, так что сапоги стукнулись о камень. Казалось,
сейчас он от страха потеряет сознание. - Я не умею ограждать свой мозг от
чужого вторжения. Я никогда не умел делать это. Ты не знаешь, что это
такое! Час за часом, день за днем... И никакого избавления от ощущений и
чувств других людей... - Он потер ногу. - Они копошатся у меня в черепе,
как червяки... И я перестаю понимать, где то, что чувствую я, а где то, что
принадлежит им... - Его ладонь лихорадочно гладила грубую красную ткань
шаровар.
Алейтис поежилась. Потом распрямила плечи и резко приказала:
- Слушай, караванщик, возьми себя в руки! Ты сказал, что можешь
управлять животными. И женщинами. Тогда, клянусь кровавыми клыками Ашлы, ты
должен научиться управлять и своими мыслями.
- Не могу.
- Чепуха! Спорю, что ты никогда и не пробовал.
- Зауеха...
- Ради Мадара, караванщик! Минуту назад ты едва не подмял меня. И ты
хочешь сказать после этого, что не можешь себя защитить? Хихдаг! Просто
перестань распускать сопли и наберись злости!
- Ааахх! - Лицо мужчины залилось краской, дыхание со свистом вырвалось
сквозь сжатые губы.
- Берись за дело! - Алейтис нетерпеливо фыркнула. - Работай над собой.
Когда они заполнят твой мозг, сделай то, что делаешь, когда хочешь взять
кого-то под контроль... И поверни их назад! Попытайся!!!
Его губы напряглись. Он смотрел на нее полными неприязни глазами.
Потом пожал плечами.
- Попробую. Потом...
Алейтис вздохнула.
- Как хочешь, караванщик. Но знай, тебе никто не поможет, кроме тебя
самого. - Она хладнокровно взглянула на него. - А теперь покажи, как ты
управляешь животными.
- Как я могу научить тебя? Я таким родился!
- Показывай!
Он снова пожал плечами и отвел глаза, в которых затаилась глубокая
обида. Потом показал на дерево:
- Смотри. На полпути к верхушке этого дерева сидит микхмикх.
- Где? - Она ничего не могла рассмотреть на хоране, сколько ни
старалась.
- Дотронься до меня. Своим сознанием. Если тебе это удастся, то...
Если нет, то ничего не получится...
Она закусила губу.
- Ладно... я попытаюсь...
Она распласталась на земле, положив подбородок на руки, позволяя
монотонному звуку журчания реки омывать ее сознание. Через какое-то время
во все стороны от нее начали разворачиваться нити, как будто она была
огромным веретеном. Она коснулась бледно-желтого пламени, прислушалась к
словам караванщика.
- Почувствуй то, что чувствую сейчас я. - Он скептически посмотрел на
нее. Она ответила ничего не выражающей улыбкой.
- Видишь, я как бы делаю из своей мысли "палец". Видишь?
- Угу.
- Потом я дотрагиваюсь этим "пальцем" до животного. Смотри. Микхмикх
сейчас похож на дрожание воздуха. Теперь присмотрись - вон та черная точка
и есть центр этих колебаний. Я касаюсь точки своим мысленным пальцем. Вот
так! И микхмикх будет делать то, что я захочу!
Сначала все было непонятно, туманно, путанно.
Алейтис ничего не видела и уже начала отчаиваться, что тут же
обернулось угрозой нарушения связей между нею и караванщиком. Потом будто
что-то щелкнуло в ее мозгу. Словно солнце засияло сквозь просвет в грозовых
тучах. Она с растущим нетерпением слушала, что говорил караванщик.
- Смотри, - тихо тянул он, - смотри на дерево главами своего тела.
Видишь? Вон он ползет. Вниз по стволу. Вот там, по листьям. Видишь?
По стволу хорана сползало маленькое пушистое существо. Его
хамелеоновый мех сейчас был серебристого цвета дневной коры хорана.
Маленькие коготки цепко впивались в кору, черные кружки глаз с опаской
посматривали по сторонам. Микхмикх шлепнулся на землю и взъерошил мех,
который, по мере того как малютка приближался к караванщику, поменялся с
серебристого на зеленый, а потом на песчаный и снова на зеленый, травяной.
Подбежав к нему, крошка уселся на задние ланки, а передними принялся
причесываться. Алейтис улыбнулась, глядя на его смешную мордочку.
Караванщик нагнулся и поднял микхмикха. Живой шарик меха изменил цвет
на светло-коричневый, замер на загорелой ладони караванщика, обвив ее
длинным пушистым хвостом. Через мгновение караванщик отпустил зверька на
землю и подтолкнул его вперед.
Забавное робкое создание тут же помчалось по тропе.
Алейтис протянула свою невидимую ментальную руку и поймала зверька.
Потом заставила его вернуться к ней. Ей понравилось, как его быстрые лапки
щекочут ее ладонь, она погладила дрожащее тельце кончиками пальцев. Сначала
маленькое сердечко стучало громко, но потихоньку успокоилось. Микхмикх
зажмурился и чуть слышно заурчал. Этот звук заворожил Алейтис, она провела
пальцем по позвоночнику зверька. Потом бережно поставила животное на землю
и проводила его глазами, когда он, освобожденный, помчался прочь.
Алейтис выпрямилась.
- Ты уходишь?
- Мне уже пора. - Она помолчала, поскребла пальцем ноги песок. - Я
хочу... Будет лучше, если я предупрежу тебя. Никому обо мне не рассказывай.
Если не хочешь неприятностей.
- Я думал... - В его голосе слышалось слабое удивление. - Не понимаю.
Когда я был здесь в последний раз, я переспал с вашей женщиной. Подобное
происходило и в других долинах. Вашим мужчинам все равно, с кем путаются их
женщины, так почему же...
- Наверное, ты нарвался на Кахрубу. - Алейтис засмеялась. - Она очень
любит благословлять Мадара таким способом. Никогда не пропустит случая. Я
другая. - Углы рта ее невесело опустились. - Черт побери, совсем другая. -
Она с любопытством посмотрела на мужчину. - Кажется, вы совсем не такие,
как наш народ. Мы благословляем именем Мадара, это так. Да, у нас есть
такие, как Кахруба, но большинство делит наслаждение только с теми, к кому
чувствует особую склонность, расположение. Это тоже часть наших верований.
Чем глубже радость, наслаждение - тем лучше пасутся наши животные, тем
плодороднее наши поля, тем довольнее нами Мадар. - Она вздохнула и пожала
плечами. - Мы благословляем Мадара, а вы режете глотку женщинам, которые
позволили себе чуть-чуть свободы. Мне больше нравится наш образ мысли.
- У ваших мужчин просто нет гордости! Как могут они другому мужчине
позволять брать то, что принадлежит только им?
- Принадлежит им? - Она нахмурилась. - Никто не может кому-либо
принадлежать. Каждый человек сам себе хозяин.
- А те, которых вы зовете азири?
- Мы ими не владеем. Они часть клана. Они такие же, как... Я хотела
сказать, такие же, как я. Но это неправильно. Они более причастны к клану,
чем я...
Он ничего не ответил, но явно не поверил Алейтис, его недоверие она
чувствовала почти на ощупь.
Она фыркнула:
- Какая разница, впрочем? Я еще раз повторяю тебе: никому не
упоминай...
Прежде чем она успела закончить предложение, со стороны тропы кто-то
запустил камешек, попавший караванщику в плечо. Тот вскочил.
Маленький мальчик - не старше Кура, отметила Алейтис, - показался
из-за куста зарадула, росшего у поворота тропы. На лице его играла
злорадная усмешка.
В одной руке он держал ремень пращи, а в другой - небольшой мешочек с
камнями. Алейтис была поражена жестокой радостью, написанной на лице
мальчугана.
- Гриман поймал гуруллу. Гриман водит шашни с гуруллой... -
безжалостно повторял мальчишка, сопровождая каждое слово новым камешком из
катапульты-пращи.
Алейтис ждала, что караванщик что-то предпримет, например, поймает
мальчишку и проучит его. Но к ее удивлению, караванщик под ее ожидающим
взглядом только склонил голову: казалось, он стал даже меньше ростом.
- Ай-Ашла, караванщик! - Она глядела на него с отвращением. - И ты
позволяешь ему оставаться безнаказанным?
Караванщик молча смотрел в землю. Очередной камешек угодил ему в щеку,
оставив на побледневшей коже розовое пятнышко. Девушка от удивления
покачала головой.
Но вот мальчуган промахнулся - один из камешков задел щеку Алейтис.
Она метнулась к обидчику. Испуг прогнал выражение жестокого ликования с его
лица, он попятился, чтобы спрятаться в кустах, но было поздно, Алейтис
оказалась проворнее мальчика. Одной рукой она схватила его за худое плечо и
выдернула обратно на середину тропы.
Перемежая злобные ругательства с сердитыми криками, мальчуган,
царапаясь и кусаясь, закрутился, пытаясь вырваться. Алейтис положила
обидчика к себе на колени, ягодицами кверху, и хорошенько вздула его
десятком звонких шлепков. Игнорируя его вопли и проклятия, она поставила
его на ноги, крепко держа за руку.
- Это тебе больше не понадобится, крысенок, - сказала она, выбрасывая
пращу и запас камней в реку.
Мальчишка дернулся, извернулся и плюнул ей в лицо.
Она с силой ударила его по щеке.
- Веди себя повежливее, злобный крысенок, - предупредила она, вытирая
лицо рукавом мальчишки.
- Я расскажу отцу, что ты себе позволяешь, и он тебя зарежет!
- Ты успокоился? - хладнокровно поинтересовалась Алейтис. Он злобно
взглянул на нее. - Тогда заткнись! - Она крепче сжала его руку и, придав
голосу безжалостный тон, продолжала: - Ты ведешь себя, как полоумный
маймун. Пока ты маленький, учись управлять собой. А отцу можешь говорить
все, что хочешь. - Алейтис хрипло захохотала, сверкая зелено-голубыми
глазами. (По крайней мере, ей очень хотелось надеяться, что они сверкают.)
- Но только запомни... - Она наклонилась к его лицу: - Я - колдунья этой
долины. И я наложу на тебя такое проклятие, что у тебя шея станет кривой и
ты будешь смотреть через плечо до конца своей жалкой жизни.
- Колдунья? Я не верю тебе! - Он попытался ответить храбро, но голос
его дрогнул. Он больше не старался вырваться. Бешеная злость во взгляде
сменилась опасливым уважением.
Алейтис почувствовала, что над ней пролетел киш, и улыбнулась. Она
мысленно протянула палец и коснулась мозга птицы. К ее удовольствию, птица
тут же подчинилась. Тогда Алейтис вскинула свободную руку и щелкнула
пальцами. Словно повинуясь этому жесту, киш стремительно упал к ней на
руку. Он взъерошил хохолок на голове и свирепо уставился на мальчика своими
круглыми желтыми глазами.
- Смотри, - тихо произнесла она. - Если я прикажу, он тебе выклюет
глаза.
Она взмахнула рукой, и киш поднялся в воздух.
Мальчик, испугавшись, подался назад. Киш опустился на ближайшую от
него ветку.
- Помни, - наставительно изрекла Алейтис: - Как только увидишь, что
над тобой кругами кружится киш, это значит, что я его глазами наблюдаю за
тобой. Понял, крысенок никчемный?
Мальчик раскрыл рот, но от страха не смог вымолвить и слова.
- Ну?! - Она угрожающе подняла руку.
- Н-е-ее-т! Нет! Не надо! - Он вырвался из железной хватки Алейтис и
попятился к кустам.
- И веди себя вежливо со старшими. Иначе нарвешься на неприятности. -
Она повелительно взмахнула рукой, заставив киша взмыть в небо.
- Хорошо, зауеха...
Вихрем нырнул в кусты. Затрещали ветки - мальчик отчаянно старался
убежать как можно скорее и подальше.
- Вот так! - Алейтис опустила руку на плечо караванщика. - Да, я ведь
даже не спросила... Как тебя зовут?
- Тарнсиан.
- Видишь, Тарнсиан, ты не один такой. Научись управлять своим даром -
не давай ему управлять тобой, и все будет хорошо. У тебя повсюду будут
союзники. Держись, караванщик! Половые тряпки хороши, чтобы о них вытирали
ноги, но ты ведь мужчина!
Попятившись, Тарнсиан сел на камень и попытался улыбнуться, но улыбка
вышла у него какая-то жалкая.
Тихо насвистывая, Алейтис спокойно шла через холл, энергично вытирая
влажные волосы. Повернув за угол у комнаты Аздара, она различила громкие
голоса, словно там, внутри, кто-то ссорился. Приостановившись, она
прислушалась. Камри и Аздар. Спорят. Она замерла, перебросив полотенце
через плечо. Пурпурная дверь была чуть приоткрыта. "Если подойти немного
ближе, - подумала она, - можно расслышать..."
- ...очистить долину, избавившись от нее! - Камри, ослепленная злобой,
явно забыла об осторожности: спеша убедить Аздара, она слишком повысила
голос.
Алейтис не стала ждать - на цыпочках пересекла она площадку и
прижалась к стене рядом с дверью. Затаив дыхание, она протянула руку и
двумя пальцами погасила свечу у себя над головой. В темноте она чувствовала
себя в большей безопасности. Потом она присела на корточки и стала жадно
слушать.
- ...это проклятие. Камня не останется от дома Аздара, если ты ее
тронешь.
Ворчание Аздара было необыкновенно смирным, словно он очень хотел
последовать совету Камри, но боялся.
"И это мой милый папаша! - подумала Алейтис. - Надо же!"
- Шаир сказал, что есть способ, - заявила Камри.
- Шаир фи'л? А что нужно этой змее в нашем доме?
- Погоди, Аздар! Я сама за ним посылала. Нет, нет. - Казалось, она
успокаивает Аздара.
Алейтис ужасно хотелось хоть одним глазом взглянуть на то, что сейчас
происходит в комнате, но она еще не утратила рассудка. Она только
вообразила себе, как на лице Аздара возникает ужас.
- Послушай! - настойчиво продолжала Камри. - Есть способ.
Аташ-нау-таваллуд! Ты сам знаешь. Не пытайся играть со мной в эти игры,
Аздар! Глупо. В последний раз долины взывали к Аташ-нау двести три года
тому назад. Так, по крайней мере, говорит Шаир. Ты же знаешь, пастухи ближе
к Ашле, чем дома кланов. - Голос Камри понизился до грудного
успокоительного воркования.
На минуту в комнате повисла напряженная тишина.
Алейтис нетерпеливо зашевелилась - левую ногу от сидения свело
судорогой. От боли пришлось даже закусить губу.
- Значит, Аташ? Ты предлагаешь сжечь ее? - нарушил тишину негромкий
голос Аздара. - Я знаю, она вне клана. Но все равно в ней моя кровь. Что
скажут в домах? Как я встану перед Мадаром?
- Не надо так смотреть на это дело! - Голос Камри был мягок,
обволакивающе вкрадчив. - Ты же сам хочешь от нее избавиться! Она ведь как
бомба в нашем доме. И Мадар тебя не проклянет, а только благословит, да, да
благословит за то, что ты избавил их от опасности, которую она в себе
заключает. Доверь все дело Ашле...
- Чалак...
- Ну и что?
- Он мой сын.
- Чепуха!
Рука опустилась на плечо Алейтис. Она подавила вскрик и медленно
поднялась. Чувствуя, что бешено колотящееся сердце подкатило к самому
горлу, она повернула лицо к стоящему рядом мужчине.
- Чалак! - прошептала девушка.
Он прижал палец к губам, потом показал в конец коридора. Она кивнула и
быстро пошла за ним. Он остановился у дверей ее комнаты.
- Я могу войти, сабийя?
- Добро пожаловать, абуcap. - Она поспешила войти сама и пригласила
брата.
Он вошел и задвинул дверь.
Алейтис села на край кровати.
Чалак внимательно посмотрел на нее:
- Значит так, Лейта?
- Что так, брат? - пожала она плечами.
- Подслушивающий редко слышит хорошие вести.
- Да. Но очень часто узнает то, чего не следует знать.
- Возможно. И что ты теперь будешь делать с тем, что услышала?
- А ты знаешь, что я услышала?
- Частично.
- Тогда расскажи.
- Ты потом меня послушаешь, хорошо? - Он сложил руки на груди и
невесело улыбнулся ей.
- Да. - Она принялась теребить покрывало, на котором сидела, собирая
из него что-то наподобие гористого пейзажа. Немного погодя, не отрывая глаз
от своего произведения, спросила: - Что такое Аташ-нау-таваллуд?
Вырвавшийся у молодого мужчины невольный вздох заставил Алейтис рывком
поднять голову. Лицо его было мрачно.
- Это я пропустил, - сказал он. - Я надеялся, что... Ты уверена, что
слышала именно эти слова?
- Я слышала, что сказала ОНА! Камри! - В груди у Алейтис все сжалось,
ей пришлось раскинуть на секунду руки, чтобы сделать вдох и резкий выдох. -
Аташа - так на старом языке называли огонь...
- Ашла - дочь темноты, - медленно отозвался Чалак. Его лицо, обычно
хладнокровное, теперь ясно говорило об испытываемой им боли. - Лейта...
- Не надо, - попросила она, - я должна все знать,
- Это древний обряд, к которому прибегают, когда страх становится
сильнее, чем разум, чем гуманность. - Он посмотрел на свою сильную руку. -
Ритуал начинается с Исан-дана. Они собираются и просят разрешения у Ашлы
совершить Аташ-нау-таваллуд и очистить вади от рух кхараб, демона,
вселившегося в него. Они призывают Шаира, Кхохина и Щуру. Пока Щура стоит
на страже, Шаир и Кхохин совершают над принесенным в жертву конем
определенный ритуал. В результате из всех людей долины избирается один
человек... - Голос Чалака вдруг стал хриплым. Он кашлянул, прочистив горло,
и посмотрел в окно, поверх головы Алейтис.
- Говори до конца, прошу тебя.
- Можно, я сяду?
- Абуcap, садись, пожалуйста. Извини, что позабыла предложить тебе
присесть. Теперь, брат, пожалуйста, расскажи мне все, что ты знаешь.
Он вымученно засмеялся и погладил ее по руке:
- Лейта, ты всегда была самая нетерпеливая. "Сейчас!" Ты всегда
хотела, чтобы все получалось "сразу" и "сейчас!" Наверное, "сейчас" было
самое первое слово, которое ты произнесла, едва выучившись говорить.
- Это хорошее слово - "сейчас". Значит, выбирают они человека. Что же
происходит потом? - Она повела плечами и вздрогнула. - Ты же понимаешь, о
чем я спрашиваю. Это не из праздного любопытства.
Устало вздохнув, он сказал:
- Я не могу противоречить Мадару, но все же считаю, что обряд Аташ...
трудно принять. - Голос его вдруг стал тверже. - И я не стану участвовать в
нем!
Удивленная, она смотрела на него, не мигая. Поднявшись, Чалак принялся
ходить из конца в конец маленькой спальни, чуть ли не наступая на ноги
Алейтис.
- После избрания нужного человека Шаир и Кхохин собственными руками
устраивают асу в финджане Топаз, собирают связки чабе, хизума и химета
вокруг него, покрывая все тремя пригоршнями кан. И перед всем собравшимся
народом вади - не позволяя уклониться никому, даже умирающим и роженицам, -
избранный сопровождается к aсе и там привязывается. Возгорается пламя.
Огонь поддерживают до тех пор, пока... не останется ничего кроме пепла...
Потом этот пепел аккуратно собирают и делят на пять частей. Первую часть
отвозят к воротам Раксидана и там закапывают. Четыре оставшиеся части
отвозят на восток, запад, север и юг и распыляют по ветру под песнопения,
посвященные Ашле. Так, сказано, будет совершено очищение долины от демона -
рух кхараба.
Чалак прислонился к двери, сложив на груди руки.
- Теперь ты знаешь все.
Алейтис дрожала:
- На этот раз она своего добилась. Мне конец.
Он кивнул.
- Если ее поддержат Аздар и Шаир, то Кхохину придется подчиниться им.
- Зираки говорит, что гильдии будут за меня.
- Этого недостаточно. Они это понимают. И ты тоже.
- Но что же мне делать?! - Слова ее упали в нависшую тишину, как
беспомощные слезы в песок.
- То, что ты уже решила сделать, Алейтис.
Она вздрогнула, подняла голову и внимательно посмотрела на него: -
Что?..
- Прошла пора, когда мы играли с тобой в игрушки, сестра, - улыбка
чуть осветила его тонкое умное лицо. - Ведь я не дурак, сестра. Я сказал,
что не буду в этом участвовать. И я имел в виду то, что сказал. Но... - он
посмотрел на восточную стену - в той стороне находилась спальня Аздара. -
Он все еще Аздар, пока жив, и прямой власти у меня очень мало.
- Чалак, мне страшно. - Она протянула к нему дрожащие руки. Он взял ее
ладони в свои.
- Но я ничего не знаю, кроме этой долины. - Она высвободила свои руки
и сжала кулаки. - Я не хочу уходить!
- А есть ли у тебя выбор? - он опустился на кровать рядом с ней. -
Попробуй добраться до городов на побережье. Но не говори мне, куда
собираешься идти, В конюшне я оставлю для тебя еду и кое-что еще, что может
тебе понадобиться... - Он вздохнул, нежно коснулся макушки Алейтис
кончиками пальцев. - До завтрашнего вечера ты должна покинуть долину.
- Нет...
Ее пальцы, сжатые в кулаки, стали белыми.
- Лейта!
- Нет!
Он нахмурился, теряя терпение.
- Лейта, ты поступаешь глупо. У тебя сейчас нет времени, чтобы
упрямиться!
Она смотрела на свои руки, не отрывая взгляда.
- Я никогда не покидала этой долины, Чалак. Понимаешь? - Она
повернулась лицом к нему. - Как мне поступить? Что делать? Что говорить?
Он успокаивающе пожал ее ладонь.
- Если бы у меня был выбор между верной и мучительной смертью и пусть
небольшим, но реальным шансом выжить, то я бы, сестра...
- Выбора нет, - вздохнула она. - Ты чертовски прав!
- Ты выбираешь жизнь?
- Как всегда.
- Долгую жизнь, сестра. И счастливую, я надеюсь... Где-то там... - Он
осторожно отпустил ее руку и встал. - Я положу несколько слитков авришума в
твою седельную сумку. Это поможет тебе, когда ты доберешься до
какого-нибудь города.
- Спасибо, брат.
Он наклонился и нежно коснулся ее волос.
- Благослови тебя Мадар, сестра.
С трудом улыбнувшись, она кивнула:
- Благослови тебя Мадар, брат.
...Меньшая луна превратилась в пятнышко размером с яйцо, в то время
как большая светила полной дыней, с самого края тоже почти полного овала
вырисовывался силуэт стоящего на голове зайца. Похититель диадемы сидел в
тени навеса, наблюдая за хороводом колдуний, сосредоточенно совершавших
непостижимый для него ритуал. В ночном прозрачном и неподвижном воздухе их
голоса звучали как музыка. В центре хоровода лежала диадема, вбирая в себя
свет двух лун.
С суровым побледневшим лицом Кхатеят прошептала:
- Лунная танцовщица. Мы призовем Моват. - Она взглянула в широко
раскрытые, полные страха глаза Н'Фрат. - Вокруг этого бремени, попавшего в
наши руки, мы завершим наш обряд... - Она со свистом втянула воздух. -
Приведи его. Он связан с бременем и должен разделить с нами заклятие.
Ракат...
Жаркотелая девушка-кочевница, - самая старшая из собравшихся,
покачивая бедрами, уверенно направилась к сидящему в тени похитителю
диадемы. Он поднял на нее глаза.
- Пойдем со мной. - Она протянула ему руку, помогла подняться и
подвела к подругам. В прозрачном воздухе волшебной ночи звяканье цепей на
его ногах звучало особенно уныло. Его светлые глаза сверкали любопытством,
он по очереди разглядывал каждую из женщин.
Кхатеят подошла к нему, улыбнулась, отдавая должное его хладнокровию.
Остальные шемкхьи тем временем образовали вокруг них кольцо, встав на
расстоянии вытянутой руки друг от друга.
- Я только два раза в жизни вызывала Моват, - сказала едва слышно
Кхатеят. - Одна из вас станет лунной танцовщицей. И все - слушайте
предостережение! Скрепите свой дух! Держите свою волю в руках! Держите! Или
будете поглощены! - Она моргнула. - ...И ты, вор!
Кхатеят положила руку на плечо похитителя.
- Ты должен остаться здесь. Сиди тихо, очень тихо. - Она показала на
землю рядом с диадемой и нахмурилась, заметив блеск в его глазах. - Твоя
роль молчать! Ты понял?
Он опустил плечи в знак того, что все понял, и сел.
Над собравшимися нависла тишина. Кхатеят сделала глубокий вдох,
медленно выдохнула:
- Я кахи-н-сарат...
Голос ее, вначале не совсем уверенный, постепенно окреп и перешел в
ритмическое напевание.
- Тадетат-бтам-таденат. Моват! Приди к нам! Белое безмолвие. Приди!
Танцуй для нас в белой тишине ночи. Приди! Лунная дева, приди, приди,
приди...
Она закрыла глаза и начала кружиться сперва медленно, потом все
быстрее и быстрее. Девушки, продолжая хранить напряженное молчание, подняли
вверх руки.
Руки Кхатеят метнулись вверх, схватили пару чьих-то кистей. Не
открывая глаз, она выкрикнула:
- Чабият!
Женщины эхом вторили ей:
- Чабият!
С невозмутимым лицом Ракат положила свои ладони на кисти рук Кхатеят.
Круг распался. Н'Фрат склонилась над ящиком-хором и подняла крышку. Одно за
другим начала она вынимать ароматические масла. Кхепрат встала на колени и
принялась ритмично похлопывать себя по бедрам. Когда медленный, но
настойчивый звук ритма нарушил напряженную тишину, две девушки подошли к
Ракат. Шанат развязала ленты, стягивающие волосы лунной танцовщицы,
расправила тяжелые пряди по плечам. Н'Фрат развязала тесемки на плечах
туники Ракат, и тонкое одеяние упало к ногам танцовщицы, превратившись - в
свете луны - в крошечное озерцо.
- Хананам сенья, - высокий красивый голос Н'Фрат поймал ритм ударов
Кхепрат. Шанат протянула к Н'Фрат ладони, поймала драгоценные капли масла и
начала быстро натирать им мягкие завивающиеся волосы Ракат.
- Наханам пьебак, - Н'Фрат взяла горшок и разлила масло на плечи и
груди Ракат. Потом вместе с Шанат начала натирать маслом все тело лунной
танцовщицы, точно следуя ритму монотонных ударов рук Кхепрат. Закончив,
Н'Фрат аккуратно спрятала горшок обратно в хор и опустила крышку. Все это
она проделывала, не забывая подхватывать ритмов Кхепрат, выстукивая их на
своих бедрах.
Кхатеят поднялась - серебряная статуя - и воздела руки к небу. Ракат
повторила ее движение. Две девушки освободили от туники ее ноги и натерли
их ароматическим маслом. Не поднимаясь с колен, девушки пододвинулись к
Кхепрат и Н'Фрат.
Кхатеят уронила руки, наклонилась и, подняв отброшенную тунику, молча
попятилась, оставив Ракат стоять одну, со все еще поднятыми вверх руками.
Лунная танцовщица походила на бронзовую статую, искрящуюся в свете
лун. Кожа ее мерцала, словно глубокая вода. Золотистые пятна играли на
высоких скулах. Луны сияли, обнажая ее грациозные плечи, полные груди,
роскошные бедра.
Похититель диадемы восторженно ее рассматривал.
- Гер-я-моват шаниэф... - пробился сквозь упругое похлопывание ладоней
глубокий голос Ракат. Она судорожно втянула голову, начала покачиваться.
Отблески, словно зеркальные чешуйки, запрыгали по ее лоснящемуся от масел
телу. Лунная танцовщица колотила ладонями по бедрам, на одном дыхании
вытягивала песнопение, прищелкивала языком, выстукивала ритм босыми ногами
по твердой, утрамбованной земле.
Голос, льющийся, как поток жидкого золота... Переливчатость блестящего
в лунном свете тела... А позади - хлопающие по телу ладони, дыхание, с
трудом прорывающееся сквозь зубы. И золотые голоса, сплетающие слова в
серебряную лунную сеть.
Ладони ударили по бедрам. Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее! Ноги
вырисовывали свой узор на истоптанной траве. Быстрее, быстрее, быстрее,
быстрее! Все учащеннее и учащеннее дыхание.
Настойчивее, настойчивее, требовательнее!!!
Требовательное завладело и голосом поющей...
Тишина звала...
Тишина стонала над сидящим похитителем диадемы.
А рядом мерцала сама диадема...
- Пусть свершится! Пусть свершится!
- Пусть свершится!
Поющая женщина, обратив в себя невидящий взгляд, завертелась волчком,
в сложном ритме касаясь земли, переплетая узор этого ритма с узором
плетущего песню голоса, под настойчивый ритм ударов ладоней.
- Ятфедарья: пусть это свершится!!!
...Звуки затихли с последним триумфальным: "Свершено!!!" Похититель
диадемы тонкой струйкой выпустил воздух из горящих легких. Тело покалывало,
словно его натерли грубой тканью. Тупая боль невидимым обручем сжимала
голову. Он взглянул на лежащую возле него диадему - ее свечение странно
пригасло. Он хотел коснуться ее, но обнаружил, что его руку мягко отводит в
сторону какая-то неведомая сила. Пораженный, он посмотрел на колдуний.
Ракат, рухнувшая на холодную землю, дышала так тяжело, что была не в
силах произнести что-либо. Она могла лишь с трудом отводить от лица липкие,
пропитанные маслом волосы.
Н'Фрат схватила одну из свернутых туник и засеменила к обессиленной
танцовщице.
- Накинь, Кати, - сказала она, - а то заболеешь...
Ракат устало улыбнулась:
- Спасибо, Н'Фри.
Кхатеят посмотрела вокруг.
- Дело сделано, - хрипло заключила она и дотронулась до похитителя,
сидящего у ее ног: - Теперь отправляйся спать. Пойдешь обратно в свой чен.
Утром тебя ждет работа.
Пожав плечами, вор поднялся. Его закачало, он почувствовал, что силы
его покинули. Бросив взгляд на лежащую под тускнеющим светом лун диадему, о
которой сейчас почти все забыли, он спросил:
- Почему так?
Кхатеят задумчиво посмотрела на него:
- Лучше тебе этого не знать, раб. Прими это как свою защиту. Ты жив, и
останешься живым. Тебе повезло, и не старайся, чтобы повезло больше, чем ты
этого заслуживаешь.
КНИГА ВТОРАЯ
ДРАКОН РАСПУСКАЕТ КРЫЛЬЯ
Алейтис вздохнула, повела затекшими усталыми плечами. Медленный стук
копыт по дороге, скрип кожи, размеренное фырканье лошади - все это унылым
контрапунктом сочеталось с невеселыми мыслями. Холодный воздух заставил ее
вздрогнуть, и настроение совсем испортилось.
По мере того, как непривычная тяжесть в ногах усиливалась, она
старалась изменить позу, перенести вес с одного бедра на другое. Она
смещалась то вперед, то назад, испытывая массу неудобств, пока вся нижняя
часть тела не оказалась объятой жгучей болью. Наконец, она освободила из
стремени левую ступню, перебросила ее через выступ седла, едва при этом не
свалившись с лошади, и перевела дух.
- Так мне немного лучше, Пари, моя милая лошадка. Если я не свалюсь...
Как раз в этот момент лошадь споткнулась, и Алейтис поспешила
вцепиться в ее гриву.
- Ха! - закричала она ошеломленно. - Ми-муклис, если мы с тобой
расстанемся... - Она засмеялась. - То я уже никогда не вскарабкаюсь тебе на
спину!
Усевшись поудобнее, Алейтис позволила себе повернуть голову, и,
поглядев назад из-за плеча, рассмотреть луны. Ааб, из гладкой стороны
которой, словно фурункул, выглядывала выпуклость Зеба, начала долгий
плавный спуск к зубастым пикам горной цепи.
- До зари еще часов шесть езды. Интересно, как далеко мы успели
забраться? - пробормотала она.
Она огляделась вокруг. Справа до самого горизонта простирался склон
горы, гранит кое-где отблескивал в свете лун. Слева от Алейтис грунт
внезапно уходил вниз, и пористые кроны высочайших железодревов, казалось,
едва достигали человеческого роста.
- Невозможно определить. Прошло примерно пять часов. Вайд говорил, что
до вади Карда две недели пути в южном направлении.
Где-то в животе, пониже пупка, разрасталась холодная, сосущая пустота
страха - переносить ее было еще труднее, чем физическую боль, которая
терзала непривычное к седлу тело.
- Ахай, Пари... - Алейтис погладила гладкую шею темно-каштановой
кобылицы. - Я уже жутко по нему скучаю, а мы ведь только что покинули
долину...
Она закрыла глаза и увидела его - темный силуэт на фоне мерцающих
скал.
- Вайд... - прошептала она. Но слово было тут же унесено порывом
холодного ветра, теребившего полы ее аббы. Она поежилась, поплотнее
закуталась в теплый плащ Вайда. Если бы у нее была пара сапог, как у
караванщика, чтобы защитить ноги от ледяного ночного воздуха, проникающего
под полу аббы, она сочла бы эти мгновения путешествия даже приятными.
Зябко поведя плечами, Алейтис спустила левую ногу в стремя, а правую
перекинула через седло.
- А, больно... - прошипела она, когда натертая кожа внутренней стороны
бедра коснулась грубого седла. И все же, сунув ступню обратно в стремя, она
цокнула языком.
- Давай, Пари, давай, маленькая, пошевеливайся, побыстрее переставляй
копыта. Нужно найти место, где можно сойти с дороги. Когда они бросятся на
поиски - наверняка обнаружат мой след.
Она покачала головой, осматривая склоны по обе стороны от дороги.
Никакой возможности спуститься с тропы. Она двинулась дальше. Все более
невыполнимым казалось ее намерение. Постепенно дорога оказалась в окружении
двух каменистых склонов и начала петлять между ними, бесконечные подъемы и
спуски мешали продвижению вперед. Алейтис приходилось ползти вдоль этой
неудобной и опасной тропы, переведя свою кобылу на медленный шаг - на тропе
то и дело попадались коварные обломки камней, которые могли оказаться под
копытом. Это уже никуда бы не годилось. Дальше... дальше... дальше...
вверх... вверх... вниз... вокруг... час за часом...
Алейтис прижалась к лошади, поминутно оглядываясь на тащившего тюки
жеребца. Она ехала, чуть не падая с седла от усталости, пока езда не
превратилась в пытку, пока бедра изнутри не были натружены до крови.
Скалистые вершины по краям дороги пропали, теперь ее окружали крутые
склоны, один из которых уходил вверх, а другой - круто вниз. Когда
местность немного выровнялась, деревья и кусты стали такими частыми, их
тень такой густой и манящей, что Алейтис с трудом подавляла желание
укрыться в этой тени.
Ааб примостилась на вершине пика с неизвестным названием. Внезапно
негостеприимная гора сменила гнев на милость и подарила девушке приятный
травянистый склон, кое-где испещренный редкими кружками синобаров. Она
встряхнулась, заставив себя немного сосредоточиться, и натянула поводья,
приказывая кобылице остановиться. Жеребец нетерпеливо порывался двинуться
вперед, переступая с места на место, дергал поводья. Алейтис потерла
ладонями лицо, мысленно настроилась на волну и вошла в контакт с жеребцом,
стараясь успокоить и вернуть его на место.
- Извини, ми-Мулак, я знаю, вы оба устали, хотите есть и пить. - Она
вздохнула. - Но нам нужно ехать, Азиза-ми.
Кобыла начала спускаться, выбирая путь - приблизительно в
юго-восточном направлении - среди валунов и прямых, как лезвие,
железодревов, весьма редких здесь, но величественных, украшающих этот
скудно наделенный дерном горный склон. Кобыла обогнула один из кружков
синобаров, Алейтис покачнулась. Она ухватилась за седло, усилием воли
заставив себя держаться прямо, и усталость могучими волнами прокатилась по
ее несчастному больному телу.
Когда Ааб превратилась в молочно-бледный ореол, венчающий черное
острие вершины, Пари раздвинула мордой редкий кустарник, и они оказались на
обширном песчаном пляже, который плавно спускался к мелкому водному
протоку. Алейтис тупо смотрела на бегущую воду. "Пить", - подумала она.
Словно освобожденный от внутреннего запрета, Мулак протиснулся вперед,
задев Пари плечом, и погрузился в прозрачную воду. Пари трусцой догнала
его, остановилась рядом и тоже принялась медленно жадно пить.
Лошади глубже вошли в поток, вынуждая Алейтис крепче ухватиться за
седло. "Следопыты, - подумала она. - Пастухи..." Она закрыла глаза, и
сознание ее тут же покрылось черной бархатной пеленой. Алейтис постаралась
стряхнуть сон. "Меня будут выслеживать!.." А вода так приятно журчала,
омывая копыта лошади, и в остатках лунного света было хорошо видно, как
клубится вокруг копыт песок.
"Нужно замести следы..." - Мысль вяло продолжала путь от подсознания к
сознанию. "Смыть..." Она повернулась, глядя вниз по течению. И тут же
согнулась от боли, которая молнией пронзила ноги, бедра, туловище.
Алейтис вскрикнула, со свистом втянула воздух. "Нужно сделать
остановку, - подумала она, когда слезы затуманили глаза. - Здесь..."
Она вытерла слезы.
"Ну нет, нет! Укрытие... Слишком рано... Слишком рано... Если они меня
поймают..."
Холодная дрожь покатилась по телу. Она заставила кобылу поднять голову
и пустила ее вброд, вдоль русла реки; Мулак с фырканьем поднял морду и
побрел вслед за Пари.
Несмотря на сгущавшееся облако усталости, затуманившее мысли, Алейтис
не могла не изумиться своим недавно пробудившимся способностям. Она всю
жизнь общалась с теми, кто работал с лошадьми, и прекрасно понимала,
насколько упрям может быть жеребец, спину которого тяготит грубая ноша.
Вдруг мысль куда-то уплыла, и ее сменили другие, вперемежку с
разнообразными отрывочными картинами, чередующимися с регулярностью
судорог, без всякой при этом логики.
Некоторое время спустя горный склон стал немного круче, и русло реки
из песчаного превратилось в опасное и коварное - каменистое, из
отполированного водой гранита. Кобыла перешла на подпрыгивающий шаг, каждый
толчок которого посылал волну боли вверх по позвоночнику Алейтис. Пока Пари
осторожно пробиралась вниз по течению, сознание Алейтис начало время от
времени отключаться. Она все чаще и чаще обнаруживала, что тыкается носом в
гриву лошади. Время растянулось до бесконечности, мгновения четкого
сознания перемешались, слившись воедино. Ааб опускалась за гору, ночь
становилась все темнее. Сквозь тьму светилась на востоке непокорная красная
полоска.
Алейтис отчаянно заморгала и сквозь пелену увидела на берегу широкий
плоский фартук каменного грунта.
Она натянула поводья, и Пари, качнувшись, остановилась. Некоторое
время Алейтис бессмысленно глядела вниз по течению. Потом оглянулась,
заметив плоский камень, лежащий на берегу.
"Следы", - подумала она. Сознание работало короткими спазмами, между
которыми простирались черные провалы пустоты. "Юг... левая рука - красный
восток... нужно сейчас выйти из воды... я слишком далеко ушла на восток...
если я заблужусь..." Последняя мысль заставила волну адреналина прокатиться
по жилам, на короткое время разбудив ее. Потянув правый повод, она
повернула Пари на юг, выводя лошадь на каменистый берег.
Пари и Мулак миновали широкое пространство каменистой площадки, прошли
через луг, где копыта глубоко погружались в черную грязь и старую траву.
Восточная сторона неба уже порозовела, а они все трусили через густые
заросли железодревов, где еще царила черная ночь.
Когда они покинули заросли, Хорли расплавленным багрянцем залил
восток. В его свете обширной голубой пластиной лежала восточная равнина.
Огненный свет образовал длинные тени, перечеркивающие круглые холмы.
Она выпрямила спину и потянулась. Холодный утренний воздух бодрил,
заставляя чуть дрожать усталое тело.
Она поправила плащ, запахнулась в него поплотнее и осмотрелась вокруг.
Изящными кружками синобары окаймляли верхушки холмов, нарушая
монотонность обширного ковра лиловой веб-травы. Это были странные растения,
и впервые она увидела их при дневном свете. Синобары всегда росли кругами,
словно какие-то гигантские грибы. Наверное, у них был общий корень. Ветки
начинались не ниже двух-трех метров от земли. Потом, по спирали или
направленные вниз, они окаймляли ствол, покрытый грубой корой, пока дерево
не превращалось в подобие конической щетки. Темные пучки сине-зеленых
листьев отходили от веток в узловых точках. Алейтис покачнулась в седле,
стараясь сосредоточиться на этом красочном пейзаже - лиловая трава,
сине-зеленые листья синобаров, красное небо. От утомления казалось, что она
смотрит с высоты на некую картину, забавную и нереальную.
Она глотнула и вдруг осознала, что во рту пересохло, что губы
потрескались и стали шершавыми. Осторожно подавшись вперед, она попыталась
отцепить бурдюк с водой, но занемевшие пальцы отказывались повиноваться, не
в силах справиться с коварным узлом. Она несколько раз сжала и разжала
пальцы, пока они не порозовели и не восстановилась циркуляция крови. Открыв
костяную пробку, она подняла бурдюк и направила в рот ледяную струю,
чувствуя дьявольское наслаждение от того, как вода сбегает по подбородку.
Потом она повесила мешок, аккуратно завернула пробку и наполнила легкие
искристым утренним воздухом, снова чувствуя себя живой и относительно
счастливой. Она цокнула языком, дернула поводья и направила лошадь на юг.
Хорли поднялся над горизонтом полным багровым шаром. Местность вокруг
начала меняться, становясь скалистее, вместо синобаров появились
железодревы. Вскоре кобыла миновала заросли сладких раушани и остановилась
на спуске к небольшой речке. Алейтис задумчиво взглянула на бегущую воду,
отметив почти вертикальную стену глубокого оврага. Она нашла подходящее для
спуска место и повела кобылу вниз, застонав, когда лошадь наклонилась,
добавив лишнюю порцию болевых ощущений.
Она остановила Пари и Мулака посреди речки. Насколько она могла
определить, речка довольно круто шла вниз, в то время как стенки оврага
оставались примерно на том же уровне. Таким образом, они становились выше и
выше. Примерно в полумиле впереди овраг открывался, выходя на луг.
- Это интересно, ми-муклис, майал. Спорю, что вы оба не прочь
отдохнуть и поесть. - Она тронула пятками бока лошади, направляя ее вниз по
течению, а жеребец спокойно последовал за ней.
Примерно полчаса спустя местность стала ровнее, и Алейтис с
облегчением вздохнула. Она выпрямилась, с живым интересом разглядывая
пейзаж по сторонам дороги. Грунт в этой небольшой долине был более-менее
ровный, обильно поросший, как чехлом покрытый, зарослями кхираграсса,
сверкавшего ярко-зеленым в красном утреннем свете. Справа, на дальнем конце
луга, виднелись густые заросли баллута и бидаракха. И никаких хоранов.
Хоранов здесь не росло. Она вздохнула. Это отсутствие привычных
деревьев породило в Алейтис страннее острое ощущение потери, даже более
острое, чем чувство расставания с Вайдом. Она впервые до глубины души
почувствовала, что потеряла дом, осознала, что всю оставшуюся жизнь
проживет на чужой земле, и нигде больше не будет места, которому она бы
принадлежала по праву рождения. Она вздохнула, повернулась к деревьям
спиной.
Левая сторона долины была почти отвесным склоном - здесь склон оврага
достигал почти пятидесяти футов. Любопытство искрой полыхнуло в Алейтис,
когда она заметила что-то вроде углубления, входа в пещеру, скрытого
зарослями колючего кустарника и несколькими стройными железодревами.
Она направила Пари в ту сторону, осторожно миновала заостренные, как
иглы, листья колючих кустов. У основания обрыва оказался небольшой склон
метровой высоты, вроде въездного возвышения. Направив туда лошадь, девушка
оказалась под вогнутыми сводами пещеры.
Это напоминало каменный пузырь, внутрь которого она внезапно попала.
Потолок закруглялся над головой, уходя назад, исчезая в сумраке промозглой
темно-красной глубины. Высотой этот пузырь был около трех метров, три метра
в ширину и примерно шесть - в глубину. Пол довольно ровный, покрытый сухими
прошлогодними листьями и прочим мусором.
Она подалась вперед и почесала гриву кобыле.
- Мало хорошего, правда, Пари? Но это все же лучше, чем ночь в грозу
под открытым небом, не так ли?..
Она снова выпрямила усталую спину.
- Азиз-ми, и как я здесь улягусь?.. - Она с отвращением смотрела на
грязный пол. - Похоже, ноги мои больше работать не могут...
Держась за луку седла, она наклонялась до тех пор, пока не рухнула
грудой беспомощной плоти на пол, прямо на кучу кусачеколючника. Колючки тут
же впились в кожу. Она подобралась к лошади и поднялась, цепляясь за седло,
с трудом опираясь на непослушные, будто каучуковые ноги, которые то и дело
норовили согнуться сами собой.
Она пошевелила пальцами ног, стараясь размять мышцы, то и дело шипя от
боли. Конь тоже вошел в пещеру, игриво ткнулся ноздрями в грудь Алейтис.
- Ахи, Мулак, смотри - мои бедные ноженьки остались совсем без сил.
Сняв с него поклажу, в последний раз почесав холку, она послала его на
луг. Потом, освободив от седла лошадь, выпустила и ее на свободу.
Алейтис устало добралась до порога. За верхушками наполовину
скрывавших пещеру колючелистов она увидела резво бегущих, подпрыгивающих,
гарцующих коней.
Она улыбнулась, немного заразившись их настроением, потом вздохнула и
повернулась к куче поклажи.
Перешагивая так, чтобы внутренние стороны бедер не касались друг
друга, девушка затащила тюки подальше, в глубь пещеры, расчищая пол от
колючек, веточек, высохших за зиму листьев.
Аккуратно разложив поклажу, она взяла бутыль с маслом для втирания,
которую дал ей Вайд, и вышла из новоприобретенного жилища.
Вокруг весело чирикали утренние птицы, названия которых она не знала.
Алейтис обогнула заросли колючелиста и вскоре оказалась на берегу
танцующего веселого речного потока. Усевшись на камне, в ярком свете двух
солнц, только начавших подниматься над верхушками деревьев, она стащила с
себя помятую, всю в пятнах пота аббу и, обнаженная, принялась впитывать
утреннее тепло.
Взглянув на свои ноги, она тихо охнула. От паха до колен они были
покрыты засохшей кровью.
- Кадда Мадар!!! - вздохнула девушка. Она окунула ладонь в воду. -
Ахай!!! Как лед! - взвизгнула она.
Медленно, чтобы тело привыкло к холоду, она опустила в воду ноги,
потом встала. Со стоном наклонилась, набрала воды в пригоршню и,
взвизгивая, ледяной чистой влагой омыла истертую кожу, такую нежную,
непривыкшую к долгой езде верхом.
Когда вся кровь была смыта, она выбралась обратно на камень и щедро,
толстым слоем смазала покрасневшие ноги маслом из бутыли.
С новыми стонами и визгами она растянулась на теплом камне, подложив
аббу вместо подушки себе под голову.
Масло впитывалось, совершая свою целительную работу, а солнечное тепло
тем временем пронизывало ее тело, прогоняя озноб, принося покой и
расслабление. Постепенно вернулась усталость, и она погрузилась в смутный
полусон. Но все ядугаре с детства научены тому, что ни в коем случае нельзя
заснуть при прямом свете злого Хеша, и поэтому она снова, медленно, с
большой неохотой заставила себя подняться, лечь на живот и напиться вволю
из речки. У воды был какой-то незнакомый, но вполне приятный, освежающий
травяной привкус.
Постоянно моргая, чтобы не дать глазам окончательно закрыться,
Алейтис, покачиваясь и постанывая, вернулась в свою пещеру. Достав из
свертка полотнище туфана, она расстелила его на полу, поверх положила
одеяло. Дотронувшись до шелковистой его подкладки, Алейтис вспомнила о
попонах, пропитанных конским потом. Их обязательно надо было хорошенько
проветрить и просушить.
Морщась от боли, она вышла из пещеры и принялась развешивать попоны на
ветвях колючелистов, чтобы лучи солнц высушили и заодно продезинфицировали
материю, выжгли из нее вошь.
Затем она медленно вошла в свое убежище... Едва голова упала на
свернутую вместо подушки аббу, не успев даже натянуть на плечи одеяло,
девушка рухнула, словно в пропасть, в глубочайший сон.
Алейтис вздохнула и всхлипнула. Глубоко во сне в ее сознании возникли
странные картины...
...Следопыт склонился к самой земле, задумчиво разглядывая следы.
- Двое стояли здесь, - наконец сказал он Аздару, свирепо уставившемуся
в землю. - Женщина... - пояснил он. - И мужчина. Двое лошадей...
- Мужчина?! - Аздар, вскакивая в седло, чуть не упал. - Ты уверен?
Кто?
Следопыт покачал головой. Он молча ткнул в песок узловатым пальцем.
- Здесь слишком сухо. Мужчина. Видишь? Отпечаток сандалии. Ей помог
один из наших. Вот здесь она свернула. - Он нагнулся над песком, провел
пальцем по следам. - Мужчина вернулся в вади.
Следопыт медленно поднялся, стряхнул с колен приставший песок. Глаза
его были бесстрастны, как у змеи.
Он посмотрел в сторону боковой тропы, потом снова на Аздара.
- Женщина уехала вон туда, - он показал на юг, на утоптанный
караванный тракт...
Алейтис во сне нахмурилась, слабо застонала, словно протестуя.
Снова забравшись в седло, Аздар дернул поводья.
Конь его затанцевал, закрутился посреди дороги. Аздар начал
заглядывать в глаза каждому из сопровождающих его мужчин. Его глаза
налились кровью ярости, как у зверя.
- Коня каждому, если мы поймаем эту девку до наступления темноты! -
прорычал он, скривив лицо в мстительной гримасе. Он ударил каблуками в бока
своего скакуна и помчался вдоль караванного тракта, изрезанного,
утрамбованного колесами фургонов.
Мужчины неловко переглянулись. Их взгляды то и дело возвращались к
Чалаку и тут же убегали прочь. Кивнув следопыту, Чалак тихо произнес:
- Начнем.
Он сел в седло и довольно медленно направился на юг. Остальные
выстроились в цепочку за его спиной, последовали за ним.
Алейтис застонала, перевернувшись на живот. Губы ее беззвучно
шевельнулись, произнося имя брата. Чалак... Чал... Ч...
Потом привиделся другой сон. Ей снилось, как вздохнул и поднял руку
следопыт, подавая сигнал остановки.
Он соскользнул с седла, присел и начал всматриваться в каменистый
грунт.
- Потеряли мы ее, - наконец проворчал он.
Сон был туманен, и все, что видела в этой грезе Алейтис, казалось ей
незнакомым.
Следопыт поднялся, посмотрел в ту сторону, откуда они приехали.
- Она свернула с тракта некоторое время тому назад. - Он виновато
глянул на Аздара, краснолицего, с трудом сдерживающего и напряжение, и
своего черного скакуна-мерина. Потом взгляд его скользнул в сторону и
остановился на бесстрастном лице Чалака.
- Мы слишком спешим.
Аздар нахмурился:
- Ну?!
- У меня идея. В седле она никогда раньше не сидела. Если захотела
повернуть, то наверняка сначала нашла открытое место...
Он глубокомысленно сплюнул, глядя, как быстро высыхает на горячем
камне плевок.
- Скоро нужно будет искать укрытие. Идет большая жара...
Он вытер пот со своего морщинистого лица концом головного платка,
потом поправил бастовые нитки, державшие платок на голове.
Аздар так же хмуро поглядел на солнце. Огромный красный Хорли, с
приклеившимся к нему Хешем, парил почти в самом зените. В отчаянии Аздар
принялся кусать ноготь.
- Сколько уйдет времени, чтобы вернуться к месту, где она могла
свернуть?
- Не стоит слишком спешить. Нельзя снова ее потерять... Мы уже
ошиблись однажды - поспешили. Не надо повторять эту ошибку... - Следопыт
задумчиво начал ходить по кругу. - На этот раз я пойду пешком.
- Как долго? - нетерпеливо спросил Аздар.
Вместо ответа следопыт пожал плечами.
Чалак кивнул.
- Верно, - сказал он тихо. - А от большой жары можно будет спрятаться
у ручья, который мы несколько миль назад миновали.
Следопыт снова плюнул и зашагал в обратном направлении, ведя за собой
лошадь и внимательно осматриваясь по сторонам. Его высохшее морщинистое
лицо медленно поворачивалось...
Воздух внутри пещерки-пузыря медленно нагревался, по мере того как
подбирались к зениту Хеш и Хорли.
Алейтис снова застонала во сне, ее руки неуклюже сбросили одеяло; чуть
всхрапывая, она перевернулась набок, свернулась калачиком и погрузилась в
глубокий сон, сопровождаемый столь же странным видением...
Преследователи плелись пешком. Аздар вымещал плохое настроение на
Чалаке.
Грезящая усмехнулась во сне, увидев медленное их перемещение.
Картина снова изменилась.
В небе громоздились фиолетово-серые тучи. Группа людей медленно
спускалась по горному склону, петляя среди многочисленных железодревов.
- Стой! - Следопыт развернул редкие тощие ветки кустарника и ступил на
песчаный спуск, ведущий к ручью. Алейтис вздрогнула во сне, узнав это
место.
Следопыт присел возле отпечатка копыта, прищурился и посмотрел на
другую сторону ручья.
- Она не вышла на берег...
Он ввел лошадь в воду и медленно двинулся вниз по течению.
- Погоди, - вдруг остановил его Чалак (спящая снова улыбнулась). -
Откуда ты знаешь, в какую сторону она уехала? - Он показал в другую
сторону. - Может быть, сначала проверить другое направление?
Следопыт спокойно посмотрел на него.
- Нет, - сказал он и настойчиво указал вниз по течению.
Алейтис тревожно ворочалась во сне, передвигаясь на другое место
туфана, где не было лужи пота, собравшегося с парящего тела. Она улыбалась,
видя усилия Чалака задержать погоню. Губы ее шевелились.
- Чалак... Чала... Ча...
Небо стало темнее, завеса облаков, укрывшая красный лик Хорли, стала
гуще. Следопыт брел в холодной воде, осторожно посматривая из стороны в
сторону. Остальные вели своих лошадей по берегу.
Каждый раз, приближаясь к плоскому береговому камню, следопыт
предостерегающе поднимал руку, и преследователи замирали на месте.
Старый пастух нагибался к камню так близко, что казалось, будто
собирается обнюхивать его, словно животное, вышедшее на охоту. И каждый
раз, несколько минут спустя, он выпрямлялся, качал головой и продолжал,
хлюпая, свой путь вниз по течению.
Ветер усиливался. Свет дня становился все слабее, приобретая
красноватый зловещий оттенок. Аздар посмотрел на небо и тихо проворчал себе
под нос проклятие, потом нетерпеливо воскликнул:
- Зря тратим время! Шевелись побыстрее!
Следопыт поднял голову и спокойно взглянул на Аздара. С завидным
хладнокровием выдержал паузу - Аздар от этого еще больше взбесился,
багровея так, что на лбу явственно выступили жилы. Когда следопыт
заговорил, голос его был сух и насмешлив:
- Мы уже один раз ее потеряли. Ты хочешь рискнуть еще?
Чалак кивнул совершенно искренне, стараясь не показать своей радости -
следопыт, сам того не понимая, неожиданно поддержал его план.
- Он прав, абуcap, - тихо произнес он. - Становится темно. Мы можем
легко пропустить то место, где она вышла на берег, если будем излишне
нетерпеливы.
Аздар фыркнул:
- Темнеет! Разве есть разница в том, как мы ее потеряем? Из-за того,
что не заметим следа, или из-за начавшейся грозы! Я сказал, пошевеливайся!
Следопыт пожал плечами и широкими размеренными шагами двинулся вниз по
течению.
Наконец, в том месте, где берег превращался в гладкий каменный
"фартук", он разглядел царапину на камне, щелчком отшвырнул булыжник,
лежащий гладкой, не проросшей мхом стороной вверх, и удовлетворенно кивнул.
Спящая вскрикнула во сне от страха, и все тело ее содрогнулось,
пронзенное током предчувствия.
Аздар свирепо натянул поводья, его мерин задрал голову, заржал и вынес
седока на каменистый берег, застучав копытами. Следопыт раздраженно
нахмурился и замахал руками, призывая Аздара не спешить.
Он полз по следу на четвереньках, вынюхивая почти незаметную его нить,
опустив нос к самому грунту. Потом, довольно хмыкнув, встал и указал на
глубокий отпечаток у края скалы, где начинался грунт помягче. Он нашел еще
несколько следов копыт, потом взглянул на небо.
Аздар сполз с коня, присмотрелся к отпечаткам на мягком черном грунте
и спросил: - Сколько еще до нее?
Следопыт прошел немного вдоль цепочки следов. Аздар следовал за ним
вплотную.
- Она дала возможность лошади самой выбирать путь, - задумчиво
произнес пастух. - Видишь? - Он указал на небольшое расстояние между
отпечатками копыт, отмечая довольно хаотичный узор цепочки. - Может быть,
она и не успела уйти слишком далеко от этого места. - Он присел и начал
тыкать пальцем в следы.
- Она прошла здесь где-то на рассвете, - сказал он через несколько
минут, потом прищурился и глянул на небо. - Скоро начнется сильный дождь. У
нас полшанса поймать ее. Все будет зависеть от того, насколько далеко
успела она уйти от этого места. - Следопыт встал, быстро огляделся и бегом
двинулся вдоль следа. Его лошадь отправилась за ним.
Цепочка людей двигалась по склону, петляя между созвездиями синобаров.
В тусклом свете, сочившемся сквозь надвигающиеся грозовые тучи, идти по
следу было возможно только благодаря мягкой почве и спутанным корневищам
лиловой веб-травы.
С неба посыпались большие капли, первые капли ливня. С каждой минутой
дождь усиливался. Следопыт тихо выругался и остановился. Рядом встал мерин
Аздара.
- У нас был шанс, - сказал он с горечью разочарования...
Спящая пошевелилась и что-то пробормотала, однако не проснулась. Ее
ноги вздрагивали - неосознанное подражание побегу.
Следопыт посмотрел на черное небо и пожал плечами.
- Я завтра пойду дальше. - Он положил руку на нож, пальцы ласково
погладили костяную рукоять. - А вы как хотите.
Аздар смахнул с лица капли дождя.
- Ну что ж, - проворчал он. - На сегодня, думаю, погоня закончена. -
Он скривился. - Мы не готовы к долгому пути. Чалак, с ним пойдешь ты. Вы
должны вернуть ее назад!
- Нет.
- Что?! - Аздар свирепо уставился на сына.
- Нет. Если ему хочется зря тратить время, идя по смываемому следу, то
пожалуйста. - Молодой парень отрицательно покачал головой.
Аздар нанес жестокий удар кулаком в лицо Чалака.
Тот спокойно вынес удар, вытер струйку крови, показавшуюся из
разбитого носа, повернулся и пошел прочь.
- Зажигай костер, - приказал он одному из своих наукеров. - Вон там! -
Он показал на ближайший круг синобаров.
Наукер послушно кивнул и исчез в тени деревьев.
Повернувшись к остальным, Чалак сказал:
- Утром возвращаемся в долину. После такого ливня у нас не будет
никаких шансов выследить эту девку.
Люди переглянулись, потом молча кивнули и, сделав вежливый жест
согласия, поспешили вслед за отправившимся разжигать костер.
Не обращая внимания на молчащего Аздара, Чалак поднял лицо навстречу
дождю и улыбнулся. Капли теперь уже превратились в бешено падающие с небес
струи воды.
Алейтис тихо застонала и открыла глаза. Голова болела от слишком
долгого и глубокого сна, от слишком ярких и живых сновидений. Она
попыталась сосредоточиться, но безрезультатно. К тому же, почувствовала
легкое головокружение. Проведя языком по запекшимся губам, она взглянула на
опускавшуюся снаружи темноту.
Потом попробовала сесть.
Боль, словно огонь, окатила ее тело. Она тут же рухнула обратно,
хрипло охнув.
Минуту спустя она сделала новую попытку. На этот раз удалось
подняться. Несколько мгновений она постояла, держась за стену, потом села,
раскинув ноги, и начала осторожно ощупывать внутреннюю поверхность бедер.
За время ее сна успела образоваться и подсохнуть корочка, несчастная плоть
горела и ужасно чесалась. Ей пришлось сжать пальцы в кулаки, подавляя
огромное желание почесать кожу.
Потягиваясь, постанывая от боли в мышцах, она отыскала бутылку с
целебным маслом. Снова покрыла прохладной мазью царапины и корки запекшейся
крови.
Зуд немного прошел. Она улыбнулась, даже начала весело насвистывать.
Заставив себя подняться на ноги, Алейтис пробралась к порогу пещеры. Оба
солнца уже очень низко висели над западным горизонтом в обрамлении остатков
грозовых туч. Очень скоро жадные зубья горной гряды должны были поглотить
Хеш и Хорли.
Алейтис нахмурилась.
- Мне приснилось, что прошел ливень... - пробормотала она и покачала
головой. Потом заковыляла собирать дрова для огня, чтобы приготовить ужин.
Лошади паслись в центре луга, с наслаждением грызя сочные стебли.
Заметив Алейтис, которая направилась к деревьям, ее кобыла подняла голову,
перестала жевать, весело подпрыгнула и заржала. Алейтис засмеялась,
тряхнула волосами - радость животного передалась ей.
Хорли медленно исчезал за зубчатым горизонтом горного кряжа. Алейтис
уныло смотрела на тонкую струйку Дыма, поднимавшуюся из трутницы.
- Опять неудача, - простонала она. Отбросив с лица непослушные волосы,
она взглянула через плечо - кусочек неба был хорошо виден в отверстии входа
в пещеру. Его закрывало пурпурное облако. Алейтис повернулась к трутнице -
она едва видела ее в надвигающемся сумраке. - Зажигайся, дьявольский огонь!
- Она снова распушила трут, дернула за триггер зажигалки. Полетели искры,
она осторожно подула на тлеющие крошки коры.
В сотый раз крохотные искорки померцали и погасли.
Усевшись на пятки, она сердито смотрела на упрямое устройство.
- Еще раз, всего еще один раз... - пробормотала она.
Выбросив из коробки старую кору, она насыпала на ладонь щепотку
древесных опилок, которые с трудом наскребла со старого пня. Потом,
фыркнув, с отвращением отбросила прочь.
Пошарив в седельной сумке, она нашла старую книгу, которую дал ей
Вайд.
Один из листков форзаца был чистым, и она аккуратно вырвала его,
хорошо смяла полоску и сунула в отверстие трутницы. Тонким лезвием ножа
отколупнула несколько прядей от пропитанной смолой раушани, положила их на
комок бумаги, крест-накрест.
Потом дернула за крючок зажигалки. На этот раз бумага хорошо занялась,
превратившись в веселый огонек.
Поспешно перекинув его на горку древесных крошек, она добавила
несколько щепок и стала ждать. Дерево загорелось. Победно насвистывая
сквозь зубы, Алейтис принялась скармливать маленькому костру тонкие
прутики.
Потом уселась на пятки, глядя на плоды своих трудов.
- Мой первый костер, - довольно пробормотала она, продолжая
подкладывать щепки в костер. Вскоре огонь весело затрещал в пещерке.
Девушка занялась приготовлением ужина.
Поев и убрав после еды, она выглянула из пещеры наружу. Пики гор, еще
видимые среди туч, горели застывшим пламенем, хотя Хорли уже опустился и
спрятался за хребтом. Прохладный ветер, порывами теребивший ветки
кустарника, нес запах близкого дождя, угрожая плащу и аббе Алейтис.
Несколько колючек все еще впивались в ткань аббы. Пока Алейтис
освобождалась от них, первые капли плюхнулись на листья железодревов и на
ее голову.
Закрыв глаза, она нащупала в сознании точки управления лошадьми.
"Сюда, Пари, - беззвучно прошептала она. - Сюда, Пари, Мулак".
Нежными подталкиваниями невидимой "руки" она мысленно заставила их
покинуть луг и укрыться в пещерке. Жеребец радостно ткнулся мордой в ее
плечо.
Она почесала его между прядущими ушами. Лошадь затанцевала рядом,
требуя своей порции внимания.
Алейтис засмеялась, отвела в сторону ее нетерпеливую морду.
- Идите сюда. Я приготовила для вас траву и зерно, ми-муклиша.
Держась за бок жеребца, она провела их к месту, где были свалены кучей
луговая трава вместе с пригоршнями желто-зеленых зерен. Мулак фыркнул,
погрузил черные ноздри в нагретую солнцем траву, набрал полный рот пищи и
принялся мерно жевать. Пари последовала его примеру.
Алейтис похлопала их по спинам с любовью и вернулась к костру. Горшок
с чахи, поставленный в тлеющие угли, посылал в воздух волны травяного
настоянного аромата. Алейтис с удовольствием втянула ароматный пар носом.
Чуть кисловатый, немного сладкий, освежающий и немного едкий, пар завитком
обрамлял ее склоненное к горшку лицо. Она вздохнула. Чтобы не обжечь
пальцы, Алейтис натянула рукав. Подняла горшок, налила полную чашку
янтарно-коричневой жидкости.
Встав, она вместе с чашкой чахи подошла к выходу из пещерки. Дождь
падал полными секущими струями, и она рассматривала их с глубочайшим
удовлетворением.
Она вспомнила следопыта и усмехнулась.
- Надеюсь, ночлег твой будет достаточно неудобен, - пробормотала она.
За ее спиной приятно потрескивал костер, излучая волны тепла. Горячий
чахи согревал изнутри. Чувствуя покой, необыкновенное умиротворение и
равновесие, гармонию во всем, что ее окружает, она потягивала чахи и
прислушивалась к шуму дождя, к шуршанию веток колючелиста, к реву ветра. В
Раксидане кланы сейчас уже собираются для вечерней песни. Она словно наяву
услышала простую красивую мелодию, славившую благословенного Мадара. Помимо
ее воли в сознании начали всплывать слова шабеуруда, и она принялась тихо
напевать.
Когда песня кончилась, она пролила несколько капель чахи, во славу
Мадара, и медленно вернулась к мерцающим углям костра.
Алейтис ехала вниз по склону, пытаясь забирать больше на юг. Кожа
седла опять начала раздражать бедра, поэтому она поднялась на стременах и,
с трудом сохраняя равновесие, обернула их полами аббы.
Сев обратно в седло, с облегчением вздохнула - шелковистый материал
уменьшил трение.
- Что, Пари? - Она похлопала по шее лошади. - Местность тут другая.
Еще несколько дней, наверное. А потом вернемся на дорогу.
Она неловко заерзала в седле, обернулась. Где-то там, позади, она
ощущала опасность, медленно, но неумолимо идущую по следу. Стряхнув озноб
страха, посмотрела вправо - голубая дымка горной гряды показывала, что
Алейтис движется в верном направлении.
- По крайней мере, этот ориентир я не потеряла, - пробормотала она.
Потом посмотрела вокруг. Гора постепенно перешла в гряду плавно
переходящих друг в друга холмов, покрытых густой, выгоревшей на солнце
травой. Кое-где было видно несколько чахлых деревьев. И ничего больше.
Прищурясь, она поглядела на солнце. Хорли проследовал первую четверть
пути вверх. Хеш ярким диском только коснулся края красного гиганта.
- Ахей, Пари. Я выбрала неправильное время. Если бы я подождала до
момента, когда Хорли начнет затмевать Хеш...
Она покачала головой, поглубже натянула капюшон и уселась в седле
поудобнее. Лошади быстро бежали, путь казался бесконечным... одно плавное
возвышение сменялось другим. Ритм езды гипнотически завораживал, сочетаясь
с монотонным однообразием пейзажа, и время здесь проходило почти незаметно.
Солнца карабкались все выше и выше по небосводу, пока не оказались почти
над ее головой.
Алейтис заморгала, вздохнула - наплывала сильная волна жары. Она
тревожно наклонила голову и искоса посмотрела на солнце.
- Ахай, Пари, что за глупость... я заснула в седле! - Она потерла
запыленное лицо. Даже сквозь плотный материал аббы она чувствовала
невидимые клыки Хеша.
Она поглядела вокруг. Впереди была жалкая рощица деревьев, едва выше
головы Мулака. Похожие на бумагу пыльные листья давали редкую тень. Но
ничего лучшего не было поблизости, поэтому она, вздохнув, направила туда
Пари мелкой рысью.
Оказавшись у деревьев, которые укрывали от жары еще хуже, чем она
предполагала, Алейтис облизнула пересохшие губы.
- В такой тени не спрятаться и мышонку. - Ее внимание привлек квадрат
туфана, привязанный к спине жеребца. - Аи, идея! Пари, твоя важная леди еще
не совсем потеряла соображение!
Она слезла со спины кобылы и привязала туфан к ветвям таким образом,
чтобы он давал озерцо тени, достаточно большое для нее и двух лошадей.
Она пережила пик жары, испытывая ужасную боль в горле и во всем теле.
В самый трудный момент она намочила водой рукав и принялась увлажнять
чувствительные ноздри лошадей, налила им немного воды в таз, чтобы они
смогли слегка утолить жажду. Себе же плеснула водой в лицо, сделала
несколько глотков. Казалось, прошли годы, прежде чем Хеш и Хорли миновали
несколько градусов своей небесной дуги, и толстое одеяло жары, которым они
накрыли землю, не стало тоньше.
Наконец Алейтис зашевелилась, ощупала бурдюк. Она налила немного воды
в таз, дала лошадям еще раз напиться. Выжав несколько капель на рукав,
чтобы увлажнить лицо, она подумала: "Надо поскорее отыскать воду. Пока не
поздно..." Она взглянула вверх и увидела кружащего над головой ястреба.
Почувствовала его маленький, яростный и жестокий мозг. "Вода!" - принялась
она внушать ему мысль, стараясь поглубже впечатать ее в примитивное
сознание. "Вода!" - Ястреб тут же круто изменил направление полета.
Не прерывая невидимой нити контакта, Алейтис тут же развязала туфан,
накрыла им верх вьюка, закрепила узлы и вскарабкалась в седло. Пнула
пятками лошадь в бок и послала ее галопом вслед за птицей, маячившей вдали.
Черный жеребец трусил сзади, связанный с ее сознанием другой невидимой
нитью.
По мере того, как они ехали, Алейтис поглубже внедрялась в сознание
птицы. Вдруг ее словно дернуло, и тут же возникла странная волна
головокружения. Потом она увидела перед собой светло-серый простор,
неестественно искаженный - она не сразу поняла, что смотрит сверху глазами
ястреба и видит все только в двух оттенках - белого и черного. Последнее
было даже удивительнее неожиданного ракурса воздушного полета.
Настойчивый приказ заставил взгляд птицы переместиться. Взгляд Алейтис
устремился туда же - на юге, далеко впереди, почти на пределе видимости,
она заметила вьющуюся темную нить, пролегшую в светло-серой траве.
"Деревья? - подумала она. - Вокруг какой-то речки! Это хорошо?
Интересно! А сколько еще нам идти до этого места?"
Ястреб поймал ветер в плоскость крыльев и перешел на долгий
планирующий спуск. Земля приблизилась, полет стал более горизонтальным.
Алейтис ощущала сложную игру тонких мышц птицы, такую же необычную, как
чувство обтекающего воздуха. Казалось, она приобрела новое, тактильное
сознание, и каждый дюйм ее тела стал частью вибрирующего тактильного
органа. Она парила вместе с птицей, охваченная восхитительным чувством
радости, будто оседлала воздушных коней среди восходящих потоков.
Вдруг - резкий удар, толчок, и она потеряла нить связи с ястребом. Она
заморгала. На миг навалилось отвращение к большому неуклюжему человеческому
телу, в котором она была замкнута. Связь с птицей исчезла.
В это мгновение они оба - она и птица - оказались целиком и полностью
сами собой. Напоследок резкий толчок поверг ее на землю - она лежала на
спине, в горячей пыльной траве.
Она осторожно расправила руки и ноги. Все в целости, хотя и очень
болело. Но боль не была острой, проникающей, предупреждающей о серьезных
повреждениях.
Криво усмехнувшись, чувствуя пыль на губах, она с трудом поднялась на
ноги и принялась отряхиваться.
Еще не совсем пришедшая в себя, Алейтис вскарабкалась обратно в седло
и подтолкнула аббу под ноги.
Двинувшись дальше, она позволила кобыле самостоятельно выбрать темп
движения и только после этого посмотрела в небо - с любопытством и
сожалением.
- Когда я в следующий раз захочу полетать, - пробормотала она,
сдерживая искрящийся в голосе смех, - то поудобнее устроюсь где-нибудь в
тенечке. - Она потянулась и охнула. - Как раз то, что мне сейчас нужно -
десяток новых синяков...
Небо вибрировало жаром, Хеш и Хорли медленно ползли по дуге к западу,
на край света. Каждый глоток воздуха сжигал легкие. Даже лошади пыхтели.
Они становились все более непослушными - каждый намек на тень заставлял их
отклоняться от дороги. Алейтис с тревогой посмотрела вокруг. Во все стороны
простиралась трава, местами однообразие нарушалось заплатами кустарников.
Даже чахлые рощицы небольших деревьев остались за спиной. Плавными волнами
степь то поднималась, то шла вниз, простираясь бесконечно до горизонта.
Жара... тяжело дышать... во рту ужасно пересохло... жара... Небо - как
плохо продубленная кожа... Горло - как будто посыпанное песком...
Она отцепила с крючка бурдюк и тщетно попыталась выжать хоть несколько
капель воды. Боль вскарабкалась по нервам шеи, бело-голубой вспышкой
пронзила мозг.
Одной рукой она уцепилась за выступ седла, второй чисто инстинктивно
схватилась за шею.
"Где же, черт побери, этот ручей?" - подумала она.
Местность перед ее глазами плыла, размывалась, как плохо напечатанные
буквы, пока все, что она видела, не стало бело-голубым жарким светом.
Вверх по новому холму, вниз по другому, пружиня на стременах. Кобыла
пошла быстрее... жеребец не отставал. Черное размытое пятно, воспринимаемое
боковым зрением, заставило ее пошире раскрыть опухшие глаза. Сначала трудно
было на чем-то остановить взгляд, потом, прищурясь, она увидела
зелено-голубую линию, ползущую у основания долгого спуска. Кобыла замотала
головой, вырывая поводья из пальцев Алейтис. Та отпустила поводья, позволив
лошади перейти на стремительный галоп. Алейтис упорно цеплялась за гриву,
чтобы не свалиться. Ее подбрасывало, как моток авришума, - ноги слишком
устали и саднили, чтобы, в случае чего, удержать ее в седле.
Внезапный толчок... и они остановились. Алейтис по инерции ткнулась
животом в выступ седла, лицом - в гриву.
Кобыла стояла по колено в грязновато-мутной воде, до глаз погрузив
морду в жидкость. Алейтис с трудом перенесла левую ногу через седло и
соскользнула - вернее, свалилась, - в ручей. Она даже не пробовала встать,
просто осталась лежать в воде...
Она плескалась, насыщая водой лицо и волосы, тело, ткань аббы, пока
как следует не напиталась живительной влагой. Потом села, стряхнула с лица
капли, отбросила назад влажные пряди волос и счастливо рассмеялась.
- Ахай, Пари! Милая! Кажется, мы снова живы!
И Пари, и жеребец пили с трудом, поэтому она сияла мешающие им уздечки
и поводья, швырнув всю эту кучу ремней на берег. Она прислонилась к боку
Пари, глядя, как животные впитывают воду, втягивают ее, и чуть нахмурилась,
- вспомнила, что слишком большое количество воды после сильной жары может
повредить.
Она перешла к Мулаку, путаясь в тяжелой намокшей аббе, грозившей при
следующем шаге перетянуть ее, бросить лицом в поток, еще более замутить
лениво текущую воду.
- На берег, Мулак, - сказала она. Потом, перейдя опять к Пари,
схватила ее за гриву и потащила за собой.
Кобыла нетерпеливо потрясла головой, окатив девушку брызгами.
- Хай! - Алейтис попыталась уклониться и, споткнувшись, упала на
берег.
Прочно войдя в связующий телепатический контакт, она заставила лошадей
выйти на сушу.
"Погодите, чуть-чуть, ми-муклиша, потом напьетесь".
Она улыбнулась. Лошади начали щипать жесткую пружинистую траву, а
Алейтис осматривалась.
Деревья защищали от прямых лучей двойного солнца, но не спасали от
духоты. Мокрая абба уже не давала прохладу, превратившись в подобие
переносной парилки.
Алейтис с отвращением потянула за складку прилипающей к коже материи.
- Какая гадость!
Сражаясь с мокрыми завязками, она, наконец, выбралась из тяжелой аббы.
Пройдя немного вверх по течению, бросила аббу в воду, прополоскала ее и
выкрутила. Прямо над головой горизонтально шла мощная ветка, будто
специально приготовленная для сушки одежды. Алейтис, усмехнувшись,
развесила на ней свою аббу.
Потом встала, потянулась, чувствуя восхитительную свободу: слабый
ветерок игриво ласкал ее обнаженное тело.
Когда она вернулась на старое место, ниже по течению ручья, лошади
продолжали щипать траву, тихо и мирно, у особо густых пятачков хуста.
"Отлично, - подумала она. - Сейчас я не буду снимать вьюки. Надо
немного отдохнуть и двигаться дальше. Ай-Ашла, как я устала!"
Отыскав густо поросший травой ровный участок, она растянулась на
животе, положила голову на руки. Было так хорошо лежать неподвижно,
позволяя ноющим мускулам расслабиться, так приятно отдаться неге отдыха.
Она закрыла глаза и соскользнула в сон.
Глубоко в темноте ее сознания что-то шевельнулось, раздвинулось,
превращаясь в мерцающее изображение, наподобие миража. Постепенно
изображение стало отчетливым, и, не просыпаясь, Алейтис узнала следопыта,
сидящего в неудобной позе в тени одеяла, привязанного к железодреву.
Рядом находился его конь, едва помещаясь в тени.
Спящая вздрогнула, внутренним взглядом следя за фанатичными,
запыленными чертами лица следопыта. Алейтис видела, как старик выглянул
из-под тента, посмотрел на небо, на двойное солнце. Размеренными, но
энергичными движениями, он заставил коня подняться на ноги и начал
отвязывать одеяло-тент.
Спящая вздрогнула, на ее губах заиграла лукавая улыбка. Следопыт снял
с крючка мешок с водой, вытащил затычку и поднял над запрокинутой головой.
Но в этот момент спящая проникла невидимыми сенсорными волокнами в мозг
коня, обратив его в паническое бегство. Изумленный следопыт стоял, яростно
проклиная обезумевшего скакуна и глядя, как тот уносится вверх по склону
холма.
"Домой! - Алейтис послала приказ в мозг лошади. - Домой без оглядки!"
- и, счастливо смеясь, она позволила призрачной картине раствориться,
погрузившись в еще более глубокий сон.
Край громадного багрового шара коснулся горы, потом этот шар сжался в
плоскость, и замер, будто огромный помидор, расплющенный невидимым прессом.
Подобный драгоценному украшению на животе танцовщицы, Хеш висел в центре
Хорли, на высоте ладони над горизонтом. Алейтис дернула поводья, переводя
кобылу на шаг. Через несколько минут остановила ее и распрямила свои
затекшие ноги.
- Еще три-четыре часа до наступления темноты, - пробормотала она
задумчиво, снова опускаясь в седло.
Кобыла тряхнула головой, упряжь звякнула. Облокотившись на выступ
седла, девушка оценивающе взглянула на узкую быструю речку, проносившуюся у
копыт Пари.
- Здесь нам не переправиться, ми-муклис, посмотри только на эти тучи.
Они вот уже три дня выливаются в речку дождем.
Она снова поднялась на стременах, стараясь осмотреться вокруг.
- Ай-Ашла, одни деревья. - Вздохнув, она опустилась в седло и быстрым
шагом послала кобылу вдоль речки. - Пари, нам нужна какая-нибудь крыша над
головой. Мне сейчас болеть нельзя. - Тихо напевая, она почесывала кобыле
гриву.
Река постепенно становилась шире, по мере того, как местность
выравнивалась, но по-прежнему не было видно ничего, кроме тех же деревьев и
густых кустов - ни широколистных хоранов, ни приземистых буйных бидарекхи -
только ровные, как копья железодревы, густые поросли раушани и колючелиста,
никакого укрытия не обещающие. Потом река сделала поворот, и лошадь Алейтис
последовала за изгибом берега.
Когда деревья закончились, она увидела перед собой довольно обширный
влажный луг, один из тех, что довольно часто встречались по берегам реки.
Алейтис повернулась в седле, совершенно автоматически, без интереса окинув
взглядом открытую местность.
На этот раз, впрочем, она тут же обернулась. В дальнем конце луга,
наполовину скрывшись под деревьями, в тени виднелся какой-то прямоугольный
коричневатый объект явно искусственного происхождения. Хижина?
Она торопливо и внимательно осмотрелась - никого! "Отлично!" -
отметила она. Толчком колена Алейтис послала кобылу к заинтересовавшему ее
объекту.
На полпути через луг она внезапно разразилась смехом.
- Я идиотка! - смеялась она.
Остановив лошадь, она послала в разведку свое сознание, нащупывая
присутствие другого разума. Ничего!
Девушка снова рассмеялась и похлопала кобылу по гриве.
- Удача в самом деле пока что не оставляет меня, - тихо пробормотала
она, когда успокоилась. Потом натянула поводья, отпустила их и толкнула
ногами бока лошади. - Вперед, Пари, давай осмотрим наш новый дом!
Сидя в седле, расслабившись, скрестив на его луке руки, она провела
внешний осмотр хижины. Стены были сложены из ободранных от коры бревен,
крыша - из жердей потоньше. Все было сделано весьма аккуратно, мастерство
плотника не могли скрыть ни старания погоды, ни смены времен года, ни
паутина и кучи палой прошлогодней листвы. Их было особенно много - листья
огромными сухими кучами лежали под стенами. Паутина фестонами свисала со
ставней и дождеводов крыши.
- Гммм, - Алейтис пожала плечами. Потом слезла с лошади и, осторожно
ступая по влажной грязной земле, подошла к двери хижины. - Ахай, ненавижу
пауков!
Схватив пригоршню сухих листьев, она смахнула сеть пыльной паутины,
закрывавшую дверь.
- Как же мне войти? Ага! - Она потянула за висевший рядом с дверным
косяком ремень. - А если так? - пробормотала она. - Наверное, это для
чего-то нужно.
Что-то глухо ухнуло, засвистел пыльный застоявшийся воздух, весело
скрипнули петли, и дверь тяжело отворилась. Алейтис осторожно заглянула
вовнутрь.
Внутри пахло давно нежилым помещением и пылью.
Ставни были плотно закрыты, и, несмотря на открытую дверь, света в
хижину попадало немного. Отступив, она осмотрела окна.
- Нужно открыть ставни, пусть проветрится. Ну и воняет. Интересно, чем
это? Кажется, я обнаружу там что-то крайне отвратительное...
Пользуясь ладонью, как молотком, она выбила из гнезд деревянные засовы
ставен и отворила тяжелые створки. Клубы пыли попали в лицо, вызвав
мучительный приступ кашля и чиханья. Алейтис с отвращением сморщила пос.
- Ахай! - Она помахала перед лицом ладонью. - Если здесь много
сасша... Не хотела бы я, чтобы меня по кусочкам растащили паразиты... - Она
содрогнулась.
Закрепив ставни крючками, чтобы они не закрылись сами, она заглянула в
окно хижины.
- Гмм, вроде все чисто...
Войдя вовнутрь, она остановилась в центре помещения, положив руки на
бедра.
Пол был сделан из очень аккуратно подогнанных планок, так выровненных
и соединенных, что даже трудно было определить, где кончается одна и
начинается другая. На противоположной стене до самого потолка тянулись
полки. Напротив первого окна в задней стене было второе.
- Интересно, а почему?..
Она шагнула к рейкам полок, понюхала дерево.
- Ахай! Вот откуда этот ужасный запах, теперь все ясно.
Щелчком она сбила кусочек мяса, приставший к углу полки. Усмехнулась.
- Убежище охотников за мехами. И подумать только, как мне везет. Если
в мире все уравновешенно, то... - Она склонила голову, совершила шалликк
Мадару и облокотилась о полку, - ...то времена должны настать для меня
очень и очень нелегкие - дабы расплатиться за весь этот дармовой мед... Но,
слава Мадару, будет на то его воля, я вынесу и это...
Она беззаботно засмеялась, снова посмотрела вокруг.
- Владелец этого райского домика, наверное, явится сюда не раньше
начала месяца Балиг. Ахай-ми, ну и аромат здесь стоит, когда шкурки совсем
свежие!
По другую сторону вдоль стены шел камин, сложенный из полевого камня.
Внутри он почернел от многолетней копоти, но пепел и зола были аккуратно
вычищены. Только вездесущая паутина, высохшие скелетики листьев да пыль.
Алейтис перешла к другой стене.
Койка... на ней ничего, кроме сетки из кожаных ремней, туго натянутой,
скрипучей...
Койка аккуратно стояла в дальнем углу. Алейтис уселась на эластичную
сетку и закачалась.
- Это чтобы спать, - пробормотала она. Принялась вовсю раскачиваться
на скрипучей сетке. - Надо же! - рассмеялась она. - Оказывается, это
гораздо мягче тех ремней, на которых я спала вчера!..
Втащив в хижину весь свой нехитрый багаж, она развесила седло и упряжь
на крючках, на стене рядом с койкой. К этому времени свет внутри хижины
успел стать тусклым и красноватым. Хеш пропал полностью, а Хорли едва
виднелся над кронами деревьев. "Нужно поскорее собрать хоть немного
хвороста", - подумала она.
Свет вечерней зари догорал тускло-красным веером, пробиваясь через
прорыв в тяжелых закатных облаках на западном горизонте, когда Алейтис
опустила на пол рядом с камином последнюю ветку сушняка. Потом она снова
вышла наружу. Уже падали первые тяжелые капли дождя.
- По крайней мере, лошади имеют крышу над головой... - сказала она
сама себе и удовлетворенно качнула головой.
Как оказалось, за хижиной был сарай с яслями и прочим хозяйством,
столь необходимым для содержания лошадей.
- Да, хозяин этого домика любит удобства, и не такой уж он, видимо,
плохой человек - позаботился о лошадях... - Она вздохнула, потянулась. В
лицо ударили дождевые капли. - Я все больше и больше разговариваю сама с
собой. И пока я не начала сама же себе и отвечать, можно считать, что все
идет нормально... Ахай!
Она хлопнула ставнями, задвинула их на засовы.
Потом, уже внутри хижины, с трудом достала из мешка свечку и, отчаянно
ругаясь, с нескольких попыток зажгла ее. После того, как свечка была
прикреплена на полку камина, Алейтис выпрямилась, пальцами расчесала волосы
и опять потянулась.
- Ай-ми! Привыкну ли я когда-нибудь ездить верхом? - Она осмотрела
ноги. - О, Мадар, мне так необходимо выкупаться!
После ужина она уселась, скрестив ноги, на туфане, перед очагом.
Золотисто-красное пламя весело играло, бросая отсветы на лицо девушки. Она
блаженно улыбалась, наслаждаясь теплом и относительным комфортом, слушая,
как снаружи завывает ветер. Дождь, правда, почти прекратился. Алейтис с
наслаждением вздохнула, чувствуя, как окатывает ее теплая волна успокоения.
Подавшись вперед, она опустила локти на колени и уставилась на огонь,
завороженно ощущая волны дремоты, накатывающиеся на уставшее за день тело.
Яркий огонь вдруг окутал ее и двух дремлющих в сарае за хижиной
лошадей... свет начал простираться дальше... в мокром темном лесу крадется
тарс, выслеживая фрала, который притаился в зарослях раушани...
темно-красный, жаждущий горячей крови... слепая паника... скольжение...
дальше и дальше... глубоко под землей - мысль, приятный теплый сон...
притяжение быстрой прохладной подземной речки... медленно... медленно...
медленно... древесные жизнециклы, заключающие в себе тысячелетия... и через
все это - созерцание, спокойная, живая, теплая мудрость... направляет...
подталкивает... наблюдает за тобой...
Она пришла в себя, снова осознавая свое Я, как отдельное от всего
остального мира. Она плыла в потоке света, снова поднимаясь... сначала
медленно, потом быстрее, стремясь к пульсирующему впереди золотому свету,
обвиваясь вокруг...
Резкий щелчок, треск... острая боль... внезапно вырванная в "сейчас и
здесь", Алейтис посмотрела вниз на свои колени. Прожигая ткань аббы, на
коленях светился крошечный красный уголек. Ткань уже тлела. Испуганно
засмеявшись, она сбросила уголек обратно в очаг, большим пальцем погасила
тлеющее место на юбке. Потом потянулась, зевнула и, подойдя к койке, легла
на бок.
Уложив голову на руку, она снова уставилась на огонь.
Тело расслабилось, постепенно погружаясь в тепло, в мышцах приятно
ощущалась усталость. И Алейтис начала наблюдать за быстро возникающими и
так же быстро исчезающими в пламени костра картинами. Сознание ее вновь
устремилось в полет.
Тарс поедал жертву... ярко-голубая аура окружала теперь удачливого
хищника. Темнота вокруг... Тошнота подкатила к горлу Алейтис, она
завозилась на туфане...
"Хищное животное, верное своей природе... человек тоже животное..." -
подумала она, и мысль была ей неприятна.
Она глубже соединилась с тарсом, смакуя соленое тепло кровавых кусков
мяса... пылая энергией жизни... свободная, дикая... разорвать...
разгрызть... проглотить... трепещущие куски кровавого мяса... сок, текущий
в жадный рот... убить... работающие в совершенной гармонии мышцы... более
чем просто животное... не менее чем человек...
Алейтис рывком освободилась, испытывая некоторый стыд, более чем
удивленная, обнаружив внутри себя такие участки животной дикости. Огонь в
очаге умирал, превращаясь в красные мерцающие угли. Веткой вместо кочерги
она расшевелила черно-красные уголья и положила следующий запас топлива.
"На некоторое время этого должно хватить", - решила она, стоя возле очага.
Она сняла с полки свечу и хотела уже повернуться, как вдруг косой свет
четко выделил ранее не замеченные линии, вырезанные на камне камина. С
поразительной отчетливостью выступил ряд слов. Алейтис поднесла свечу ближе
и постаралась прочитать написанное.
- Талек-и-кулах. Владения КуТалека, вади Кард. Хозяин моего убежища
должен принадлежать к Карду. Значит... - Она засмеялась и тряхнула
волосами. - Эта река может быть Кардом. Возможно. В любом случае, я
последую вдоль берега. И может быть, попаду обратно на караванный путь.
Направление правильное. - Она потерла камень пальцем. - Умеет работать
руками Талек. - Она зевнула, подошла к койке.
Уютно устроившись под одеялом, закрыла глаза, но мозг ее все не мог
успокоиться, мысли кружились старыми тропами...
"Кард, - подумала она. - Вайд... Нет! Две недели езды вдоль
караванного тракта... если они не врут... а я думаю, они не могут врать...
О, Вайд..."
Она снова испытала боль одиночества, родившую воспоминания о человеке
с этим именем. "Можно пока не спешить. По моему следу уже никто не идет...
Останусь здесь ненадолго... Лучше места не найти все равно... Чалак!..
Вари!.. Тванит!.. Ах, как я по ним сейчас скучаю... Мама, ты ошиблась, я не
могу без людей... Вайд, я не могу без тебя. О, Мадар... Он нужен мне...
Холодно... холодно... и... одиноко..."
Наконец сон, словно туман, окончательно сгустился над ее головой,
успокоив утомленное сознание.
Алейтис нехотя вынырнула из уютной темноты и потянулась всем телом.
Откинув одеяло, перекинула через край койки ноги, спрыгнула на пол. В
хижине, благодаря закрытым ставням, еще стоял сумрак. И, несмотря на слабый
сквозняк, воздух за ночь стал достаточно затхлым. Голова у нее начала
слегка болеть.
Снаружи Хорли успел уже подняться над деревьями, Хеш все еще плыл под
брюхом у гиганта-собрата. Утро стремительно теплело, свежесть испарялась
под сдвоенным жаром солнц, хотя до невыносимой жары было еще далеко.
Поэтому Алейтис побрела через намокший луг, с чавканьем погружая босые
ступни в жирную черную грязь, которая продавливалась сквозь пальцы.
Утренний ветерок приятно шевелил спутанные волосы, холодил кожу. Она
присела на большой плоский камень, принесенный вешними водами гор, голубой
зубчатой линией видневшихся на фоне неба на западе. Валун, одним концом
выступая в реку, образовал небольшой зеленый омут.
Алейтис наклонилась над медленно крутящейся водой омута, ловя
собственные отражения в искрящейся воде.
Кожа ее заметно потемнела за эти дни, приобретя глубокий золотистый
тон, словно спелый персик. "Красиво, - подумала она одобрительно. - Как
жалко, что Вайд..." Она решительно отбросила печальную мысль и нервно
взялась приводить в порядок волосы. Общий вид ее огненно рыжих волос теперь
нарушался отдельными заплатками выгоревших светлых участков. Волосы, давно
немытые, стали сальными и неприятными. Алейтис наморщила нос. "Нужно
отыскать хоть немного мыльной травы, - решила она. - Я больше не могу
выдержать в такой грязи..."
Решительно выбросив из головы все тревожные мысли, она принялась
бродить среди деревьев, отыскивая полезные травы и вообще знакомясь с новой
для нее местностью. Когда солнца взобрались повыше, она надела чистую аббу,
присела на старом месте, на плоском валуне, вымыла в воде несколько перьев
дикого лука и принялась медленно его покусывать, наблюдая за текущей мимо
водой.
Тишина вокруг тяготила. Полное отсутствие звуков, говорящих о
присутствии человека, давило на нервы, постоянно напоминало ей, что она
одинока - в первый раз в жизни.
Она сбросила остатки луковых перьев в воду, проводила их взглядом.
"Наверное... наверное, нужно переждать здесь, пока не умрет пламя, не
перегорит... может, я смогу вернуться в долину, когда там все
успокоится..."
Она сидела, покачивая ногой, брызгая водой, и мечтала, пока не стало
слишком жарко и не пришлось уходить в тень.
После полудня она вымылась мыльной травой, выскребла кожу, волосы, и
хорошенько выстирала аббу.
Занимая себя то одним делом, то другим, она истратила время длинного
дня, не погружаясь слишком глубоко в грозящую поглотить ее депрессию. Когда
верхний край Хорли опустился за горы, она мысленно позвала лошадей с
пастбища и заперла их в невзрачной, но надежной конюшне-сарае за хижиной. В
этот вечер она не стала сидеть перед огнем камина, а решительно укрылась
под одеялом, намеренно изгнав из головы все мысли.
Следующий день был труднее, и ночью она долго не могла заснуть...
На третий день она бесцельно слонялась по лугу, между деревьями,
дважды купалась, снова вымыла волосы, потом оседлала жеребца и принялась
ездить кругами, чтобы укрепить ноги... Потом упаковывала и снова разбирала
вьючные мешки. Подмела пол в хижине метлой из прутьев. Ближе к вечеру
Алейтис села, скрестив ноги, сосредоточилась на дыхательных упражнениях,
которым ее обучил Вайд - без особого успеха, правда, но в какой-то степени
ей удалось успокоить расходившиеся нервы.
Но где-то на границе сознания притаилось что-то черное, что-то такое,
чему пока не было названия... и это что-то выжидало...
В тот вечер с чувством какого-то беспокойства и отчаяния Алейтис
наблюдала, как опускаются за горизонт Хеш и Хорли. Она нехотя затворила
дверь, опустила глухо стукнувший засов. Огонь в камине заполнял хижину
приятным теплом и золотистым светом. Она растянулась на туфане, раздраженно
глядя на маленькие язычки пламени, плясавшие над углями.
Чернота, все это время находившаяся на самом краю ее сознания,
приблизилась. Где-то неподалеку охотился тарс. Немного встревоженная, она
осторожно нащупала его мозг. Странно... явственно чувствовалось присутствие
любопытства, желание узнать, почти человеческий интерес. Не инстинктивное,
как у кошек, а почти целенаправленное, управляемое действие самосознающего
себя в этом мире существа. Он почувствовал присутствие Алейтис и зарычал,
но она с удивлением отметила и была в этом уверена, что он не испугался ее
вторжения в свое сознание. И не рассердился.
Ему было интересно. Чувствовалось присутствие сильной личности.
Алейтис дремала на туфане, играя контактом с сознанием тарса, одновременно
вспоминая все, что читала об этих существах. Сведения были не очень
обнадеживающие.
Тарсы были хищниками, большими, похожими на кошек, животными, примерно
в половину размеров лошади.
Они обладали ловким телом с длинным, гибким, как кнут, хвостом. Под
коротким шелковистым мехом грациозно перекатывались мощные мышцы, когда
тарс бежал, то в его родной лесистой местности с ним не могли тягаться
никакие животные. Лапы тарса были оснащены особыми упругими подушечками,
дававшими пружинистую маневренность, возможность совершать длинные прыжки с
камня на камень. На передних лапах имелись довольно длинные пальцы, с
которыми он замечательно ловко управлялся... Лапы были очень сильны - один
удар передней лапы с выпущенными когтями мог разорвать человека надвое.
Алейтис задрожала, представив, что мог бы сделать с ней тарс. Но тарс был
спокоен, ее страх угасал.
У этих кошек была треугольной формы голова с мощными челюстями,
большие круглые глаза, светившиеся желтим светом днем и свирепым зеленым
пламенем ночью. Глаза имели три отдельных вида век, которыми таре
пользовался в отдельных комбинациях или всеми вместе, для защиты зрения в
разных условиях.
Зрение его было весьма пригодным для ночной охоты, но вместе с тем оно
могло выдерживать и выжигающий свет полудня самого солнечного летнего дня.
Лоб хищника мощным куполом выступал меж трубкообразных подвижных ушей, что
говорило о значительном развитии головного мозга. Охота на тарса была самой
опасной из всех - обычно каждый убитый тарс забирал с собой в мир иной
троих хороших охотников. Поэтому книги ее народа советовали оставлять этих
животных в покое...
Тарс, с которым она вступила в контакт, довольно долго ходил около
хижины, потом удалился поохотиться.
Алейтис вздохнула и накрылась одеялом. Погружаясь в сон, она вдруг
почувствовала, что стала не такой одинокой... Как будто она сегодня нашла
товарища... и, быть может... друга.
Крючок с надетым на него кусочком червя с тихим плеском упал в воду,
на границе маленького омута, течение подхватило его, заставило
протанцевать. Тут же из глубины мелькнула юркая тяно. Рыба схватила
наживку, Алейтис мгновенно сделала резкую подсечку.
Сверкая серебром и медью в красноватом утреннем свете, рыба выпрыгнула
из воды, рассыпав каскад хрустальных капелек.
Радостно взвизгнув, Алейтис быстро вскочила на ноги и в воздухе
поймала рыбку. Но радость ее была преждевременной, так как острые концы
растопыренного спинного плавника впились в нежную кожу между ладонью и
большим пальцем, заставив Алейтис выпустить рыбу.
Она присела и сунула горящую от боли ладонь в воду.
Когда боль поутихла, осмотрелась. Вдоль внутренней поверхности руки
тянулась целая серия сине-красных точек - следы уколов, заканчивающихся как
раз под основанием указательного пальца. Она принялась сосать кожу в
пораженных местах ладони и продолжала это занятие до тех пор, пока не
почувствовала соленый привкус крови. Онемение прошло, и она радостно,
крепко сжала кулак.
Рыба все еще слабо подпрыгивала на берегу. Сморщив нос, Алейтис двумя
пальцами подняла рыбу за хвост.
Высвободила изо рта крючок, продела через жабры специальную спицу и
опустила пойманную рыбу в воду.
Потом разрезала на камне нового червя, насадила кусочек на крючок и
сделала новый заброс. Откинув с лица волосы, она улеглась на теплый камень
и протянула руку, чтобы почесать бок тарсу, растянувшемуся тут же, рядом с
ней. Хищник так сильно заурчал от удовольствия, что Алейтис даже
засмеялась. Потом тарс лениво зевнул и перевернулся животом кверху, чтобы
она могла почесать ему и живот. Снова зевнул, довольно и громко урча,
помахивая в воздухе лапами, в то время как Алейтис разгребала пальцами
густой мех в центре брюха тарса. Повернув голову, она заглянула в зияющую
красную пещеру его пасти, окаймленную белыми, жуткого вида, клыками.
Усмехнувшись, она шутливо хлопнула зверя по подбородку тыльной стороной
ладони.
- Ну-ка, захлопни пасть, Алмаз, а то перепугаешь меня до смерти!
Натянувшаяся леска отвлекла ее. Быстро подвинувшись к краю плоского
камня, взглянула в воду. Еще одна рыба соблазнилась червяком.
- Вот эта будет для тебя, Алмаз! - воскликнула она, начав водить рыбу
на леске.
Освободив крючок, она швырнула рыбу тарсу. Тот ловко поймал добычу,
стремительно вскинув массивную голову. Два хрустящих движения челюстей, и
рыба исчезла, словно ее и не было, а тарс снова превратился в ленивое озеро
черного меха...
Позднее, когда Хорли спустился ближе к западному горизонту и жара
спала, Алейтис пришла в хижину, села на кровать и зевнула. Хотя в хижине
были открыты все окна и дверь, воздух внутри был настолько густ и жарок,
что голова девушки начала кружиться. Она вздохнула и потерла лоб.
- Нужно больше работать, больше ездить верхом, иначе я окажусь в той
же форме, в какой начала, - она снова вздохнула и перекинула ногу через
край кровати, собираясь полежать.
Царапанье у двери заставило ее вздрогнуть. Она не успела даже
опомниться, как уже стояла у дальнего окна. Черная треугольная голова
показалась в дверном проеме и пророкотала что-то вопросительно.
- Алмаз! - укоризненно воскликнула она и подошла к зверю. - Я чуть не
поседела от страха, - она остановилась перед тарсом, держа руки на бедрах.
- Ты раньше никогда не приходил ко мне домой, ми-муклис. Интересно, что
такое случилось? Что скажешь?
Осторожно переступая, таре проскользнул в хижину, постукивая когтями
по гладким доскам пола. Обойдя Алейтис, слегка подтолкнул ее сзади, потерся
об ее ноги, ей пришлось сделать несколько невольных шагов вперед для того,
чтобы сохранить равновесие. Тарс снова боднул ее, еще на несколько шагов
приближая к двери.
- Ну, погоди... - она услышала рокочущее мурлыканье. Тарс всегда так
урчал, когда был чем-то недоволен. Она протянула руку, положила на его
большую голову. - Погоди-ка минутку, ару-cap. У меня ведь нет такой
собственной мохнатой шкуры, как у тебя, - она показала на крючок, где
висела ее абба. - Сегодня я и так была слишком много на солнце. - Она
почесала ему за ушами, потом протиснулась мимо.
Тарс вздохнул, но пропустил ее.
Одев аббу и затянув завязки, она задумчиво нахмурилась, глядя на
зверя.
- Что же ты хочешь мне сказать, друг ты мой любезный? Ну, пошли, - она
расправила складки аббы.
Он повел Алейтис в лес по извилистой тропе, через густые заросли
синобаров, дикой сливы и бадмаха, в обход громадных железодревов, мимо
запутанных густых зарослей колючелиста и раушани, пока они не потерялись
окончательно в сумрачном зеленом свете. Она смотрела с завистью, как
грациозно двигался таре, проходя через эти естественные преграды веток и
шипов. По сравнению с ним она казалась себе хромой и неуклюжей до предела.
Колючие лианы то и дело цеплялись за аббу вокруг щиколоток, обвиваясь
вокруг ног, впивались в волосы.
Небольшой порез над левым глазом от удара шипа уже начал ужасно
зудеть. Алейтис вся вымокла от пота, глаза ее слезились, из носа капало.
Через каждые несколько шагов тарс оборачивался, чтобы убедиться в том,
что девушка не потерялась и следует за ним. Пасть его раскрывалась, словно
он - Алейтис в этом готова была поклясться - усмехался.
Только одно держало ее сейчас на ногах - только одно было сейчас для
нее движущей в жизни силой - она страстно желала узнать, в чем тут дело.
Совершенно отличная от тарса сознанием и физическим телом, она
обнаружила нечто, сдружившее их. Это нечто было больше, чем дружба с
человеком, принимая во внимание, с какого сорта людьми приходилось ей до
сих пор сталкиваться.
Осаждаемая одиночеством, Алейтис иногда спрашивала себя, не
обманывается ли она, не создает ли иллюзий. Но потом приходил момент
взаимного касания сознаний. Ментальное рукопожатие, теплота товарищества...
и вопрос сам исчезал.
Тарс остановился, обернулся и тихо рыкнул. Алейтис отцепила последнюю
колючку, зацепившуюся за ткань аббы, высвободилась и осмотрелась вокруг. За
рядом раушани поднималась каменная стена, серо-зелено-желтая, исчезая
наверху, в одеяле листвы. Алейтис рукавом отерла лицо от пота и пыли,
присела на корень железодрева, спиной опираясь о ствол, весьма довольная
передышкой.
Тарс довольно поводил ушами, хвостом, порыкивая на Алейтис. Потом, как
черная тень, скользнул в высокие папоротники и травы между росшими по
несколько штук раушани. Все еще не утолив свое любопытство, Алейтис
продолжала держать с ним связь через невидимую пуповину сознания, следя за
его перемещением.
Она усмехнулась, почувствовав мяукающих котят-тарсов внутри темного
логова.
На какой-то миг она просто растаяла от удовольствия.
Подумать только! Он привел ее познакомиться со своим семейством!
Откинув назад капюшон, она подставила волосы ветру. Наслаждение и покой
теплой рекой потекли через ее усталое тело.
После некоторого ожидания она увидела вернувшегося тарса. Он в
нетерпении стоял перед ней, подергивая ушами и переступая с лапы на лапу.
Алейтис поднялась, оправила аббу и рукой расчесала волосы. Она могла
поклясться, что тарс желает, чтобы она появилась перед его домочадцами в
лучшем виде. Тарс удовлетворенно проурчал что-то, посмотрел через плечо,
потом сделал один неуверенный шажок вперед. Алейтис тоже сделала шаг
вперед. Урчание тарса стало громче, довольнее.
И сквозь щель в каменной стене Алейтис последовала за своим
провожатым.
Поскольку даже тарс едва не задевал потолок, Алейтис пришлось идти,
согнувшись в три погибели. Наконец щель расширилась, превратившись в
круглую полость пещеры. Сквозь несколько щелей поменьше в нее сочился
дневной свет. В этом тусклом свете девушка увидела самку тарса, лежащую на
полу, с тремя маленькими пушистыми котятами, возившимися у ее сосков. Самка
заворчала, и Алмаз тут же подскочил к ней. Он чуть-чуть шлепнул ее лапой и
рыкнул.
Алейтис тихо засмеялась.
- Очаровательные детишки, Алмаз. Ты можешь ими гордиться.
Она придала своему голосу одобрительную теплоту.
- Я просто счастлива, что ты привел меня познакомиться со своей
семьей...
И она, не умолкая, вкладывая интонации одобрения и уважения, принялась
выражать свою радость также и телепатическим касанием.
Она сидела на полу пещеры, рассказывая паре тарсов о себе и своей
жизни, говоря, лишь бы только что-то говорить. Каким-то образом это ей
помогало - то, что она все время говорила, хотя слушатели и не могли ее
понимать. Алмаз, сильный, большой, устроился рядом с подругой, время от
времени зевая, облизывая морду "жены", ласково покусывая ее за шею и уши.
Наконец вежливость его истощилась, поскольку Алейтис держалась на
приличном расстоянии от котят. Он подхватил одного из них за загривок и
опустил ей на колени. Малютка тут же начал громко жаловаться, а самка
попыталась вскочить на ноги.
Алейтис впервые поняла, что с задними лапами и всей половиной туловища
самки случилось что-то неприятное. Задние лапы ее волочились, и в
предупреждающем рычании слышалась боль. Алейтис поспешно коснулась ее
сознания, стараясь снять страх, успокоить... Потом утихомирила и детеныша,
чтобы его плач не тревожил и без того больную мать. Она начала поглаживать
малютку-тарса, почесывать его за ушками, проводить ладонью по
чувствительным местам по бокам. Котенок начал мурлыкать - миниатюрное
подражание рокочущему басовому мурлыканью Алмаза.
- Мм... Хорошо, правда, маленький ми-муклис, азиз-ми. Ты такой
хорошенький, ведь правда? Если бы я могла взять тебя домой, чтобы ты жил со
мной!..
Она засмеялась.
- Вот все перепугались бы, увидев тебя, - она посерьезнела и
внимательно посмотрела на самку. Та была очень худа. Свалявшийся мех
натянулся на выступающих костях. Поглаживая котенка, Алейтис почувствовала,
что и у того слишком выступают косточки. - Такой худенький, бедняжечка...
Она решила прозондировать тело самки, используя свои новые
возможности. Голод, в самке сидел глубокий и сосущий голод! И детеныши
получали лишь половину того, что должны были получать. Очень осторожно
девушка начала продвигаться на коленях к самке, покачивая на руках
детеныша.
- Что стряслось с тобой?.. Дай-ка я взгляну...
Она осторожно положила ладонь на плечо передней лапы самки. Кости до
ужаса резко выступали под ладонью.
- Алмаз, наверное, приносит тебе еду. Да, это так. Но тебе ее не
хватает... Или что-то стряслось с твоим желудком? Ну-ну, спокойно...
спокойно... ми-муклис, азиз-ми... я хочу только помочь тебе... Я тебе не
сделаю больно...
Самка постанывала от боли, вздрагивая от прикосновений Алейтис. Она
испытывала явственно ощутимый страх. Алмаз лизнул свою подругу, потом
повернулся и с надеждой посмотрел на девушку. Она чувствовала, как исходит
из него просьба, нет, скорее не просьба, а требование помочь его подруге.
Он коротко и тонко мяукнул, словно говоря: "Сделай что-нибудь".
Словно черный туман его желание окутывало Алейтис. Она телепатически
успокоила его, дав понять: "Да, я знаю", транслируя чувство дружбы и
доверия. Тарс успокоился. Самка тоже, кажется, стала вести себя спокойнее.
Алейтис медленно пробежала пальцами по ее позвоночнику. У самого таза
ее пальцы нащупали припухлость... какую-то шишку. И в этот же момент самка
вдруг громко протяжно застонала. Алмаз вскочил с пола и угрожающе зарычал.
Алейтис поспешно постаралась его успокоить. Он уселся обратно на пол,
напряженно шевеля ушами.
- Хай, Алмаз! Мы обнаружили, где болит, - Алейтис очень осторожно
ощупала шишкообразную припухлость. "Это" располагалось точно над
позвоночником и казалось твердым и горячим под пальцами девушки.
Алейтис прикусила губу, размышляя.
- Этот караванщик... говорил, что он может лечить... Мамочка, я тебя
буду боготворить, если...
Она принялась зондировать припухлость невидимыми щупальцами своего
сознания, помогая себе осторожными касаниями ладоней по обе стороны от этой
"шишки".
Дыхание ее участилось, сделалось резким, свистящим, она почувствовала,
как горит ее лицо. Ощущение было такое, словно она сильно обгорела на
солнце. Время замедлилось... энергия начала изливаться из Алейтис, словно
горячая лава, обжигая кончики пальцев и ладони. Она вся тряслась. Ее
сознание пылало, словно в огненном аду... поток энергии превратился в
режущий водопад. Она сидела; казалось, целую вечность, словно примороженная
к тарсу. Когда она наконец убрала руки от тела зверя, ее охватила странная
усталость. Сквозь проступившие на глазах слезы она посмотрела на тарса.
"Шишка" опухоли исчезла, и вместо нее была чистая кожа. Алейтис
осторожно прозондировала сознание самки тарса - аура боли совершенно
исчезла. Она с облегчением и - да, да, с изумлением вздохнула. Чуть
пошатнувшись, Алейтис поднялась и с трудом сделала несколько шагов вперед,
но тут же оперлась рукой о стену.
- Ну вот и все, - прошептала она. - Поднимайся, Алмаз-ми. Вставай,
азиз-ми!
Она немного, совсем слабым телепатическим ударом подтолкнула самку. Та
поднялась на лапы, упала, снова встала, теперь уже твердо, и сделала
несколько шагов.
От голодной слабости она с трудом дышала, хрипло выдыхая воздух. Ее
впалые бока ходили ходуном. Алмаз глухо зарокотал. Он принялся лизать руки
Алейтис шершавым горячим языком. Алейтис упала на колени, обхватила его за
шею, прижалась к мягкому черному меху, упиваясь потоком теплоты, даже, быть
может, любви, который изливал из себя Алмаз.
Через некоторое время она, опершись о плечо тарса, поднялась на ноги.
- Ай-Ашла! Я словно бы разлетелась на тысячу кусочков. Алмаз,
муклис-ми, отведи меня домой, в хижину. Наверное, буду спать целую неделю,
не меньше.
Снаружи было уже полностью темно. Она выпрямилась, улыбнулась
звездному небу и, опустив руку на голову тарса, сказала:
- Иногда, друг мой, жить - это так хорошо! - Она вздохнула, с
неприязнью глядя на глубокие тени под деревьями. - Пошли, азиз-ми, проводи
меня домой!
На краю поляны она быстро его обняла и отпустила назад, к подруге и
котятам. Потом устало пересекла луг, то и дело спотыкаясь, вся в облаке
пыли, радостном и счастливом состоянии духа. Она достигла двери, отбросила
назад капюшон и, одной рукой открывая дверь, принялась было уже развязывать
тесемки аббы, как вдруг замерла на месте, пригвожденная током немого
изумления. В камине ревело и танцевало красное пламя, и, облокотившись
небрежно о камень камина, в комнате стоял незнакомый человек.
Она тут же взяла себя в руки и постаралась как можно более безразлично
спросить у незнакомца:
- Кто ты?..
Одновременно она принялась нащупывать в сознании излучение мозга
тарса.
- Этот вопрос следовало бы задать мне. - Человек вышел из тени, и
теперь она могла видеть его лицо.
Алейтис тут же расслабилась и прекратила телепатический поиск тарса.
Да, это был совершенно незнакомый человек...
- Почему же? - хладнокровно поинтересовалась она.
- Просто... это мой дом. - Он кивнул на имя, вырезанное на камне
камина. - Видишь? Я построил все это вот этими руками.
- По... ты ведь охотник за мехами, не так ли? Что же ты делаешь здесь
сейчас?
Он засмеялся.
- Ты меня отчитываешь? - Он сделал шаг вперед. - Мне надоел мой вади.
Вот я и решил немного поохотиться. - Он сделал еще один осторожный шаг
вперед.
На лице его играла широкая ухмылка, лицо было загорелое, на нем весело
поблескивали глаза цвета чахи.
Алейтис потерла двумя пальцами ямочку у виска.
- Дом был пустой. Извини, я не думала, что хозяин вернется так быстро.
- И теперь разочарована? - Он еще более широко улыбнулся. На темном
лице его блеснули белые зубы. - Я - нет, дорогая. Мне еще никогда не
попадались в силки дикие сабийи.
Она почувствовала, как что-то шевельнулось в ее лоне - он был так
близко, он был мужчиной, и это очень сильно чувствовалось, а после встречи
с тарсами она испытывала повышенную эмоциональную возбудимость.
Чувствуя неловкость, она посмотрела на него:
- Ловишь?..
Засмеявшись, незнакомец легко подхватил ее и перебросил через плечо. У
Алейтпс захватило дух. Потом она оказалась на койке.
Немного испуганная в нерешительности, испытывая одновременно желание и
отвращение, Алейтис, знавшая в своей жизни только одного мужчину, лежала и
смотрела на охотника. Он коснулся ее волос.
- Мягкие... - нежно пробормотал он. - Мягкий огонь... - Его рука
пропутешествовала по ее щеке, оставляя за собой след тепла, оказалась на
плече... потянула завязки аббы...
Алейтис перехватила его пальцы движением своей руки.
- Нет? - тихо спросил он и, наклонившись, поцеловал ее пальцы. Ее рука
самостоятельно обняла его за шею и притянула к телу.
- Нет? - повторил он. Его дыхание горячо касалось ее шеи. Губы
щекотали. Желание, одиночество, все чудеса прошедшего дня подожгли в душе
Алейтис ревущее пламя.
Когда все было кончено, он поднялся, откатился в сторону и завернулся
в свою аббу. Усмехнувшись, он стер с шеи кровь - в том месте, где в кожу
впились ее ногти.
- Маленький тарс, - произнес он довольно.
Она тихо засмеялась, чувствуя, как этот звук заставил низко
завибрировать ее гортань. Поднявшись и сев, она свободными складками
опустила аббу вокруг ног.
Потянулась и вздохнула - устав за пределами всякой обычной усталости и
одновременно - необычно удовлетворенная, в полном согласии с собой и миром.
Она снова легла, глядя на Талека, который снял с огня фыркающий паром
кипящий горшок и подал ей чашку чахи. Приподнявшись на локте, глядя в
кипящий напиток, который она чуть-чуть начала покачивать, крутя, она
сказала:
- У тебя глаза цвета чахи.
- Хай! - Он присел рядом. Алейтис чуть пододвинулась, давая ему место.
Он подался вперед, протянул руку и отвел с ее лица волосы. - Мне нравится,
как ты благословляешь Мадара, азиз-ми!
Она удовлетворенно засмеялась. Поймав его ладонь, на миг прижалась к
ней губами, потом отпустила на свободу, ласково поглаживая. Чахи оставил
внутри нее ощущение островка тепла, и она погрузилась в приятную полудрему.
- Ты давно покинул Кадр? - пробормотала она сквозь туман полузабытья.
Успели ли новости из Раксидана о случившихся там неприятностях докатиться
до его города? "Вайд... - подумала она. - Знaeт ли он что-нибудь о Вайде?"
- О, о... любовь моя... любовь моя... - Она пробормотала эти два слова
вслух, и Талек тихо засмеялся, приняв эти слова на свой счет.
- Десять дней, - сказал он наконец. - А почему ты спросила об этом?
Почему тебя интересует, сколько времени я уже не был у себя дома?
- Просто подумала, сколько надо будет времени, чтобы добраться до
торгового тракта, - засмеялась она.
- Десяти дней хватит, если идти на своих двоих. А если есть лошади, то
быстрее.
- Лошади?.. - Она вдруг рывком села. Резкость движения заставила
Талека буквально слететь с койки.
- Проклятье! - вырвалось из ее уст. И она, семеня, пробежала до двери
и выглянула наружу. "Мулак, Пари! - позвала она мысленно, стараясь
ментально нащупать сознание лошадей. - Возвращайтесь, немедленно
возвращайтесь!" Несколько секунд была тишина, потом она услышала глухой
стук копыт, и они промчались через луг, прямо к двери хижины, где ждала их
Алейтис. Мулак толкнул ее головой в плечо.
- Простите меня, друзья, что я совсем позабыла о вас. Эй, Пари... Рада
видеть тебя в целости и невредимости. - Она погладила вздрагивающие ноздри
кобылицы. - Пошли, я устрою вас на ночь...
Когда она вернулась в хижину, Талек как-то странно посмотрел на нее.
- Ну? - с вызовом спросила она, уперев руки в бока, гордо выпрямившись
перед ним.
- Ты из Раксидана. Та, что приносит неудачу? - неуверенно задал он
вопрос.
Изумленная, Алейтис подошла и села рядом с ним.
- Что ты знаешь обо мне?
Талек ладонями повернул ее лицо так, чтобы на него падал свет огня.
Вдруг он усмехнулся, длинным указательным пальцем провел, чуть касаясь,
вдоль очертания ее губ, притянул ее к себе, поцеловал долгим поцелуем, от
которого Алейтис потеряла способность дышать и испытала странное
расслабление во всем теле.
Талек опустился на койку, и Алейтис упала на него сверху.
- Когда я уезжал, к нам как раз пожаловали гости из Раксидана... - Он
замолчал. Его подвижное, худощавое лицо хитро улыбалось.
- И? - не выдержала она.
Он вдруг посерьезнел.
- Знаешь, что сталось с твоим любимым грезителем?
- Ахай! - Она хотела оттолкнуть его, но Талек удержал ее и прижал к
груди.
- Ну-ну... успокойся, маленький тарсик...
Оп принялся медленно поглаживать ее по спине, пока не почувствовал,
что мышцы спины расслабились.
- Они все узнали. Твой Шаир сделал гадание на дыме, и вместе с кучей
друзей-фанатиков вывез его из Мари-фата. Ты знаешь, что самое забавное, они
бы его ни за что не отдали просто так. Все были готовы драться за него, но
он сам сказал - нет. И добровольно сдался...
По щекам Алейтис медленно текли слезы. Она сжала кулаки с такой силой,
что из-под впившихся в плоть ногтей потекла кровь.
- Он знал... он знал это, уже когда отправлял меня... О, Мадар, о... -
и она разразилась слезами, не в силах с собой совладать...
- Ну что ты, не надо этого, не надо! - Он начал утешать ее. - Конечно,
он знал, на что идет. Я сам не люблю эти кровавые штуки, но стоит фанатику
забыть, что он человек, как... Вот посмотри на меня - я с самого начала
подозревал, кто ты, ведь с такими огненными волосами кто еще мог забрести в
такую глухомань? - и все равно мне пришлось сдаться и лечь с тобой в
постель! - Он засмеялся, но немного нервно, и принялся ее трясти, пока
Алейтис не начала кашлять, фыркать, смаргивая заливающие глаза слезы.
Талек покачал головой. В голосе его звучало некоторое удивление.
- И это при том, что я знал - ты означаешь самую черную неудачу. Ну и
к черту! Мне везло и не везло в жизни. И то, и другое прошло, как высыхает
в жару плевок, не дольше длилось и первое и второе. И для него все уже
кончилось!
- Как? - Она неуверенно смотрела на него сквозь пелену слез.
- Ну да. Одно движение ножа, и...
- Ножа? - завопила она, задрожала, завертела головой, словно ища
что-то в темных углах этой хижины.
- Ну же, маленький тарс, успокойся... Я же ведь сказал, что его
невезение было очень недолгим...
- Он умер...
- Что? Нет. Просто ослеп. А в остальном поживает неплохо.
- Ослеп? - Она ослабела, и Талек осторожно опустил ее, начав растирать
тело своими большими грубыми ладонями.
- Ослеп? - снова спросила она.
- Ага. Должен сказать тебе, что пастухи в твоем вади самые противные
из всех, о каких я только слышал в Раксидане. Есть у них такая веселая
штучка, называется Мадрасеш аламах. Вся соль этого праздника заключается в
том, что человека начинают разрезать на кусочки. Один кусочек за раз... Но
сначала ослепляют. Потом кастрируют. Затем наступает черед рук, ног и так
далее. Но обязательно по кусочку, пока бедняга не помрет...
Он сморщил нос, воображая эту отвратительную картину.
- Вайди... - прошептала Алейтис. Ужас иссушил ее слезы, она лежала,
сотрясаемая дрожью. Спазм следовал за бесконечным спазмом.
- Ах ты, колдунья, какая же ты забывчивая. Я же сказал тебе, что с ним
все в порядке. И не нужно так убиваться. - Талек сел, обнял ее, покачивая,
словно ребенка в колыбели. - Бедная маленькая сабия, не бойся, он все еще
мужчина, и очень даже живой. Только вот глаз у него больше нет. Для
грезителей зрение особой роли не играет. Так что он почти так же хорош, как
и раньше.
Она вздохнула, обессиленно прижалась к нему, мимолетно отметив
удовольствие от прикосновения его сильного тела.
- Но как... - Любопытство начало брать верх над остальными
противоречивыми эмоциями, кипевшими в ней. - Как ему удалось бежать?
Он похлопал ее по плечу, погладил спину горячими, живыми ладонями.
- Вот и молодец теперь.
Она снова расслабленно опустилась на туфан, а он продолжал:
- Твоя кузина, маленькая такая девушка с курносым носом, решила, что
она не перенесет такой потери. Есть еще добрая кровь в твоей семье, хотя,
похоже, кое-кому из мужчин ее не хватило. Она уговорила еще кого-то помочь
ей, и они вдвоем похитили певца. За пару дней до моего отъезда они привезли
слепого грезителя в Кард. За ними по пятам гнались пастухи. Так вот, они
попросили убежища. Может быть, они его и не получили бы - мы не очень-то
любим вмешиваться в чужие дела... Но эти пастухи попытались взять его без
нашего разрешения. Но такого мы уже не могли допустить. К тому же наш
собственный грезитель начал впадать в старческий маразм...
- Значит, он жив! - Алейтис испытала облегчение.
- Верно, впереди у него вполне приличная жизнь. Они хорошо будут жить
вдвоем - он и девушка с курносым носом. Хорошая пара, должен тебе сказать.
И мардха Кард о нем хорошо будет заботиться. Мой народ очень желает увидеть
целое семейство с маленькими будущими грезителями. И как можно скорее. Черт
побери, я ему даже немного завидую!
Короткая, но яростная вспышка адского огня ревности пронзила Алейтис.
На короткий миг ей захотелось убить Вайда, разорвать на трепещущие кровавые
куски... Потом это чувство пошло на убыль, оставляя после себя пустоту и
темноту. "По крайней мере, он жив... вот и конец грез... теперь назад мне
нет пути... Я не хочу больше назад... Ах, ми-Вайди..."
- Очень рад, что тебе стало лучше, - тихо произнес Талек и выжидающе
посмотрел на нее.
- Я рада, что они живы, - хрипло произнесла она. - Они самые лучшие
люди, которых я только знала в этом мире. - И, набрав в легкие воздуха, она
тихо сказала, в ритм сердцебиения, звучащего в ушах. - Я хотела бы их
увидеть. Ты меня отвезешь?
Он усмехнулся. Она слышала глухой хрип смеха в его груди. Рука
продолжала поглаживать ее волосы.
- Ни одного шанса, маленький тарс. Я еще не спятил, чтобы привозить
тебя в свой вади. Ты в самом деле приносишь большие несчастья. Двое уже
погибли...
- Что? Двое? Погибли? - Она смотрела в его улыбающееся лицо, склонив
голову.
- Да. Шаир. И еще мальчик из каравана. Теперь торговля для всего
Раксидана кончена. И надолго, видимо. Теперь там никто не остановится, не
решится разбить лагерь, ни один караван. К тому же хороший человек потерял
глаза, и добрая девушка вынуждена была бежать из одного вади. Потом...
Глава твоего клана - с ним тоже неприятности...
- С Аздаром? Что с ним?
- Его хватил удар. И он не может теперь ни двигаться, ни говорить.
Теперь он уже не человек, а растение.
- Отлично! - с яростным удовлетворением воскликнула она.
- Понятно. - Любопытство искрилось в его голосе. - Так что такой
счастливый талисман, как ты, я не рискну привезти домой.
Она устало вздохнула, опустила голову и закрыла глаза. Через некоторое
время она прошептала:
- Нет, это я просто так подумала. Не обращай внимания... - она подняла
голову. - О, Мадар, как я устала... как устала...
Он снова тихо засмеялся, чуть прерывисто на этот раз:
- Погоди, красноволосая колдунья, ты еще не заплатила всю плату за
постой.
Она провела ногтем большого пальца по его ребрам.
- Думаешь, ты сейчас в состоянии получить эту плату...
- Не думаю, а знаю!
Алейтис открыла глаза сразу, словно выпрыгнув из сна. Что же ее
разбудило? Не найдя ответа, она отдалась приятному ощущению, пронзившему
расслабившееся усталостью, чуть болевшее тело. "Заплачено как следует", -
подумала она и коснулась ноющих кончиков грудей. Тут же ее захватила новая
волна тепла. Она посмотрела вокруг, но не увидела Талека.
Глаза ее открылись чуть шире, когда она увидела посреди пола
упакованные, набитые седельные мешки.
Она посмотрела на стену. Все крючки были свободны.
За дверью послышался шорох. Она зажмурилась, продолжая наблюдать
из-под век, затаив дыхание - создавая видимость сна.
В хижину проскользнул Талек. Быстро взглянув на нее и убедившись, что
она спит, он подхватил один из мешков и потащил наружу. Она продолжала
наблюдать, как за первым мешком последовал второй. И когда дверь за Талеком
была наконец затворена, она спрыгнула с кровати и выбралась наружу через
окошко в задней стенке домика.
Притаившись за стволом железодрева, она наблюдала, как он
перебрасывает мешки через спину Пари, и печально покачала головой.
- Он просто невозможный негодяй, - наконец к ней вернулся дар речи. -
Этакий жизнерадостный, никогда не унывающий негодяй, человек, не знающий ни
сомнений, ни раскаяний, - шептали ее губы, и одновременно с этим чуть
слышными звуками в ее мозгу неотступно билась мысль: "Трудно ненавидеть
человека, который смеется и над собой, и над всем остальным миром".
Она смотрела на него, чувствуя, как отвердевают соски ее грудей.
Потерла их ладонью.
- ...Черт бы его побрал, - пробормотала она. - Как он меня
растревожил... Нет! - Она вздохнула. - Нет, я бы еще раз и могла, прямо
сейчас... - Она снова выглянула из-за дерева. Талек проверял на прочность
последний узел.
- Что это я... Нужно ему помешать, а не то этот очаровательный жулик
оставит меня с пустыми руками.
Она послала в пространство ищущий ментальный сигнал. Тарc спал в своем
логове, но мгновенно среагировал на ее тревожный призыв. Вскочив и
помчавшись через лес черным ветром, он оказался рядом, потерся о ногу
Алейтис, громко заурчал. Она снова взглянула из-за дерева.
Талек уже сидел в седле. Алейтис вышла из укрытия.
Тарc шел у ее ног.
- Талек, - сказала она. Голос ее сладкой нотой флейты прозвучал в
утреннем воздухе.
Он оглянулся, увидел стройную золотистую фигуру с огненной шелковой
гривой волос, вьющихся в утреннем ветерке, на темном фоне деревьев. Когда
он заметил стоящего рядом тарса, он судорожно сглотнул, натягивая поводья.
- Если ты думаешь удрать, - предупредила она, - то лучше не пытайся. Я
пошлю в погоню Алмаза. А он совсем не охотничья собака, и сделает из тебя
кровавую кашу.
Талек слабо улыбнулся, покачал головой.
- Никогда не думал, что увижу ручного тарса.
Алейтис опустила руку на плечо зверя. Ее глаза поблескивали от
удовольствия, она развлекалась игрой в кошки-мышки с попавшим в неловкое, в
лучшем случае, положение прохвостом Талеком.
- Ручной? Не обманывай себя, охотник. - Она подошла ближе. Лошади
забеспокоились, почувствовав близость хищника.
Талек побледнел.
- Итак... - приказала она. - Слезай! Снимай мешки и все мои вещи
сложи, как они были раньше сложены, в хижине. Расседлывай лошадей, и пусть
они пасутся на воле. - Она почесала тарса за ушами и задумчиво улыбнулась,
слушая его довольное мурлыканье.
Пожав плечами, Талек соскользнул с седла на землю.
- Легко досталось, легко и потерялось! - с веселой улыбкой на
жизнерадостном лице он развязал узлы мешков и потащил их к хижине.
- А где твоя лошадь? - внезапно спросила она, нахмурившись, глядя на
пустой луг.
Он взмахнул ногой - руки его были заняты - ловко описал дугу.
- А вот она, моя лошадка, Хорли - красная девица.
Алейтис невольно засмеялась - ее назвали дочерью солнца.
- А твой мешок?
Он поднял ношу.
- Связан вместе с этими.
- Можешь забрать свои вещи.
Его брови поднялись и опустились.
- Слушаюсь, абруйя саббия, все что прикажете, абруйя саббия!
Она подавила усмешку. Талек исчез в хижине. Выйдя, остановился
неподалеку.
- Итак, абруйя саббия, что теперь?
Тарc тихо зарычал, услышав его голос. Талек осторожно скосил на зверя
глаза.
- Это симпатичное создание желает позавтракать? Не мной ли?
- Талек... ты... ты... просто невозможный! - Алейтис рассмеялась. -
Честное слово, мне не хотелось тебе мешать - так это все было
увлекательно...
Талек тихо вздохнул:
- Ах, любезная моя колдунья. Это такой старый мир и такой ужасный, в
конце концов. Плохо быть жуликом, но быть неудачливым жуликом! - И он
усмехнулся, сверкнув зубами. Во всем его виде не было и тени раскаяния!!!
Она покачала головой, ответив улыбкой на улыбку.
- Хочу тебе кое-что сказать, - начала она. - Самое главное, я тебе не
могу доверять. Но испытываю симпатию. В самом деле, ты мне нравишься. И не
только из-за того удовольствия, которое я получила вчера ночью в постели.
Все плохие люди, которых я знала до сих пор, были настолько уверены в своей
правоте, что мне просто радостно встретить проходимца, не принимающего
всерьез ни себя, ни еще кого-нибудь другого, - она протянула к нему руку.
- Спасибо, моя милая, но я не подойду к тебе ни на шаг. - Он показал в
сторону тарса. - Кажется, он все-таки еще не завтракал. У него в глазах
что-то такое кровожадное, и...
Она засмеялась, почесала тарса и пожала плечами.
Алмаз широко распахнул пасть, зевая. При виде этих жутких клыков Талек
снова побледнел и быстро проглотил слюну.
- Не бойся.
- Хай! Тебе легко говорить...
Алейтис потрепала Алмаза по голове.
- Просто смотри на его хвост. Когда собака виляет хвостом, она
настроена дружелюбно. - Алейтис провела рукой по спине тарса, почесывая
выступающие бугорки позвоночника. - Если же Алмаз начнет подергивать своим
хвостиком, значит, он хочет кого-то укусить. - Ее пальцы продолжали
расчесывать густой мех, пока глаза тарса не закрылись до узких щелочек, а
его мурлыканье не превратилось в грозное рычание.
- Прямо как очень большой гарб, - усмехнулся Талек, покачивая головой,
но продолжая проявлять осторожность и не сходя с места, где стоял.
Алейтис подняла голову.
- Кстати, насчет завтрака. Тебе придется обойтись без него... Ну, ты и
так не очень-то на это рассчитывал, верно?
Он вздернул бровь, блеснув зубами в усмешке, и двинулся через луг.
- Талек! - Алейтис громко позвала его.
Он обернулся.
- Что еще, моя милая?
- Можешь делать что хочешь, но поблизости пусть тебя не будет хоть
день-другой. Я пошлю на проверку Алмаза, и если вы встретитесь, то особенно
вежливым он не будет.
- В этом у меня сомнений нет, - сухо ответил Талек, поглядывая на
зверя.
- Можешь рассказывать обо мне кому угодно, меня это не волнует. Но
будет очень мило, если ты дашь знать моим друзьям из твоего города, что я
живу нормально. - Она почесала нос. - Можешь и об Алмазе им рассказать.
- Конечно, - кивнул он. - Да, ему, этому Вайду, должно быть неплохо с
простой и милой своей сабией в супругах вместо рыжей колдуньи. - Он нагло
усмехнулся.
- А-фих! - Она грозно нахмурилась, потом продолжала, и в словах ее
чувствовалось удовлетворение - сцена ее забавляла. - И всем остальным тоже
расскажи о моем маленьком приятеле. Или их кровь будет на твоих руках, -
она улыбнулась. - Подумай только, какая теперь у тебя репутация! Ты имел
несчастье столкнуться с самой черной колдуньей Раксидана, и ты пережил это
несчастье!
- И встреча была крайне приятной, не так ли? - Он склонил голову
набок, оценивающе рассматривая ее тело. Его янтарные глаза одобрительно
сверкнули. - Ты уверена, что не стоит продолжать эксперимент? Я мог бы
задержаться на пару дней.
- Не искушай чрезмерно свою удачу, охотник.
Оп преувеличенно, с сожалением вздохнул.
- Да, представляю... Теперь мне только это и остается... А вернуться
мне будет разрешено? Это ведь мой домик все-таки.
- Через неделю меня здесь уже не будет. Возвращайся сюда спокойно.
- Благослови тебя Мадар, маленький тарс, - сказал он, внезапно став
серьезным. Развернувшись, он зашагал к краю леса. У самых деревьев
остановился, улыбнулся и помахал ей рукой.
Улыбаясь, она помахала в ответ.
Две стрелы, прозвенев, вылетели из-за деревьев и воткнулись ему в
грудь. Третья пронеслась, задев щеку, оставив за собой красную дорожку. С
выражением изумления на лице он повалился на траву.
Алейтис смотрела, застыв от ужаса. Потом повернулась к деревьям на
другой стороне. Из их тени выехал верхом на лошади пастух-следопыт. Он
держал направленный в грудь Алейтис арбалет. Алейтис ахнула, паралич
изумления вдруг прошел, и она ударила ладонью по спине тарса.
- Убей! - закричала она. - Убей его!
Алмаз двумя прыжками покрыл расстояние, отделявшее от следопыта, во
время второго прыжка ударом лапы выбил из его рук арбалет. Приземлившись
позади забившейся в панике лошади, он двойным ударом острых, как бритва,
когтей разорвал спину нападавшего. Потом, не обращая больше внимания на то,
что было только что человеком, он удовлетворенно вернулся поспешной трусцой
к Алейтис.
Она подбежала к Талеку и наклонилась над ним. Он был еще жив, но жизнь
быстро покидала его тело. Вокруг дрожащих стрел вздувались красные кровяные
пузыри. Вздувались и опадали. Из уголка рта сползла кровавая струйка. Он с
трудом втягивал в себя воздух. Губы шевелились, но слов не было слышно.
Она наклонилась к его лицу.
- Плохо... принесла несчастье... - Шепот прервался.
Она наклонилась ближе. Губы умирающего снова шевельнулись.
- ...не жалею ...все равно... - Глаза его закрылись, тело обмякло.
Алейтис ахнула. Прижала ладони к царапине на шее, проклиная себя за
тупость, чувствуя, как рвется наружу испепеляющая энергия. Кровь
просачивалась между пальцами, потом перестала течь. Она свободнее вздохнула
и посмотрела на его лицо. Рот Талека был открыт, глаза, закатившись,
поблескивали тусклыми белками. Всхлип вырвался из ее груди.
- Нет! - прошептала она. - Н-е-е-т!
Прижав ладонь к тому месту, где в грудь вошла стрела, она другой рукой
вырвала ее. То же сделала и со второй. И тут же поспешно прижала к ранам
обе ладони.
- Ну же! - рыдала она. - Талек, я прошу тебя, живи! Живи, Ахам, абруя
Мадар!..
Она старалась глубже и глубже прощупать, найти оставшуюся в нем силу,
но умом понимала, что уже поздно - клетки мозга начали умирать. Она больше
не ощущала присутствия Талека в своем сознании.
Раскачиваясь, сидя на пятках, она смотрела на мертвое остывающее тело.
- Аи, Мадар, но почему?! - Слезы навернулись на глаза. - Почему?..
Она обхватила колени руками, спрятала лицо. Отчаянные рыдания сотрясли
ее тело.
- Почему?!..
Алейтис обернулась, посмотрела назад. Боль внутри не проходила. Она
смотрела на дым, поднимавшийся от погребального костра Талека, в который
превратилась его хижина. Черной колонной поднимался дым, надвое рассекая
полукруг красного Хорли, выступающий над верхушками деревьев. Алейтис
улыбнулась сквозь слезы, Алмаз почувствовал ее состояние и потерся боком.
- Хоть ты у меня еще остался, друг... но и это ненадолго... - Она
вздохнула, тяжело вскочила в седло коня и двинулась вверх по течению речки,
намереваясь добраться вдоль берега до караванного тракта.
Дни сливались в один. Спешить не было нужды. Последний преследователь
оставил ее след, и Алейтис не чувствовала особого желания как можно скорей
пуститься в долгий путь, лежащий впереди. Думать не хотелось - это было
болезненным, трудным занятием, и потому она позволила своему сознанию
погрузиться в некое подобие летаргического сна.
Однако на пятый (а может быть, и шестой) день она больше уже не могла
не обращать внимания на беспокойство Алмаза. И, словно разрывая связующую
их нить, она отослала его обратно домой, к его семье. Она еще довольно
долго сохраняла с ним контакт, ощущая бесстрашную уверенность, с которой
бежал он, не спеша, среди деревьев. Потом контакт стал слабеть, и вскоре
совсем пропал. Она осталась одна.
Алейтис сонно наблюдала, как край солнца, освещавшего землю,
приближается к большому пальцу ее ноги.
Она зевнула, потянулась и перевернулась на живот, отодвинув ноги
подальше от солнца. Полотнище туфана, на котором она лежала, скомкалось, и
ей пришлось приподняться на колени, чтобы расправить ткань. Потом она снова
легла, и вздох облегчения вырвался из ее груди.
Над головой поднимались к небу светлые ветви одинокого хорана, бросая
густые тени на Алейтис, оберегая ее от жарких лучей. Она протянула руку и с
любовью провела ладонью по серебристой летней коре дерева. Хоран был в
самой яркой, полуденной фазе, сверкая, будто драгоценный камень на
коричнево-зеленом фоне остальных деревьев.
Алейтис закашлялась, выплюнула накопившуюся в горле слюну, потерла
простуженный нос и вздохнула.
Простуда отдавала ломотой в костях, глаза горели, голова, казалось,
была набита сырой массой авришума.
- Как это все не вовремя, - пробормотала она. Опустив потную голову на
руки, она позволила себе погрузиться в дремоту усталости. Постепенно, по
мере того как насморк отступал, Алейтис все больше погружалась в сон,
свернувшись в клубок среди корней хорана. Сегодня она была спокойней
обычного, все ужасы прошедших дней ушли куда-то в подсознание и лишь
неясными картинками выступали на заднем плане, в каком-то туманном далеке.
Жгучая боль внезапно заставила ее проснуться. Она дернула ногой,
спасая ее от жгучих лучей Хеша. Вздохнув, села и посмотрела на запад. Край
Хорли уже терся о серую линию горных вершин, но Хеш все еще стоял высоко.
День был ясный и приятный, горячий воздух иногда освежался порывами
налетавшего с гор ветерка.
Внезапно Алейтис задрожала. Она прижалась к стволу хорана, чтобы
успокоиться, и внимательно осмотрела поляну. Какое-то нехорошее
предчувствие охватило ее, словно невидимые черные крылья взмахнули над
головой. Пробежав рукой по пекущей коже ноги, она взглянула на небо, потом
еще раз внимательно осмотрела поляну. Даже лошадей не было видно, они
укрылись под деревьями, но Алейтис чувствовала их присутствие, чувствовала,
что и они испытывают беспокойство, перестав щипать траву, замерев, тревожно
прядя ушами, поворачивая головы из стороны в сторону. Алейтис старалась
нащупать присутствие другой жизни, того, что вызывало у нее такое
неприятное ощущение опасности. Но все было тщетно. Пустота. Лишь странный
образ - черные страшные крылья, бьющие над головой.
Из-за деревьев вышел человек, остановился в нескольких шагах, глядя на
Алейтис. Девушка немного успокоилась, узнав его.
- Тарисиан! - воскликнула она, и успокоение придало ее голосу немного
теплоты. - Расскажи, что нового в наших вади. Я не видела ни одного
человека вот уже два месяца. Как я рада встретить тебя, караванщик! - Она
села, продела руки в рукава аббы, натянула ее на себя. Завязывая тесемки,
она продолжала: - Расскажи, что происходит в долинах. Ты научился
защищаться, как я показывала тебе? Постой, да ты изменился на вид... Да,
точно...
Голос ее постепенно замер - мужчина стоял, не спуская холодного
взгляда с Алейтис. Наступила мертвая тишина. Давящая, удушающая сила
потекла из него, прижав Алейтис спиной к дереву.
- Что ты делаешь? - хрипло спросила она, потерев ладонью лоб. -
Прекрати, слышишь?
Чернота начала окутывать ее. Она замерла, прижавшись к дереву. Ноги и
руки превратились в беспомощные куски плоти. С опозданием принялась она
обороняться, но это напоминало больше борьбу с дымом, чем с реальным
противником. Удушающая чернота почти накрыла ее, и девушка не могла больше
промолвить ни слова. Мысль оформлялась в ее сознании с великим трудом,
слова и образы приобретали какое-то клейкое качество, и все труднее и
труднее становилось сдвинуть их с места, связать в цепочку. Чернота
кружила, сдавливая Алейтис в душном черном вихре, пока та не рухнула на
землю сквозь крутящиеся вихри невидимого дыма.
Потом, через какое-то время, она открыла глаза и от удивления
заморгала. Она лежала на спине, в траве, и видела, как Хорли наполовину уже
опустился за горы, а Хеш коснулся горизонта.
"Что случилось со мной?" Ее окатила волна паники. Алейтис попыталась
сесть и внезапно обнаружила, что руки ее связаны за спиной.
Через мгновение она поняла, что ноги тоже несвободны.
"Спутана, как приготовленный к закланию агнец", - невольно пришла на
ум мысль. Побледнев, дрожа, она принялась яростно дергать путы, но
караванщик натянул их очень добросовестно.
Дважды перевернувшись, она поднялась на колени и посмотрела вокруг.
Мешок ее был привязан на спину Пари, а сама кобыла вместе с Мулаком - к
молодому бидарекху. Рядом стояло несколько других лошадей.
Тарнсиан ходил вокруг жеребца, проверяя, хорошо ли закреплены веревки,
стягивающие груз на его спине.
Алейтис осторожно тряхнула головой, чтобы освободиться от неприятного
ватного ощущения, причиной которого был вовсе не насморк. Она захотела было
соединиться в ментальном контакте с сознанием Пари или Мулака, но внезапно
обнаружила, что заперта в тюрьму.
Заперта в тюрьму своего черепа! Заплакав от отчаяния, она принялась
сражаться с веревками, дергая связанными руками, пока кровь не выступила на
кистях.
Из носа текло, губы пересохли и потрескались, во рту было
отвратительно сухо - ей приходилось дышать только через рот. Но тупая боль
в голове, как ни странно, внезапно отвлекла ее от панического ужаса,
успокоила.
С огромным усилием ей удалось вытереть нос о плечо, выплюнуть часть
забившей его слизи. Она отбросила с лица волосы, в мрачном молчании ожидая,
когда Тарнсиан скажет, чего хочет от нее.
Нагло размахивая руками, ухмыляясь, к ней медленно подходил
караванщик. Наклонившись, он проверил веревки у пленницы на руках, с
визгливым смешком ущипнул в то место, где кожа была натерта до крови.
От этого смеха в животе девушки похолодело от ужаса.
Лихорадочно облизав губы и неудобно повернув голову, она могла видеть
своего мучителя.
- Тарнсиан, за что? Я ведь не сделала тебе ничего плохого! Почему?
Не отвечая, он перехватил ее за талию и, закряхтев, перевесил через
свое плечо. Спотыкаясь в густой траве, он отнес ее к Мулаку, перебросил
через спину коня - руки и голова по одну сторону, ноги - по другую.
Несколько раз она пробовала осторожно нащупать его сознание, пробиться
сквозь окутавшую мозг черноту.
И каждый раз явственно ощущала - нет, скорее, видела - трепещущие
черные крылья.
Караванщик захохотал и похлопал ее по ягодицам.
- Ничего не выйдет, сука. Я теперь знаю и умею слишком много.
Снова появился насморк. Открыв рот, она с трудом втянула в себя
воздух. Еще несколько секунд, и голова ее стала словно каменной.
- Тар... аре... - простонала она. - Я не м... огу... дышать...
Он раздраженно перешел на другую сторону, вздернул голову девушки за
волосы и внимательно всмотрелся в ее лицо, красное от прилившей крови.
Раздраженно крякнув, он спустил ее на землю. Выпрямился, сердито посмотрев
на распростертое тело девушки.
- Что такое? В чем еще дело?
- У меня сильный насморк. Нос заложило совсем...
Она закашлялась и снова выплюнула слизь.
- Мне пришлось спать под дождем, - продолжала она, заметив его
недоуменный взгляд. - И вот я получила этот насморк.
- Дура!
Она фыркнула, снова сплюнула, голова начала проясняться, и мысль
заработала намного четче.
- Черт побери, что я могу тут поделать? - Она несколько раз глубоко
вздохнула и внимательно посмотрела на Тарнсиана.
- Ты хочешь отвезти меня назад, в Раксидан? - задала она вопрос,
вертевшийся у нее на языке.
Мужчина усмехнулся и медленно провел взглядом вниз-вверх, словно
обшаривая все тело Алейтис.
- Нет... назад я тебя не повезу, - сказал он тихо. - За прошедшее
время очень многое изменилось... - Тарнсиан облизал губы.
- Это я вижу. - Она сложила губы в сладкую улыбку, намекающе
шевельнувшись всем телом. - Зачем ты меня связал? Ведь я не собиралась тебе
ничем навредить...
Он презрительно фыркнул:
- Дура, я тебя насквозь вижу, вместе с твоим глупым враньем!
Он щелкнул пальцами у нее перед носом.
- Я тебя буду держать связанной. Мне так больше нравится. До тех пор,
пока ты не станешь ручной. Ха-ха!
Злость затмила страх. Несколько секунд она безуспешно старалась
порвать веревки, потом ярость перешла в холодную ненависть, ту, что питает
терпение гарба, притаившегося у мышиной норы. Она теперь спокойно наблюдала
за Тарнсианом.
Он довольно ухмылялся.
- Вот так! Нет смысла тратить зря силы. Гриман знает, как вязать
узлы... - Он захихикал. - И еще кое-что... Ты, наверное, поняла, что я
связал тебя еще и внутри твоей головы. Ощущения других людей меня теперь не
беспокоят. Наоборот, они приносят мне огромное удовольствие, нет, я бы
сказал... удовлетворение, когда я того хочу!
Она внимательно всматривалась в его лицо. Когда-то худое, изможденное,
теперь оно превратилось в лицо хорошо откормленного человека, круглее и
пухлое. Некогда костлявое тело, довольно подвижное, обзавелось заметным
брюшком - теперь этот человек выглядел, как объевшийся паук. Чувствуя
тошноту, она не захотела думать о том, чем он питается, этот паук...
Тарнсиан тихо свистнул. Из его рукава выполз красный лусук, уселся на
большом пальце, глядя черными глазками на девушку. Потом ядовитое насекомое
принялось топорщить крылья, издавая при этом сухой треск.
Тарнсиан смотрел на лусука с обожанием.
- Мой солдат! Один из моей армии! Видишь, я хорошо освоил то, что ты
мне показала!
- Тогда почему бы тебе не отпустить меня? Ведь по всем законам ты
должен меня отблагодарить за то, что стал таким могущественным! Ведь так,
а?
Так как мужчина молчал, она продолжала:
- Разве ты не должен мне услугу за услугу?
- А вот и нет! Ты принадлежишь мне! - Он медленно сжал кулак. - То,
что мое, останется моим! - Он снова тихо свистнул, и лусук уполз обратно в
рукав.
Оседлав коня, он подошел к ней, сжимая в ладони два куска веревки.
Присев рядом, он коснулся острием ножа пут, стягивающих ноги Алейтис. Потом
взглянул на нее и прошипел:
- Только попробуй бежать, сука, и тогда я с тобой поиграю вот этой
штукой...
Он рассек две верхние завязки аббы и, отдернув лезвием ножа в сторону
край, обнажил левую грудь. В следующий момент он оцарапал острием гладкую
упругую кожу, вырезая на ней свои инициалы, выдавливая тонкую нитку крови.
После того, как его работа была закончена, нож коснулся соска.
- Ты понимаешь, что я могу тебе сделать?
- Да, - Алейтис кивнула, не доверяя своему дрожащему голосу.
Он перепилил ножом веревки, связывающие щиколотки, помог ей подняться
на ноги и, показывая на коня, приказал:
- Садись!
- Как? Мне нужно держаться руками!
- Смотри, если побежишь...
Он приставил нож к ее щеке.
- Ахай! Я уже знаю! - Она протянула связанные руки вперед.
Алейтис лежала в темноте фургона караванщика, распятая на спине,
привязанная к кровати веревками.
- Ахай, Ай-Ашла! - Она повернула голову, рассматривая дом на колесах.
"Похоже, я попала в передрягу", - мелькнула в голове мысль. Она протянула
наружу невидимое щупальце своего сознания - теперь она имела небольшую
ментальную свободу. Это было большим облегчением - тюрьма собственного
черепа, в которой она до сих пор находилась по милости Тарнсиана, вызывала
у нее приступы клаустрофобии, доходящие до кошмаров.
Кислые, гадкие испарения страха и ненависти вонючим облаком нависли
над лагерем каравана, заставив Алейтис тут же убрать щупальце мысли,
вернуться в себя.
Она заново прокрутила в памяти приезд в этот лагерь - тусклые злые
глаза, изможденные лица, даже у детей - отвратительные маски вместо лиц.
"Что же здесь произошло? - удивилась она. - Что произошло с Тарнcианом?"
Снаружи гулко застучали по ступенькам чьи-то ноги.
Отворилась дверь, и в дом-фургон вошел Тарнсиан, с липкой довольной
ухмылкой на лице. Алейтис снова почувствовала ледяную удушающую волну
ментальной силы, накатившую на нее. Она задохнулась, нос у нее опять
оказался заложенным, но это небольшое неудобство, к счастью, как раз и
помогло ей выйти из черноты.
Он молча осмотрел ее. Потом снял куртку, повесил на стул, за курткой
последовал широкий черный пояс.
Алейтис отвернулась, стараясь показать свою заинтересованность стеной,
находящейся у нее перед глазами.
Он кончил раздеваться и подошел к кровати. Остановился рядом. Она
чувствовала его присутствие, но отказывалась повернуть голову. Зло
расхохотавшись, он запустил пальцы в ее волосы и рывком повернул голову
Алейтис к себе.
- Не надо отворачиваться! - почти крикнул он. Но тут же спокойно
повторил: - Не надо отворачиваться. - И принялся поглаживать ее волосы. -
Когда-то я хотел тебя, но ты отказала мне, помнишь? - Он ущипнул ее за
щеку. - Помнишь?
- Да, - произнесла она с трудом, сквозь затуманенные слезами глаза
рассматривая его отвратительное пухлое лицо, трясущееся перед ней.
- Что - да?
- Я помню. - Она вздрогнула. - Я отказала тебе.
- Теперь мне никто ни в чем не может отказать. - Его пальцы поиграли с
ее волосами, потом соскользнули ниже, по изгибу щеки к влажной шее. -
Теперь надо мной уже никто никогда не смеется. - Его пальцы начали щекотать
ей горло. - На следующее утро после того, как метеор... мронго Паулло
пригрозил мне, что кастрирует, если я хотя бы одним глазком погляжу на его
женщин-тайважек. - Его пальцы больно сжали горло девушки. Потом он
засмеялся, отпустил горло Алейтис, и она судорожно вздохнула несколько раз.
Не обращая внимания на ее страдания, Тарнсиан продолжал: - Теперь Паулло
мертв. Укус лусука, понимаешь? И я могу выбирать среди всех женщин лагеря!
Он был еще жив, а я уже спал с его женщиной, и она забеременела от меня. -
Его рука опустилась ниже, отыскивая сосок. Тихо захихикав, он сдавил его
большим и указательным пальцами, вызвав этим тихий стон Алейтис сквозь
сжатые зубы.
Он начал спокойно гладить и тискать ее груди. К стыду Алейтис, она
почувствовала, как тело ее автоматически отвечает на действия его ладоней.
Придя в ярость, она заставила свое сознание уйти в глубину, так глубоко,
что ощущения снаружи стали нереальными, отдаленными. Оттуда, издалека, она
почувствовала, как опускается на нее вес тела Тарнсиана, как он входит в ее
тело и двигается там.
Потом он принялся бить ее бесчувственное тело. Со всего размаха
наносить удары кулаком в лицо.
- Гесайя-яг, сука, а ну-ка возвращайся! Ты должна почувствовать это!
Почувствуй! ПОЧУВСТВУЙ!!! - Его голос перешел на истерический вопль.
Беспомощная, окаменевшая, она чувствовала, как течет кровь из разбитой
губы, капает вниз с подбородка. Потом Тарнсиан разбил ей нос, и боль
погрузила Алейтис в глубокий обморок.
Ненависть... ужас... страх... страсть...
Она снова выплыла в обожженную белую действительность. Алейтис
судорожно вздрогнула, ощущая насыщенную гадкими эмоциями атмосферу. Она
почувствовала эту невидимую атмосферу так же ясно, как и вонь, повисшую в
спертом воздухе, которым ей приходилось дышать.
Она была брошена в угол караванной повозки, избитая, измаранная соками
страстных выделений Тарнсиана.
В маленькое окошко едва сочился лунный свет, и Алейтис видела
сплетающиеся на кровати фигуры. Отвернувшись, она постаралась отключить
звук и зрение - тошнотворное сплетение страха, ненависти, похоти,
наслаждения - все это, словно вихрь энергии, кружило над кроватью; она
скорчилась в углу, ее стошнило, потом еще и еще раз... измученная телом и
душой, она снова отступила в теплую черноту обморока.
Она ничего не чувствовала, не знала, ни о чем не думала... Казалось,
ее тело повисло в какой-то черной-черной глубине, но внезапно в этой
темноте загорелась небольшая звездочка света. Через мгновение эта звездочка
уже превратилась в изображение человека, шагавшего вдоль дороги. Белый
песок дороги призрачно светился в свете двух лун. Это был Тарнсиан. На нем
были сандалии и абба вместо обычной одежды караванщика.
Пассивно наблюдая за ним, Алейтис удивилась такой перемене в его
одеянии.
Человек топнул ногой по песку, поднял ступню и посмотрел на оставшийся
отпечаток. Засмеялся, покачал головой и зашагал дальше. Дорога вилась среди
грозных уступов, обрывов, холмов, потом пошла вдоль реки - и перед его
взором открылась долина. Спутанные заросли раушани сменились хоранами.
Тарнсиан тихо выругался - он не привык к длинным полам аббы, которые
оплетали на ходу его щиколотки.
Удрученный, опустился на корень хорана, голова упала на колени, он
глубоко вздохнул и откинулся на ствол дерева, с измученным, несчастным
лицом.
- Я сделал наконец что-то, - хрипло прошептал он. - Я совершил
наконец-то поступок!
Беспокойные черные глаза блуждали, бросая взгляд то в одну, то в
другую, сторону. Вокруг все спало. Потом он слабо улыбнулся. Сев прямо, он
призвал к себе еще не уснувшего лусука, который оказался поблизости.
Потрескивая крыльями, насекомое пулей вылетело из темноты, послушно
опустилось на протянутый указательный палец. Лунные лучи мерцали в радужных
полупрозрачных крыльях, блестели на панцире. Подняв палец на один уровень с
глазами, Тарнсиан радостно засмеялся.
- Маленький мой друг. Приносящий смерть... - Он отвел руку, готовый
швырнуть насекомое на землю и раздавить при малейшей опасности. Но лусук не
проявлял агрессивности.
- Это не твоя вина, малыш. Ты делаешь только то, что естественно для
твоей природы.
Держа лусука в неподвижности, он вдруг резко поднялся и зашагал по
дороге.
- Первый раз в жизни, фаренти лусук, я был тем, кто наносит удар, а не
тем, кто получает его. Ай-йаг, лусук, да ведь такое очень приятно ощущать.
Да, да, это очень приятно ощущать, что ты в силах убить того, кого
пожелаешь!
Он остановился, сам немного удивленный тем черным варевом, которое
начало вскипать у него внутри.
- Сколько лет, - пробормотал он, подбрасывая носком камешки, лежащие
на дороге. - О, сколько времени они все презирали меня. Сделай это, сделай
то. Женщины для тебя слишком хороши, слизняк. Не прикасайся к моей еде,
иди, жри вместе с лошадьми. Твоя мать была дыркой. Да, да, она всем
давала... Иди сюда! Сделай это и это!
Он вдруг улыбнулся, глаза его сверкнули в свете двух лун, словно
хитиновый панцирь насекомого, замершего на его вытянутом пальце.
- Паулло... парочка чигра в его постели... - Он захихикал, посмотрел
на лусука и прошептал: - Фарента лусук - как тебе это понравилось бы -
ужалить хвостом этого Паулло прямо в рожу, а?
Заблудившееся облачко на несколько секунд закрыло вдруг его лицо. Ночь
стала темнее. Он вздохнул: - Талл перг, лусук. - Он поднял руку и щелчком
стряхнул насекомое прочь.
Вернее, он собирался его стряхнуть. Но в последний миг из темноты
вдруг вылетел камешек, больно ударив его в плечо. Тарнсиан быстро
повернулся.
Чарах выскочил из черной тени деревьев. Остановившись посреди дороги,
он засмеялся прямо в лицо Тарнсиану.
- Шеман! - кривил он в злобной усмешке свое лицо. - Шеман в юбке! Вот
погоди, расскажу всем...
Сквозь эмпатическую скорлупу Тарнсиана прошла волна паники. На нем все
еще были абба и сандалии, выдававшие его соучастие в организации побега
певца-грезителя, устроенного Заваром. Не раздумывая ни секунды, он тряхнул
указательным пальцем, швыряя насекомое прямо в лицо Чараха, и, задыхаясь,
мысленно завопил:
- УБЕЙ!
Маленькие шипы на ножках лусука глубоко вонзились в лицо мальчика.
Чарах вопил, но лусук раз за разом погружал свое жало, расположенное на
конце гибкого хвоста, в его щеку. Потом, рывком, он выдернул все свои шесть
ножек из плоти ребенка, освободился и, треща крыльями, улетел в ночь.
Когда жало укололо мальчика в первый раз, он закричал, а потом,
корчась упал на песок. Тарнсиан смотрел на ребенка, потрясенный смесью
чувств - страха, ненависти, триумфа. Одновременно боль, раздиравшая
несчастного мальчика, наполняла и его, словно это была вода теплой
благостной реки, словно это был сок из куска вареного мяса, вызывающий
солоноватый привкус во рту.
Его сознание постепенно наполнялось животной ревущей радостью...
Вскрикнув в последний раз, мальчик затих, вытянувшись, словно
металлический прут. Несколько секунд - и напряженность тела исчезла. Теперь
он лежал на песке, как кукла, из которой вытащили всю ватную набивку.
Кукла... Предмет, уже не человек... Уже!..
Тарнсиан почувствовал, как напряжение, охватившее и его,
рассасывается, идет на убыль. Плечи его опустились, позвоночник изогнулся,
черты лица обмякли. "Кукла, - подумал он. - Предмет. Не человек более". Он
коснулся этого предмета, бывшего только что человеком.
Коснулся кончиком сандалии.
Облизав пересохшие губы, он присел на колени рядом с телом. Лицо
умершего уже начало распухать.
Тарнсиан с отвращением коснулся холодной кожи. Тронул плечо - все
равно, что твердое дерево. Потом вздрогнул, вытер о полу аббы вспотевшие
ладони.
- Нужно отнести его назад, нельзя оставлять так... Рукой, которая не
касалась тела умершего мальчика, он провел по волосам. - Нельзя касаться...
Паулло!.. - Имя это произвело впечатление взрыва. - Он меня убьет...
От страха закружилась голова. Прижав ладони к глазам, он напрягся,
стараясь совладать с наплывом противоборствующих эмоций. Потом, тяжело
дыша, опустил руки на колени, облизнул еще раз губы. Глядя на лежащий перед
ним труп, он мысленно воспроизвел все, что пришлось пережить по вине этого
жестокого мальчишки - издевательства, мелкие пакости и все такое. Где-то
глубоко внутри ночным холодным цветком начало распускаться удовлетворение -
мощное, наполняющее его энергией. Постепенно, как будто черные крылья,
взметнулась у него внутри уверенность в своей силе и власти над другими
людьми. Тарнсиан поднялся и быстро зашагал прочь, взмахивая полами аббы,
поднимая легкие облачка сухого песка...
Потом картина исчезла, словно смытая наплывом темноты, и пассивное
сознание зрителя сменилось приятной пустотой забытья...
Когда она проснулась, солнца уже стояли высоко.
В караванный домик вошел Тарнсиан с ведром воды и какими-то тряпками.
Он разрезал путы и сунул ей в руки эти тряпки.
- Вымой здесь все, чтобы блестело! - приказал он.
Приостановившись в дверях, он добавил:
- Мы трогаемся через три минуты. Когда все сделаешь, вылей воду за
дверь.
Она проводила его взглядом, потом, в первую очередь, умылась сама.
- Ай-Ашла, - ахнула она, когда пальцы коснулись изуродованного лица.
Превозмогая боль, она добралась до противоположной стены домика и
постаралась заглянуть в небольшое оконце.
Но тут дверь распахнулась, и на пороге возник Тарнсиан. Он шагнул
вперед. Алейтис попятилась, прижалась спиной к стене, глядя на него с
гадким предчувствием.
- На кровать! - коротко приказал он.
Она не сразу подчинилась, и он кулаком ткнул ей в живот. Волна боли
разбежалась по всему телу. Дрожа, она лежала на постели, ожидая, пока он
разденется. Он овладел ею без подготовки и прелюдий, но Алейтис успела
отступить в теплую черноту, где не существовало ничего, что могло бы быть
материальным. Она позволила ему насиловать ее тело, пустую куклу, лишенную
души.
Он щипал и тискал ее, хрипло дыша и отвратительно ругаясь. Но чем
больше он ее терзал руками и мысленно, тем глубже отступала она. Когда он
кончил истязание, она на много фатамов погрузилась в самый центр своего
существа, где не было ничего и откуда достать ее было невозможно.
День миновал. Потом другой. И так без числа. День следовал за днем,
ночь приходила на смену дню. Алейтис была как бы в тумане
полубессознательного забытья.
Когда приходил Тарнсиан, она без борьбы позволяла ему овладевать
собой, вернее, не собой, а своим телом. Сама же она отступала в темноту, и
под Тарнсианом оказывалось не тело человека, а набитая тряпками
безжизненная кукла. Наконец ему надоело это, и он вышвырнул ее из своего
дома-фургона, но даже после этого не отпустил из лагеря.
В одном из фургонов Алейтис украла несколько одеял и кусок туфана. Из
другого - блузу и пару штанов. Из третьего - подходящие ей под ногу сапоги.
Потом она присоединилась к общим женщинам, которые сидят у отдельного
костра и ждут какого-нибудь мужчину. Они поделились своей едой и отвели ей
место для спанья. Она расстелила туфан под каким-то фургоном и блаженно
уснула.
Члены каравана никогда не смотрели на нее прямо, даже когда проходили
рядом... Они не разговаривали с ней и не замечали ее присутствия.
Женщины-рабыни делали рога из пальцев, отгоняя несчастье, но не имели
храбрости на то, чтобы воспрепятствовать ее присутствию среди них.
Сначала она садилась на ступеньках домика-фургона, где жили рабы и в
котором они ехали со всем караваном по дневному этапу, от лагеря до лагеря.
Потом она осмелела, выделила из общего табуна своего черного коня Мулака,
открыто его оседлала и надела уздечку. Но каждый раз, когда она опускалась
в седло, оказывалось, что Тарнсиан не забыл о ней. Черные крылья взмахивали
над ее головой и не отпускали до тех пор, пока она не спрыгивала с коня на
землю. Он - Тарнсиан - не был намерен отпускать ее с миром.
После нескольких дней переходов караван остановился в лагере, на
большой поляне у широкой реки, самой широкой, какую она видела в своей
жизни.
Алейтис взяла в одном из фургонов полотенце и мыло и отошла подальше
от лагеря для того, чтобы как следует вымыться. Она сняла блузу и штаны,
бросила их на берег и со всего размаха побежала в воду. Вволю поплавав, она
принялась соскребать со своего тела многодневную грязь. Хотя Тарнсиан
какое-то время не прикасался к ней, она чувствовала, что стала нечистой.
Песком и мылом она с ожесточением скребла свою кожу, пока та не стала
красной. Потом намылила голову и прополоскала.
И только после этого начала весело плескаться.
Со вздохом удовольствия она выбралась на берег, села на траву и
принялась вытирать полотенцем волосы, чтобы они стали как можно суше, а
сделать это было отнюдь нелегко, так как по длине и пышности волосы Алейтис
могли соперничать со многими, и не только в этом караване. Насморк ее
вылечился сам по себе, вместе с синяками, но она больше не хотела
рисковать. Она посмотрела в сторону скрытого за скалой лагеря. Бежать было
бессмысленно. И куда?..
Она снова натянула штаны и блузу, положила рядом полотенце, чтобы оно
высохло. Сцепив руки вокруг колен, положив на колени подбородок и рассыпав
волосы по плечам, чтобы окончательно высушить их, она молча смотрела, как
течет река у самых ее ног, и вспоминала давно прошедшие дни.
"Похоже, у меня есть умение выживать. Мамочка моя, где бы ты сейчас ни
была, ты родила меня с прочной шкуркой, и за это тебе огромное спасибо!" -
подумала она.
Журчание воды действовало успокаивающе. Алейтис расслабилась, сознание
пришло в более спокойное состояние, мысли заскользили, поплыли одна за
другой, как бусинки на нитке.
"Еще семь дней, - подумала она. - Еще семь дней осталось до начала
Массарата. Рано или поздно он совершит ошибку. Но, Мадар, каким он стал
сильным! Я не могу его победить. Ах, Ай-Ашла! Но потеряет же он
когда-нибудь осторожность! Пусть даст мне только одну минуту форы..."
Она сидела на траве, наслаждаясь роскошью солнечного тепла (солнца уже
низко висели над горизонтом), наслаждаясь чувством собственной чистоты.
Кожа ее вдыхала свежий ветер всеми порами, и от этого Алейтис испытывала
легкое головокружение. Тихо журча, протекала мимо река. Этот шум ласково
обволакивал сознание девушки, словно прохладные зеленые руки. Переменчивые
силуэты, голубые, изумрудные, игра теней в глубине, всегда разных...
Постепенно она настолько погрузилась в это любование, что в самой
сердцевине своего существа снова начала радоваться жизни. Она глубоко
втянула в себя вкусный воздух позднего послеполудня.
Как хорошо жить...
В воспоминаниях она вновь возвратилась в те времена, когда с ней был
Вайд. Снова увидела его: в лучах лун, он стоял рядом, рука покоилась на ее
бедре. "Ненависть уродует мир вокруг нас", - оказал он ей тогда. Она как
будто слышала его мягкий, красивый голос...
"Даже когда я забуду его лицо, - подумала Алейтис, - я буду помнить
голос. Касание его рук. Я была тогда такая глупая, невинная, хихикала в
коридорах с Вари. Танцевала... О, как хорошо тогда было. Иногда только
плохо... только иногда... Они меня защищали, мои друзья... Зираки, Суйя,
Завар, и даже маленькая смешная Тванит... И милый, милый Чалак..."
Она вспомнила всех и тихо улыбнулась.
- Ага, ты еще смеешься! - визгливый голос прервал ее мысли.
Она вскочила на ноги, быстро обернулась и была изумлена - как это один
из членов каравана заговорил с ней? В нескольких шагах от Алейтис стояла
Мария.
Черты ее лица выдавали напряжение, огромные глаза сухо блестели.
- Смейся, смейся, - зловеще произнесла она. В красных лучах Хорли
блеснул нож - Мария вскинула тонкую обнаженную руку, сжимавшую лезвие.
Алейтис ахнула.
- Мария, - прошептала она. - Ч... то случилось?
Она попятилась к краю, к воде.
- П-почему?
Мария крепко сжала губы. Уголок рта подергивался, она опустила немного
руку с ножом. Дышала тяжело, грудь поднималась высоко и опускалась,
заметная даже под плотными складками ткани авригаума. Она тихо заговорила,
и слова падали, как ядовитая кислота в теплый прекрасный ранний вечер:
- Почему? Мой сын мертв. Мой мужчина...
- Хай? - Алейтис удивленно перебила. - Но я-то при чем?
- Ты? Все из-за тебя! Из-за ТЕБЯ! - Голос Марии опять поднялся до
визга. Губы у нее дрожали.
Алейтис видела, как судорожно сокращаются у нее мышцы горла.
- Зачем принесла ты нам это проклятие? Тарнсиан был добрым человеком,
хорошим. Но ты его испортила! - покачиваясь, закрыв глаза, она несколько
раз с трудом втянула в себя воздух.
Алейтис сделала шаг вперед, но черные глаза Марии тут же открылись.
- Нет! - закричала она пронзительно. - Стой на месте! Не прикасайся ко
мне!
Она выше подняла нож.
- Ты тогда, в Раксидане, дотронулась до него, и он стал другим. У меня
его ребенок, вот тут! - Свободной рукой она ткнула себя в живот. - Из-за
тебя... из-за тебя пришлось мне ложиться в постель с убийцей моего сына...
и теперь я беременна ребенком убийцы моего мужчины... Все из-за тебя!!! -
Она задрожала, с ненавистью глядя на Алейтис. - Я не могу забыть об этом.
Даже когда он любит меня, даже когда я сплю, я ни за что не могу забыть то,
что было. Мне постоянно снится сон, один и тот же, и я просыпаюсь, вся
дрожа. Сейчас я тоже кое-что тебе подарю, чтобы ты всегда помнила об этом в
бессонные ночи... помнила всю жизнь, всю свою поганую вонючую жизнь...
Голос ее становился все выше и выше, поднимаясь до истерического
крика. Казалось, ненависть и страх заставляют физическую оболочку этой
женщины расширяться, вся она словно раздулась от злости.
Алейтис отшатнулась, не спуская глаз с ножа.
Мария захохотала:
- Смотри, колдунья! Я знаю, что не смогу причинить тебе вреда. Поэтому
смотри сюда! Вспоминай меня в своих снах! - И, продолжая смеяться, она
обеими руками сжала рукоять ножа, глубоко вонзив лезвие себе в живот.
Наружу хлынула кровь. Мария рухнула на колени, растянув губы в улыбке, в
которой не было пи капли веселья. Потом еще раз взмахнула ножом, воткнув
его себе в сердце.
Алейтис, пораженная ужасом, ахнула. Заставляя себя сделать шаг, потом
еще, она подошла к скорчившемуся телу. Мария стала странно маленькая.
Казалось, она никогда и не была живой. Сплющенная... словно сделанная не из
плоти, а из чего-то другого. Алейтис присела рядом... Невозможно было
представить, что эта остывающая плоть только что была женщиной, что у нее
было имя - Мария. Открытые глаза остекленели и стали какими-то тусклыми.
Мухи уже вились вокруг раскрытого рта.
Алейтис ошеломленно подняла руку к глазам. Ладонь была испачкана
кровью. Она со стоном вытерла ладонь о траву. У высыхающей крови был
сладковатый запах.
Тошнота стала сводить желудок. Алейтис не могла отвести взгляда от
мертвого лица. Она смотрела и смотрела, всхлипывая и раскачиваясь - вперед
и назад, вперед и назад. Слезы тихо капали...
- Раз... два... три... четыре... раз-два... три-четыре... раз...
два... три... четыре... - шептали ее губы. - Вайд... Талек... Мион...
проклятый... проклятый... проклятый... проклятый... Паулло... Шаир...
следопыт... мальчик... Один... два... три... четыре... Сколько их будет
еще?..
- Яагтрия!
Она вскинула голову - хрипловатый голос вырвал ее из транса горя.
Перед ней стоял Тарнсиан.
- Один-два-три-четыре, - пропела она. - Одиндватричетыре!
- Что здесь произошло?!
- Один-два-три-четыре, один-два-три-четыре... Проклятый! - пропела
она, раскачиваясь вперед и назад, сидя на траве.
- Ведьма! Что здесь происходит?! - Он принялся бить ее раскрытой
ладонью по лицу, пока она не упала, всхлипывая, на песок, скорчившись в
клубок.
- Айятт! - Он пнул ногой в бок умершей, крякнул, нагнулся, схватил
мертвую Марию за длинные волосы и, протащив тело к воде, столкнул его в
реку.
Потом стоял, глядя, как уплывает она вниз - паутина волос, в центре
которой белел овал лица.
Когда тело исчезло за изгибом реки, он повернулся к Алейтис.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно испуганное
животное.
- Вставай! - приказал он.
Она осталась неподвижно сидеть.
Тогда он потерял терпение, схватил ее за волосы, рывком заставил
подняться на ноги, шлепнул по спине, давая направление в сторону лагеря.
Она шла впереди, и он слышал ее шепот:
- Один-два-три-четыре...
Цепочка фургонов-домиков медленно вилась вдоль и вокруг горного
склона, по каменистой дороге, которую выступающие корни деревьев, растущих
по обочине, делали еще более неудобной.
С тусклыми глазами, погрузившись на самое дно унылой летаргии, Алейтис
ехала позади фургона Тарнсиана, автоматически покачиваясь в ритме
нетерпеливого шага Мулака. На ней были выцветшие, покрытые пятнами штаны,
рваная и грязная блуза. Сальные волосы схвачены в хвост старой кожаной
лентой на затылке.
Ноли стали мозолистыми, серыми от въевшейся пыли, которая смешалась с
потом.
Мулак закинул голову, слегка загарцевал - ему надоел медленный ход
каравана. Алейтис машинально сжала колени, заставив его вернуться к
прежнему ритму.
Поведя плечами, чтобы облегчить прикосновения шершавой ткани к ноющей
спине, она снова погрузилась в лишенный мыслей транс - ее единственное
спасение от боли и ужаса, заполнявшего теперь ее дни и ночи.
Горы расступились. Повернув, караван загремел колесами вниз по
каменистой дороге, к широкой зеленой реке. Большая, медленно текущая река
разделила долину на две части. Двойной ряд белых домиков с красными крышами
шел вдоль каждого берега в строгой симметрии. Большинство домов имело
пристройку в виде причалов, уходящих на сваях в реку. Две пыльные улицы,
тянувшиеся вдоль фасадов, казалось, усыпаны черными точками пешеходов.
Здесь не было огромных клановых домов, характерных для долины Раксидана,
зато среди построек светлели знакомые хораны.
Караван Тарнсиана оказался у перекрестка, ведущего в долину. Все
фургоны замедлили ход, готовясь к повороту. Тарнсиан крикнул, проезжая
мимо. Алейтис бездумно последовала за ним, ни о чем не думая, пока не
услышала за спиной сердитые крики караванщиков.
Она стряхнула с себя оцепенение и внимательно осмотрелась.
Несколько мужчин сводили своих яра с дороги. Они пронеслись мимо нее,
заставив Мулака нервно затанцевать, остановились рядом с ведущим фургоном,
где Тарнсиан, холодно глянув на них, отдал приказ остановиться.
Алейтис заставила Мулака сдать назад и в сторону подальше от
зашумевшей группы.
Вассиваш Малейян обвязал поводья своей яры вокруг чуха и спрыгнул на
землю. За ним последовали остальные мужчины. Сердито, но несколько
нерешительно, они направились к Тарнсиану. Малейян остановился рядом с
сиденьем возчика, которое занимал Тарнсиан, и сердито посмотрел на
ведущего.
- Это вади Массарат, З'рау. - Голос у него был хриплым, он явно
пытался справиться с наплывом эмоций.
- Ну и что? - Этот вопрос Тарнсиана ударил Мадейяна в лицо, словно
кулак. Лицо предводителя оставалось надменно-холодным.
- Мы здесь поворачиваем к тангре Сюзан, к Тиджарату.
- Ну и что?
- Ты не повернул.
- Вот как? Ты очень наблюдателен, - ледяным тоном произнес Тарнсиан. -
И о чем это говорит тебе?
- Мы должны быть на Тиджарате. Или наши дети умрут с голоду. У нас нет
мяса, чтобы пережить зиму.
- Вернись на свое место!
Тарнсиан отвернулся и взялся за поводья.
Малейян остался на месте. Он сглотнул и произнес:
- Прошу тебя, З'рау. Ты же знаешь, это не моя прихоть.
Он поднял дрожащие руки:
- Иначе наши дети умрут от голода...
Тарнсиан смерил караванщика холодным насмешливым взглядом и скривил
рот:
- Хочешь, чтобы они умерли сейчас?
Он тихо свистнул и поднял руку.
Малейян увидел сидящего на вытянутом указателе ном пальце лусука,
задрожал, но не двинулся с места,
Алейтис, которая оставалась все это время за фургоном Тарнсиана,
подняла голову, услышав упоминание о Тиджарате. Ползущие улиткой мысли
начали просыпаться. По мере того, как столкновение между Тарнсианом и
мужчинами каравана становилось все серьезнее, искра надежды разгоралась в
Алейтис все ярче. Горячим пламенем внутри нее вспыхнул огонь бунта, но она
старалась изо всех сил не выдать себя.
"Тише, Лейта, тише!"
Накрыв свои эмоции тяжелым маскировочным полотном искусственного
равнодушия, она развернула своего коня и с внешней беспечностью направила
его вдоль цепочки каравана. Мимо двигались баанибассивасо, они густой
толпой собирались вокруг Тарнсиана.
"Пока они отвлекают его, - подумала она. - Пока он занят... О, Мадар,
пусть они подержат его еще немного!" По ее губам скользнула быстрая улыбка.
Шум позади становился все громче - все больше мужчин присоединялось к
спору.
Алeйтис позволила Мулаку немного ускорить шаг.
Она миновала последний домик-фургон и въехала шагом в долину. Стараясь
не испортить телепатической маскировки, заставляя сознание прикрываться
щитом видимого спокойствия, равномерно дыша, с медленно стучащим сердцем
(вдох... выдох... вдох... выдох...), скользя взглядом по предметам,
пейзажу, видя все, но не воспринимая, она перевела Мулака на медленный бег.
Когда позади были первые дома, она снова заставила жеребца перейти на
шаг. "Если попросить, убежища...
"Нет! - подумала она, чуть напрягшись. - Нет! Стоит ему только
призвать меня... он слишком силен. Бежать?! Да, бежать. Уходить! Как можно
дальше, оставив мерзкого инкубуса здесь. На расстоянии его воздействие
будет не таким сильным..." Она подавила поднимавшееся возбуждение надежды и
пробормотала: - Ахай! Смотри, не разбуди монстра!
Надо было быстро оценить свои возможности - один конь. Улыбнувшись,
провела ладонью по гриве Мулака.
Одно седло и одеяло. Уздечка... Пользы от них мало.
Под коленом - охотничий нож. В седельной сумке - корка сыра и черствая
буханка хлеба. С другой стороны - бурдюк для воды. Одежда - та, что на ней.
Больше ничего...
Плывущий в воздухе аромат свежего хлеба дразняще коснулся ее ноздрей.
Она резко подняла голову и тут почувствовала, как черные крылья начали
медленно-медленно проникать в ее сознание. Но у нее были силы, а Тарнсиан,
очевидно, был уже довольно далеко от нее.
Она решительно отмахнулась от них, и мир сбросил с себя туманную
пелену - краски стали ярче, воздух свежей, звуки отчетливее. Она
почувствовала под собой полные энергии работающие мускулы Мулака и
зарядилась радостью движения этого сильного чистого тела.
Дорога, уходящая вдаль, вилась среди полей. Работавшие на полях
поднимали головы, смотрели на скачущую женщину с огненными волосами и не
пытались ей помешать. Контакт с Тарнсианом становился все слабее.
Дорога начала уходить вверх, вилась вперед, и среди плавных холмов и,
наконец, исчезала в голубой дымке, высоко, гораздо выше уровня долины. И,
словно гравюра на фоне неба, выделялись два темных шика-близнеца.
Танра-Сюзан! Алейтис посмотрела на небо. С одной стороны от Хорли
ярко-голубым вздутием выступал Хеш.
Она удовлетворенно улыбнулась. "Еще пара дней, - подумала она, - и мне
не придется беспокоиться насчет Хора, - она погладила рукой макушку. -
Ехать станет легче".
Она немного расслабилась, более свободно расположилась в седле и
довольно усмехнулась. Потом, через некоторое время, громко крикнула во все
горло:
- Мулак, ми-муклис!
При звуке ее голоса конь радостно зашевелил ушами.
Алейтис рассмеялась, почувствовав его радость.
- Если поблизости найдется какое-нибудь затемненное местечко, я с
удовольствием искупаюсь! - пробормотала она.
Рах'Массрат раскручивался под неустающими копытами Мулака. Он достиг
холмов и немного замедлил бег - дорога теперь заметно круче уходила вверх.
У самого крутого подъема Алейтис натянула поводья, остановила коня и
посмотрела назад. Теперь она видела всю долину - муравьиные фигурки людей,
заплатанные одеяла полей, лента реки - все легко просматривалось в
хрустально-чистом воздухе. Голубая лента реки и игрушечные белые кубики
домов. Она вздохнула и удовлетворенно покачала головой. Как хорошо!..
Потом в том месте, где дорога входила в долину, поднялось облако белой
пыли. И связь с Тарнсианом, которую она еще испытывала, стала заметно
сильнее. "Тарнсиан!" - испуганно подумала она. Белое облачко пыли двинулось
вдоль дороги. Для каравана слишком маленькое... всего один всадник! Он
сошел с ума!
Она беспомощно покачала головой. Повернув коня, заставила его быстрым
шагом двигаться дальше, вдоль дороги.
- Он бросил все, что имел... чтобы настигнуть меня... - Она была
удивлена, и удивление сделало ее голос жалким, каким-то тонким...
Лучи двойного солнца как молотом били по беззащитной голове, и от
этого было еще труднее выдерживать прикосновения телепатического щупальца.
"Так долго продолжаться не может, - подумала она. - Только не в эту
страшную жару..."
Свободной рукой она потерла лицо и осмотрелась вокруг. Дорога
изгибалась, снова возвращаясь к реке, и дальше бежала всего в нескольких
метрах от ревущей на камнях воды. Она увела коня с дороги, двинулась вдоль
самой воды. Теперь ее защищали от солнечного жара ветви деревьев, растущих
у воды. Она позволила Мулаку самостоятельно искать самую удобную тропинку
среди камней, злобно пробормотав:
- Надеюсь, что им там не очень понравится. И они его задержат.
Жара становилась все тягостнее, непереносимее. Хоть убийственную
радиацию Хеша и отражали деревья, но очень скоро воздух так нагрелся, что
дышать стало трудно. Мулак тяжело пыхтел. Он начал часто спотыкаться -
слишком устал, чтобы как следует переступать через камни.
Алейтис дернула поводья и остановила его, чтобы осмотреться.
Прямо впереди - окаймленная деревьями круглая полянка, поросшая
травой. Из реки поднимается огромный баллут, бросая тень на прохладную
зеленую воду, медленно кружащую, обтекающую тихую завидь, образованную из
выступающих корней дерева. Алейтис соскользнула с седла, ослабила узду,
сняла поводья с потной головы жеребца, чтобы он мог спокойно щипать траву.
Она похлопала его, задумчиво посмотрела на седло и решила, что снимать
его пока не стоит. И, улыбнувшись, хлопнула коня по боку, отправив пить и
пастись. Потом поспешно сняла одежду, повесила на подходящую ветку, чтобы
ее продуло ветром, и, ступая по горячим камням, пошла к воде, чувствуя
приятную теплоту под ногами, наслаждаясь покрякиванием полуденниц. У берега
она выдернула пучок травы, чтобы лучше себя выскрести, вошла в реку,
взвизгивая, когда после нагретого камня ноги ее оказывались в ледяной воде,
бегущей с тающих горных ледников. Примерно на дюйм вода успела прогреться,
но ниже, о Мадар, была такой ледяной! Холод, словно кипятком, обжег следы
бича, перекрещивающиеся на спине. Она сунула пучок травы между двух
отполированных водой камней и с головой окунулась.
На третий день побега...
Алейтис устало вздохнула, соскользнула со спины Мулака, но колени ее
подогнулись, и ей пришлось поспешно ухватиться за луку седла, чтобы не
упасть.
- Ахай! Мулак, ми-муклис, такие конные переезды для тех, кто имеет
нездоровую склонность к мазохизму.
Она щелкнула языком, пустив коня шагом вверх по склону, и заковыляла
рядом. Дорога все круче и круче взбиралась к небу. С каждым днем участки,
ведущие вниз, становились все короче. Она закрыла глаза, устремив
ментальный "взгляд" назад. Тарнсиан все еще преследовал ее с безумием
упрямца, не желая оставить в покое.
- Чтоб тебе провалиться! - пробормотала она. - И зачем это тебе нужно?
- Она покачала головой. - Мулак, дружище, в твоей лошадиной голове больше
ума, чем у этого представителя разумных двуногих.
Алейтис прикрыла ладонью глаза от солнца, глядя вперед, вдоль дороги.
Дорога шла вверх, исчезая за поворотом, потом возникала снова, уходя еще
выше. Линия, где эта дорога соприкасалась с небом, казалось, стала ближе.
"Если за час такой жары я перейду этот перевал..."
Она посмотрела на голые скалы, на опаленные солнцем пятачки земли,
оценивающе измерив взглядом высоту пары - Хеша и Хорли. Хорли как раз начал
показываться над восточным горизонтом. "Хоть одно хорошо. Хорли закрыл Хеш.
Значит, у меня есть небольшая фора..." Вздохнув, она заставила себя
улыбнуться. Воздух в горах, на этой высоте, был еще прохладен - утро только
начиналось.
Но и здесь становилось довольно трудно дышать.
А когда наступит жара, будет еще труднее.
Алейтис дышала чаще обычного, она чувствовала, как учащенно бьется ее
сердце. Воздух жег горло, легкие, нос. Ей все чаще приходилось дышать через
рот, чтобы вдохнуть достаточно воздуха.
Когда Хорли поднялся над горизонтом, она остановила коня.
Тот уже вспотел, устал и спотыкался. Алейтис почесала ему шею. Потом
отстегнула бурдюк с водой и дала ему напиться.
Она посмотрела вокруг. На дороге, в том месте, где, минуя камни, след
от колес каравана проходил по тонкому слою грунта, имелось углубление. В
это углубление она и налила воды, чтобы Мулак мог попить. Она дважды
наполняла впадину, потом немного побрызгала на собственную пересохшую кожу
и выпила несколько глотков.
Прошло несколько минут, и она поднялась. Отдых был окончен. Теперь она
шла рядом с конем, держась за луку седла, отдавая часть своего веса Мулаку.
Они взбирались выше и выше. Опустив голову к шее коня, Алейтис прикрыла
глаза, горящие огнем, полностью полагаясь на Мулака, который самостоятельно
выбирал путь наверх.
И вдруг идти стало очень легко... Почему так легко?
Почему исчезла боль в коленях?.. Сквозь туман усталости Алейтис
посмотрела вокруг. Воздух все еще обжигал горло и ножом колол легкие при
каждом глубоком вздохе. Алейтис огляделась. Они шли по относительно ровному
участку грунта. По обе стороны от глубокой дорожной колеи в небо уходили
скалистые иглы горных пиков. Она улыбнулась и опять громко рассмеялась.
- Тангра-Сюзан! - крикнула она. - Мулак, мы перешли верхушку!
Пять минут спустя они обогнули большой скалистый выступ и оказались на
самом верху длинного пути, ведущего вниз. Далеко внизу распростерлась
равнина, окутанная голубоватой дымкой, уходящая за горизонт мира.
- Мулак! Мы с тобой молодцы! Ведь это же Великий Зеленый - вон там!
Она обернулась, прикрыла глаза и тревожно взглянула на небо. Хеш плыл
на высоте двух ладоней от горизонта. Алейтис вздохнула, похлопала коня по
шее, и они снова двинулись в путь, теперь уже вниз по склону.
Преодолевая крутые петли дороги, змеившейся по обратной стороне
перевала, она взглянула назад, на Хорли, и мстительно усмехнулась:
- Надеюсь, что час большой жары застанет этого подлеца в самой середке
сковороды!
Оказалось, что спускаться даже тяжелее, чем подниматься - по крайней
мере, ногам Алейтис пришлось туго.
После четвертого поворота она тяжело плюхнулась на ближайший плоский
камень и принялась рассматривать свои босые подошвы. Кожа вся была покрыта
синяками и царапинами от острых камней. Девушка чувствовала непроходящую
боль.
- Ахай, Ай-Ашла! - пробормотала она, шевеля пальцами ног. Она не
ощущала своих пальцев, словно они не принадлежали ей больше - какое-то
странное онемение.
- Еще немного, - пробормотала она, - и я сотру ноги до самых коленок.
Мулак, азиз-ми, я знаю, ты тоже устал, но мне придется немного проехаться
на тебе верхом.
Вниз и вниз по бесконечной дороге. Казалось, ей не будет конца...
Отдых в большую жару. Остановка, чтобы конь мог немного восстановить силы,
пощипать жесткой горной травы. Напиться. Глоток воды, время от времени.
Снова в путь. Вниз и вниз. Она силой заставляла себя глотать
безвкусные куски хлеба. Снова шла, чтобы сохранить силы коню. Вниз...
На третий день пути вниз по склону Мулак споткнулся, упал на колени и
выбросил ее из седла.
Приподнявшись на локтях, она потерла слипающиеся глаза и с трудом
пришла в себя. Конь тяжело дышал, его впалые бока поднимались и опускались,
- зрелище довольно жалкое. Алейтис села, потерла лицо ладонями, стараясь
что-то сообразить.
Хеш закрыт диском Хорли, и поэтому час большой жары смертельной
опасности не представлял, хотя выдержать его было крайне трудно. Поэтому
Алейтис старалась использовать каждую минуту. Она посмотрела на коня.
Похоже, она перестаралась. С трудом поднявшись, сделала несколько шагов и
покачнулась. Мир вокруг нее завертелся. Наконец она пришла в себя
окончательно.
Опустилась на колени у ног Мулака, глядя на разбитые в кровь его ноги.
Прижав пальцы к ранам, она выпустила на волю реку энергии из каналов своих
рук. Мир стал серым-серым, постепенно погружающимся в черноту.
Некоторое время спустя она проснулась, почувствовав, что Мулак толкает
ее носом. Одной рукой она оттолкнула его прочь, испытывая удивившую ее саму
слабость. Преодолевая дрожание в каждом суставе, она, наконец, поднялась на
ноги. Вцепилась в луку седла, опустила на него голову и стала ждать, пока
пройдет тошнота. Но сесть в седло была еще не в состоянии. Даже не стала
пробовать.
Следующий час миновал на удивление благополучно, хотя половину пути
она спотыкалась и шла чисто машинально, так как сознание ее было отключено.
Пять раз оно возвращалось, и Алейтис ощущала себя на земле. Мулак терпеливо
стоял рядом, ожидая. И каждый раз казалось, что подняться на ноги уже
невозможно, но она все-таки поднималась. Они достигли озера как раз в тот
момент, когда Хорли начал опускаться за горизонт.
Трава, появившаяся под ступнями, после россыпей камней казалась
по-райски мягкой, словно нежный шелк.
Тень деревьев - благодать для воспаленных глаз. Она плюхнулась в
прохладу озера у самого берега. Ей показалось, что сама кожа тела начинает
впитывать воду, насыщаясь - прохладную, такую прохладную...
Мулак пытался щипать траву.
- О, Мадар! Опять я забыла. Прости, друг! - Она, радостно шлепая по
воде, выбралась на берег, сняла с коня узду, седло и одеяло.
Мулак с наслаждением принялся щипать роскошную траву у озера.
После отдыха двигаться стало легче - дорога шла вдоль воды, и к тому
же теперь Алейтис, наученная горьким опытом, не позволяла себе и Мулаку
дойти до крайней степени усталости. Но долгих остановок она не делала. Не
осмеливалась. Прямо верхом на коне она врезалась в воду, смывая слой грязи,
пыли и соли от высохшего пота, а вместе с грязью - боль и усталость.
Но позади она постоянно чувствовала присутствие Тарнсиана. Иногда его
ментальное прикосновение не беспокоило несколько часов подряд, но Алейтис
не тешила себя надеждой. Щупальце всегда возвращалось и находило ее. Иногда
прикосновение его сознания было очень слабым, прозрачным, почти неощутимым.
Иногда - таким сильным, что она двигалась как сквозь воду, преодолевая его
притяжение.
Она исхудала, напряжение и недостаток еды истончили ее плоть.
Проходили дни, она почернела от загара, кожа натянулась на костях, волосы
стали жесткими, склеившись от пыли и сала. Руки дрожали, стоило их только
поднять. Теперь они стали такими грубыми, костистыми, пыль въелась во все
поры, и ее трудно было смыть. Она старалась не смотреть на свои руки.
Состояние Мулака было не намного лучше. Постоянное давление нервного
напряжения сказывалось и на нем.
Он все чаще спотыкался.
Алейтис мгновенно реагировала на это, перемещая вес, чтобы помочь
уставшему коню восстанавливать равновесие. Она похлопала его по холке.
- Хоа, малыш, осторожней! - Потом соскользнула вниз, на землю,
осмотрела жеребца. У него уже явственно проступали ребра, шкура местами
покрылась пятнами засохшей пыли, соли и пены, Алейтис покачала головой.
- Сегодня будем отдыхать, ми-муклис. Если он нас нагонит, ну и ладно,
значит, так тому и быть. По крайней мере, сегодня вечером ты наешься...
Она потянулась, застонала и скривилась от боли.
- Аххкан-ахай, у меня уже живот приклеился к спине. - Она посмотрела
вдоль дороги. - Сколько же еще до этого Тиджарата? - В глазах начало
двоиться и мерцать.
Голова тупо ныла, тошнотворное чувство нависшей беды не оставляло в
покое. Она крепко сжала зубы и отвела коня с дороги в тень деревьев.
Расседлав Мулака и отправив его к речке, она сняла с себя одежду и
бросила кучей на траву, придавив седлом, чтобы не унесло ветром. Осторожно
пройдя через высокую траву, испытывая такое чувство, словно ноги ее были из
тонкого стекла, она вошла в воду и принялась драить бока Мулака пучком
травы. Мулак радостно встряхнулся, окатив ее фонтаном брызг. Она устало
улыбнулась и отпустила коня на берег, где он принялся щипать сочную траву.
- Еще бы немного зерна для тебя... - с грустью сказала Алейтис,
Потом, вымывшись, насколько было возможно, она устало расположилась на
плоском камне, вернее, упала на него, довольно чувствительно ударившись -
колени подогнулись сами собой.
- Вот сейчас, - сказала она, невесело улыбнувшись, - мне пригодился бы
кусочек старого сыра.
Она подалась вперед и осторожно провела рукой по воде.
- Раньше я этого не могла, - продолжала она думать вслух. - Раньше я
оставляла рыбу в покое. Забавно, как меняются взгляды, стоит только немного
проголодаться.
Мысленно она увидела маленькую рыбешку в глубине и заставила ее
подплыть к своей руке. Вытащив рыбку из воды, она швырнула ее на берег и
решительно направилась к тому месту, где оставила одежду и седло, пока
рыбка прыгала, погибая на горячем камне.
Потом, с ножом в руке, Алейтис подобрала умершее существо, долго
смотрела на обтекаемое, опалово-сверкающее в ярком свете тельце. Несколько
минут назад она разделяла ощущение жизни с этой рыбой, чувствовала ее
лучше, чем собственную руку...
- Не могу!
Ведь это могла быть ее собственная плоть, мертвая, обмякшая...
- Не могу, - прохныкала она. Потом желудок ее снова свело судорогой,
колени подогнулись, и она рухнула рядом с рыбой. - Мой ребенок, - ахнула
она. - Аи, Мадар!
Скрипнув зубами, чувствуя себя убийцей, она провела ножом по животу
рыбы. Вычистив кишки, отрезала голову и швырнула отходы в реку. Потом
ткнула в белое мясо тушки кончиком ножа. Поддела кожу, отодрала, обнажив
полупрозрачное бледное мясо. Закрыв глаза, поднесла тушку к губам, собрав
остатки своей воли.
- Я ему не сдамся, нет! - прорычала она.
И, больше не раздумывая, сунула рыбу в рот, начав решительно жевать.
Сырая рыба, к удивлению Алейтис, имела вкус свежий, чистый, и жевать было
довольно легко. Вскоре от рыбы остался только очищенный костяк. Но желудок
требовал еще.
Она вошла в реку, приманила еще одну, и еще, выхватила их из воды и
швырнула на берег. Потом, намереваясь выловить следующую, остановилась,
решив, что не стоит так наедаться. Она отпустила уже пойманную в ментальную
сеть рыбу, которая тут же стрелой помчалась, исчезла в зеленой глубине.
Вторая рыба была съедена не полностью. Алейтис пришлось со вздохом
выбросить в реку розово-бледный кусочек. Потом она выбросила кожицу и
кости, вымыла руки и нож, легла на траву, гладя на пасущегося Мулака. Вид у
коня был получше.
- M-м-м, как хорошо, правда, азиз-ми? - Она со смехом перевернулась на
спину и потянулась, потом еще, пока не почувствовала, как трещат ее
суставы. - Ахай, ми-муклис, я так устала от этой гонки... бежим и бежим...
Последняя долька Хорли соскользнула за горизонт, небо расцвело золотом
и пурпуром.
- Наверное, лучше будет снова натянуть эти вонючие тряпки, которые
приходится называть одеждой, - подумала она вслух, слегка дрожа от
дуновения довольно прохладного вечернего ветерка.
- Если бы я успела их немного постирать... - простонала она с
отвращением. - Или если бы у меня была какая-то запасная одежда.
Решительно, но с гримасой отвращения, она снова натянула на себя
пропитанную потом, жесткую от многодневной грязи одежду. Вдруг накатила
волна усталости - она словно оказалась на глубине шести футов под водой,
почти наяву ощущая перекатывающиеся над головой волны. Алейтис со вздохом
подняла седло, отыскала место поудобнее, немного поворочалась, потом
положила голову на седло и укрылась грязным, воняющим потом, одеялом.
Погружаясь в сон, она c некоторым любопытством сопоставила воспоминания о
первых днях пути с настоящим своем положением.
Сквозь туман донесся какой-то звук - затем она поняла, что это ржание
Мулака. Потом что-то мягкое и влажное потерлось о лицо Алейтис. Девушка с
трудом открыла тяжелые веки и постаралась сосредоточить взгляд. В
нескольких дюймах от своего лица она увидела морду коня. Мулак легко
подтолкнул ее носом.
Алейтис отодвинулась, вытерла лицо рукавом и воскликнула:
- Ахай! Я бы еще немного поспала!
Она перевернулась, поднялась на колени, потом, преодолевая онемение во
всем теле, встала.
Ночной отдых оказал волшебное действие на больного коня. Когда Алейтис
снова опустилась в седло, он принялся подпрыгивать, словно полный энергии
юный жеребенок. Алейтис радостно засмеялась, и, сжав колени, послала коня
вперед.
Спускаясь вдоль тракта, она обернулась и взглянула через плечо. Край
Хорли уже показался над восточными горами.
"Сегодня появится и Хеш", - подумала она с дрожью.
Потом отвернулась, похлопала коня по шее и пожала плечами.
"Нет смысла хныкать, - подумала она. - Лучше смотри на светлую сторону
вещей, Лейта! Просто к полудню нам придется остановиться. Но это не беда.
Ха-ха. Ведь и ему тоже придется почти на такое же время укрыться от жары.
Так что этот отдых пойдет нам только на пользу. Не так ли, азиз-ми, Мулак?"
Весело посвистывая, она снова продвигалась вдоль торгового тракта,
глубоко изъезженного колесами каравана, с удовольствием чувствуя, как
возрождается в ней радостное ощущение жизни...
А потом...
Снова над головой раскрылись черные крылья.
Она всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и пришпорила коня.
На двадцать первый день побега она выехала из-под деревьев, когда
Хорли начал уже клониться к туманному западному горизонту, а Хеш приклеился
к брюху красного гиганта с севера. Вдоль равнины простирались земли
Тиджарата. На много акров. Кольцевые загородки из жердей, старые деревянные
столбы. Утрамбованная ногами до каменной твердости земля. Искусственные
канавки с чередой водяных колес, ведущие к реке.
Алейтис, пораженная, сидела неподвижно, до боли в пальцах вцепившись в
луку седла.
Одно водяное колесо было сломано, от второго осталось только несколько
частей.
Канавки-поилки были пусты. Вместо воды - песок и мусор, принесенные
ветром.
Над пустыми почерневшими столами дул ветер с равнины.
Никого...
Ничего...
Призрак мечты...
...По коротко ощипанной траве проползли тени от фургонов кочевников -
Хорли опустился за горизонт. Похититель диадемы со стоном рухнул на кусок
кожи перед своим старым ченом.
В тени ему стало немного легче, он принялся массировать ноющие ноги,
испуганно поглядывая на занятых своими делами кочевников-немадов.
Из-за чена вышла Кхатеят. Он поднял голову и, увидев ее, со вздохом
поднялся на ноги.
Она кивнула в ответ на его ворчливое приветствие.
- Возьми коромысло и принеси воды из реки, - сказала она строго. -
Отнеси воду к моему чену и жди стоя, не опуская ведер. Ведра не должны
коснуться земли! Ты хорошо понял?!
Глаза его превратились в узкие щелки, уголки рта узловато напряглись.
- Я понял, - пробормотал он сквозь зубы.
Бросив на него последний предупреждающий взгляд, она отвернулась и
исчезла позади чена. Ставвер отправился к херрету, поднял коромысло с парой
ведер, которые сердито стукнулись друг о друга.
Вернувшись к чену от реки, роняя с ведер капли, он задумчиво посмотрел
на землю - не сделать ли назло Кхатеят? Потом вздохнул - этих ведьм не
проведешь. Она все равно каким-то чутьем учуяла бы, что я не послушался,
вылила бы эти ведра мне на ноги и заставила бы принести новые. Он
остановился перед шатром Кхатеят и принялся ждать, когда она выйдет наружу.
Кхатеят грациозно выбралась через низкое отверстие, кивнула Ставверу -
следуй за мной. Быстро покинув территорию лагеря, она начала подниматься на
невысокий, поросший травой холм. На вершине холма уже сидели остальные
Шемкхья, внимательно следя за их приближенном.
Кхатеят остановилась в центре круга, образованного женщинами. Чуть
обернувшись к Ставверу, она процедила:
- Не двигайся и молчи. Н'фрат, таз.
- Слушаюсь, Р'е Кхатеят. - Одна из девушек вскочила, подняв большой
таз, который держала на коленях.
Она поднесла его к Кхатеят, остановилась, ожидая дальнейших указаний,
новых удивительных событий в жизни, которую она находила полной
необыкновенных и замечательных происшествий.
- Шанат. - Кхатеят обвела взглядом сидящих в круге. Она чуть
нахмурилась, глядя на Ракат, потом взгляд ее остановился на самой младшей
из присутствующих. - Р'Арат! - Она жестом поманила ее в центр. - Держите
таз вместе с Н'фрат.
- Да, Р'е Кхатеят.
Похититель диадемы почувствовал сгущающееся в воздухе напряжение. Еще
одна порция волшебства, чтобы совсем сбить с толку и запугать его. Он видел
и чувствовал последствия совершенно невероятных, недоступных пониманию
действий, которые совершали колдуньи, и все еще не мог полностью в них
поверить.
- Отойди немного назад, - сказала ему Кхатеят. - Вода не касалась
земли?
- Нет. - Он попытался усмехнуться, по насмешки не получилось.
Она посмотрела на ведра и кивнула.
- Это верно. И это хорошо. Иначе грозила бы опасность. - Она поставила
Ставвера таким образом, чтобы левое ведро оказалось ближе к тазу, который
держали девушки. - Вот так и стой. Молчи! То, что мы делаем, тебя не
касается. Если ты вмешаешься туда, где ничего не понимаешь, то получишь
нечто очень неприятное в награду. - Она подняла ведро и начала наливать
воду в таз.
Внутри большой и тяжелый металлический таз был черен, словно покрыт
сажей, и вода от этого превратилась в кристаллическое колеблющееся зеркало.
Похититель наблюдал, как наклонилась над тазом Р'е Кхатеят, произнесла
несколько слов, останавливающих движение воды. Через мгновение вода уже
спокойно отражала плывущие по небу закатные облака. Р'е Кхатеят начала
шептать дальше, и это продолжалось довольно долго. На небе уже успели
загореться первые звезды, отражавшиеся в зеркале воды.
Р'е Кхатеят выпрямилась.
- Р'ненаваталава, - тихо произнесла она. - Приди. - Голос ее был как
дуновение ветерка над водяным зеркалом. - Ты звала меня. Говори! Покажи,
что мы ДОЛЖНЫ УЗНАТЬ! ПОКАЖИ!
Вода заволновалась, покрывшись маленькими волнами. Сначала Ставвер
подумал, что это девушки, держащие тяжелый таз, устали и нарушили покой
"зеркала".
Но через несколько секунд вода успокоилась, изображение прояснилось.
Но вместо отражения неба он увидел другую картину - красноволосая
женщина, едущая на черном скакуне. Она была худа, черна от загара, одета в
грязные лохмотья, волосы вились по ветру, словно флаг. Женщина дернула
поводья, заставив коня остановиться, и посмотрела вокруг. Похититель
диадемы увидел реку, брошенные загоны для скота, поломанные колеса поилок.
Несмотря на крохотные размеры отражения, на лице и фигуре женщины ясно
читалось отчаяние. Она медленно спустилась с коня, сняла седло. Потом нежно
погладила шею скакуна, сняла с него уздечку, шлепнула по крупу. И могучий
конь, весело брыкнув, умчался прочь. Но далеко не отошел и принялся щипать
траву, уже сухую, выбеленную солнцем. Женщина... она была молода. Очень
молода. И, пожалуй, красива... Хотя Ставвер не был уверен в этом. Девушка
села на камень и засмотрелась на реку.
Прошло несколько минут, она набрала пригоршню гальки и принялась
швырять камешки в воду.
Вода "зеркала" пришла в движение. Серебряные полоски пересекли ее
поверхность. Они начали сходиться и расходиться, образовывая какую-то
фигуру. Вот они разошлись, снова сошлись - новая форма, потом еще одна.
Внезапно изображения исчезли - теперь вода отражала только небо,
полное звезд.
Р'е Кхатеят шагнула назад.
- Вылейте воду! - приказала она девушкам.
Те наклонили таз. Вода хлынула на траву, обрызгивая старые кожаные
ноговицы похитителя.
Н'фрат взялась за край таза и спросила с затаенной надеждой:
- Это она? Та рыжеволосая, для которой Р'ненаваталава и дала нам
диадему? Это она?
- Тихо, дитя! - Р'е Кхатеят улыбнулась ей, глядя на пылающее юное лицо
- глаза девушки сияли в свете луны.
- Думай головой! - произнесла она через мгновение. - Зачем бы еще она
нам показывала эту девушку? Кхапрат, что говорят руны?
Кхапрат нахмурилась, посмотрела на похитителя диадемы.
- Вылей оставшуюся воду в чан. Можешь отдыхать до вечерней еды. Иди!
Ставвер встряхнулся, пришел в себя и затрусил вниз по плавному склону,
то и дело оглядываясь на неподвижных колдуний, оставшихся за его спиной.
Р'е Кхатеят смотрела ему вслед до тех пор, пока тот не исчез за
хребтом. Потом она повернулась к остальным.
- Кепри, эта девушка голодна, и ей грозит опасность. Р'ненаваталава
посылает нас к ней на помощь. Мы отправимся завтра утром. Диадему возьмем с
собой...
КНИГА ТРЕТЬЯ
ДИАДЕМА
Алейтис щелчком сбросила с ладони камешек - он звонко шлепнулся в
воду.
Она сидела на камне на берегу Мулукахеп Руд, наблюдая за медленным
течением темной глубокой воды.
Краем сознания она чувствовала ищущего ее Тарнсиана, его черное
ментальное щупальце.
Она взяла новый камешек и швырнула его в воду.
Тарнсиан явно злорадствовал, словно знал, что Алейтис оказалась в
тупике.
Очередной камешек лениво опустился в зеленую глубину.
- Ну, вот и все... Конец... - тихо произнесла Алейтис и, обхватив
колени руками, положила на них голову.
Алейтиc не замечала времени. Она смотрела, как становились короче
тени, по мере того, как Хеш и Хорли легко всплывали по своим небесным
дугам. Она задремала, как вдруг безмятежный звуковой фон утра нарушили
странные скрежещущие звуки. Она прислушалась и удивленно вскинула брови.
Звуки доносились совсем не с той стороны, с которой она могла бы ожидать
появление Тарнсиана. К тому же она его сейчас не чувствовала.
Если бы он был так близок, ее, без сомнения, скрутило бы сейчас в узел
от отчаянной боли.
Она вскочила на ноги и замерла, глядя на заросли кустарника на том
берегу. Ветер с реки трепал ей волосы.
Нетерпеливым движением она отбросила их с лица и собрала в пучок, не
отрывая взгляда от зарослей.
Сначала она ничего подозрительного не обнаружила, но потом заметила,
как сквозь ветки колючелиста просунулась мохнатая треугольная голова. На
берег выехала яра, верхом на ней сидела женщина.
Опустившись всем весом на пятки, надежно чувствуя под собой землю,
Алейтис скрестила на груди руки и с тихим отчаянием наблюдала, как к первой
всаднице присоединяются еще пять. Как она поняла, предводительницей была
та, что имела на голове замысловатую повязку. Ее невозмутимое лицо
обрамляли толстые косички черного цвета с вплетенными в них красными
лентами.
Алейтис с удивлением отметила, что каждая косичка оканчивалась
кисточкой.
Одета женщина была в свободную тунику из легкой белой материи,
украшенную затейливой вышивкой на рукавах и по подолу, и в просторные
шаровары из голубой крашеной кожи. На щиколотках, поверх мягких черных
сапожек, шаровары были перевязаны шнурками с кисточками. На руках женщины
были тонкие черные перчатки.
Алейтис наблюдала, как предводительница и пять се спутниц, одетых
таким же образом, выстроились в линию и остановились, уставясь на Алейтис
темными глазами. Все еще не придя в себя окончательно, девушка часто-часто
задышала - искра надежды, которая всегда тлела у нее в груди, начала
постепенно разгораться.
В этот момент Тарнсиан нанес удар.
Алейтис пошатнулась, опустилась на колени, испытывая тошноту, ощущая,
как ее обволакивает липкий поток зла. "Он стал еще хуже", - подумала она,
обхватив голову руками. Застонав от боли, девушка попыталась отрешиться от
всего на свете, чтобы воспротивиться этой всепоглощающей черноте.
Она сидела на коленях внутри серебристого пузыря, внутри черного
вихря... Не было никакой надежды на бегство... никакой... И Тарнсиан
понимал это... Он настойчиво вплетался в ее разум, окутывал сознание
плотным едким дымом. Она отчаянно сопротивлялась, но серебристый пузырь
защиты прямо на ее глазах терял упругость, съеживался, катастрофически
уменьшался. Пока она усиливала одно слабое место, потом другое, оболочка
начинала проседать и морщиться в третьем. Она лихорадочно закупоривала одну
течь за другой, но атака продолжалась. Она устала, очень устала, но, тем не
менее, пока держалась... Потом вдруг в нее влился поток спокойной,
уверенной силы. Серебряный пузырь начал расти, все больше и больше тесня,
черноту. Все усилия нападавшего Тарнсиана теперь пропадали впустую.
Неожиданно напор прекратился. Алейтис подняла голову.
Почувствовав прикосновение к плечу, она обернулась и увидела стоявшую
рядом женщину.
- Ты мне помогла, - произнесла Алейтис, удивленно глядя на нее.
Незнакомка улыбнулась, от уголков ее рта разбежались морщинки.
Выражение лица стало мягким и понимающим. Алейтис почему-то почувствовала
себя цветком, который повернули к солнцу.
- Да, я помогла тебе. Он плохой, - сказала женщина.
Алейтис согласно кивнула:
- Очень плохой. - Она широко раскрытыми глазами смотрела на номадов. -
Вы с Великого Зеленого?
- Да, дитя.
Алейтис вцепилась в руку женщины:
- Возьмите меня с собой! Пожалуйста! Я должна убежать от него!
Пожалуйста, возьмите! - В ее голосе зазвенела нотка страха: а что, если
помощь вдруг уйдет и она останется в одиночестве?
Женщина ласково похлопала ее по щеке.
- Да, да. Мы возьмем тебя. Веди себя, как подобает взрослой женщине, а
не ребенку. - Она осторожно высвободила руку. - Погоди. - Она сделала шаг
назад, коснулась своей груди. - Я - Кхатеят. - Потом указала на подошедших
женщин, назвала по порядку их имена: - Кхепрат, Ракат, Шанат, Н'фрат,
Р'прат. - Обведя рукой маленький тесный круг, она произнесла, мило
улыбнувшись: - Мы Шемквиатве. На языке гор это означает "колдуньи".
- А меня зовут Алейтис. - Девушка начала было подниматься с колен, но
Кхатеят поймала ее за плечо:
- Подожди, не время. Хасия сказала нам, что сначала мы должны отдать.
Алейтис нахмурилась, чувствуя себя довольно неуютно под
предупреждающим нажатием ладони на плечо.
- Хасия? - удивилась она. - Кто это? - прищурившись, она огляделась
вокруг.
Улыбка осветила лицо Кхатеят. Она покачала головой.
- Не кто. Что. Она - что. Ммм... - Она свела брови, стараясь отыскать
в ограниченном словарном запасе подходящее понятие. - Это... как честь. Да!
Как честь... как команда... как то, что нужно делать! - Она повернулась к
Кхепрат, и слепая колдунья, сняв с плеча сумку, протянула ее девушке.
- Хайя! - сказала твердо Кхатеят. - Это твое! Бери, пожалуйста! Это
нифра-кизет, - пояснила она, заметив недоумевающий взгляд Алейтис. - Это...
как это сказать?.. - Соединив кончики большого и указательного пальцев так,
что образовалось кольцо, Кхатеят улыбнулась и, подняв руки, опустила это
кольцо на голову Алейтис. - Извини, я не знаю слов... - произнесла она.
Сгорая от любопытства, Алейтис начала возиться с замком сумки. Она
испуганно подпрыгнула, когда сумка внезапно пружинисто раскрылась, выбросив
из себя какую-то странную кольцеобразную вещь. Алейтис осторожно подняла с
земли диковину, из которой исходил металлический музыкальный звон.
Тончайшая золотая проволока, сплетенная в виде десятка красивейших цветков
с драгоценными камнями в сердцевине, сверкала в утреннем свете. Она
коснулась золотых цветов, и они запели. Мелодия из чистейших нот
взволновала ее, словно поцелуи любимого. Она подняла голову - улыбка сияла
на ее лице.
- И это вы отдаете мне?
Кхатеят кивнула:
- Это Хасия. Она повелела нам это сделать.
- Но почему?
- Это приносит власть... Эта вещь. Но не нам. Для нас - плохо.
Слишком... слишком... - Кхатеят старалась найти слово. Горный язык был
довольно прост, и, видимо, именно этого слова в нем не было. Кхатеят
облизала губы: - Р'ненаваталава сделала нас... хранительницами, для тебя.
Мы сохранили и принесли тебе. Ты - бери. Теперь все совершенно. - Она
повернулась к своим спутницам, которые все это время хранили молчание. Те
кивнули.
- Подождите! - Алейтис вскочила, схватила Кхатеят за руку. - Если вы
меня сейчас бросите...
Кхатеят похлопала девушку по руке:
- Мы не можем... Ждут фургоны...
- Но я прошу вас! - взмолилась Алейтис.
- Хорошо, - кивнула Кхатеят. - Но ненадолго. - Она показала пальцем на
Н'фрат. - Кх'ртев сесматве! - сказала она быстро. Потом грациозно
опустилась на камни возле Алейтис. Остальные последовали ее примеру,
продолжая хранить молчание. Только Н'фрат вместо этого побежала к ярам,
привязала их поводья к низкой ветке бидаракха и быстро вернулась к камню.
Только после этого она позволила себе устроиться на своем месте в круге,
сияя любопытными глазами.
Прикусив губу, Алейтис обвела взглядом непроницаемые лица и попыталась
сообразить, что же надо сказать в таком случае. "О, Мадар!" - подумала она.
- Понятия не имею, как их заставить взять меня с собой. Наверно, мама не
передала мне достаточно хитрости..." Она посмотрела на диадему, которую все
еще держала в руках, и рассеянно провела пальцем по драгоценным самоцветам.
Когда волшебные ноты запели, Алейтис спросила:
- Кто такая Р'ненаваталава?
Кхатеят потерла лоб и, подумав с минуту, показала на реку:
- Там. - Потом на землю: - Там. - Потом на небо: - Там. Но больше
всего - здесь! - И снова показала на землю. Потом беспомощно пожала
плечами. - Не знаю, как сказать...
Снова нависла тишина, но уже не такая тяжелая.
Колдуньи продолжали сидеть кружком, спокойные, расслабленные, словно
уверенные, что им принадлежит вечность. Алейтис тоже села и опять взглянула
на диадему.
Вновь проведя пальцами по золотистым нитям цветов, она прислушалась к
музыке звенящих нот.
- Если бы у меня волосы не были такими грязными... - задумчиво
произнесла она и, грустно улыбнувшись, покачала головой.
Тем временем чары диадемы начали проникать в ее сознание, изгоняя
мысли обо всем остальном. Она осторожно, опасаясь помять тончайшие
сплетения, опустила диадему на голову. Светящийся венок обвил ее голову,
близнецы-листья изогнулись над ушами. Она провела пальцем по лепесткам и
радостно рассмеялась, когда ее тело, подобно камертону, отозвалось на их
музыку. Она вскочила, улыбнулась женщинам-колдуньям и, танцуя, направилась
к реке, чтобы посмотреть на свое отражение в воде.
Однако не успела она сделать и двух шагов, как, дико вскрикнув, упала
на землю - резкая боль пронзила мозг, боль ослепительная, как раскаленная
игла. Она обхватила голову руками и скорчилась на твердом, безжалостном
гравии.
Диадема прозвенела милую мелодию.
Кхатеят прыгнула вперед и резким движением попыталась сорвать диадему
с головы Алейтис. Но тут же отдернула руку - страшная боль прошила пальцы,
пронзила мозг. Женщина застонала и прижала обожженную руку к груди. Р'прат
и Н'фрат подхватили ее и помогли подняться. Постепенно боль утихла. Кхатеят
открыла полные слез глаза и беспомощно уставилась на Алейтис.
А та уже больше не корчилась. Она лежала, свернувшись, прижав к бокам
локти, подтянув колени к самой груди. С дрожавших губ срывались тихие
стоны, на лице застыл ужас. Кхатеят уселась рядом, взяла ее ладони в свои и
начала молить Р'ненаваталаву дать ей силы.
Н'фрат присела рядом, глядя на Алейтис большими ласковыми глазами.
В сознании Алейтис, погруженном во мрак, кружились чудовища - жутко
искаженные образы старых друзей, обрывки прежних мыслей. Она падала в
бесконечную, бездонную пропасть... стремительно летела вниз... вниз... мимо
чудовищ, до тошноты знакомых. Исковерканные отражения собственного лица
смеялись над ней, дразнили, кричали, терзали мозг. Все ниже и ниже...
Вдруг чернота взорвалась миллионом огненных языков, выплевывающих
гнев, ярость, ненависть, похоть...
Я... я... я... я хочу... я хочу... я хочу... я... я... я... боюсь... я
боюсь... Скорость падения стала не такой стремительной... Боль
уменьшилась... Откуда-то в нее начали вливаться силы, покой. Она стала
осенним листом в тихий полдень, который падал, падал на землю сквозь яркое,
как цветы, мерцание. И вот перед ней возникло безобразное вздутое
голубоватое существо, прочерченное пурпурными венами. Оно сидело на вершине
холма, полное призрачного умиротворения, в лучах желтоватого солнца, по
размерам меньшего, чем Хорли, но большего, чем Хеш.
Вид желтого солнца вызвал в ней странную тревогу - ведь она всю жизнь
провела под красным и голубым солнцем. Склон холма был усеян яркими,
жизнерадостными, похожими на звездочки цветами. Вниз вела посыпанная
гравием дорожка: голубые, желтые, красные искорки сверкали на гранях
камней. Необычная цветовая гамма привела Алейтис в беспокойство, -
очевидно, смещение в тоне было вызвано непривычным светом желтого солнца.
От этого поначалу кружилась голова.
Но вот Алейтис посмотрела на подножие холма, где двигалась украшенная
гирляндами процессия, распевающая высокими голосами ритуальную песню.
Мужчины были покрыты золотистой шелковистой шерстью, примерно в два дюйма
длиной, разных оттенков - от коричневого до кофейно-черного. Шерсть женщин
была бледнее - янтарного и кремового оттенков. На каждой женщине была
легкая накидка, идущая от правого плеча через грудь под левую руку. Мужчины
никакой одежды не имели.
Паря бестелесным наблюдателем в точке, расположенной над вершиной
холма, Алейтис с напряженным интересом наблюдала за процессией, состоящей
из семерых мужчин и трех женщин. Когда они начали подниматься по склону,
девушку охватило недоброе предчувствие, испортившее удовольствие от встречи
с незнакомыми существами. Теперь она сконцентрировала свое внимание на
отвратительном существе, сидевшем на вершине холма.
"Неужели они хотят..." - подумала Алейтис, содрогнувшись всем своим
нематериальным телом.
Четверо мужчин, идущих впереди, опустились на колени, пятый, держащий
увитый цветами посох, стал сбоку. Двое оставшихся схватили первую женщину
за руки.
Ее темные глаза были неподвижны - казалось, она не сознавала, что
происходит вокруг. Мужчины приподняли ее.
В отвратительном голубом шаре образовалось отверстие - рот. Он
открывался и закрывался, издавая противные чавкающие звуки. Алейтис
бессильно напряглась, в ужасе ожидая следующего страшного момента.
Мужчины качнули женщину - вперед, потом назад, и... швырнули прямо в
разверстую пасть.
Из груди Алейтис вырвался долгий беззвучный вопль, и она снова,
крутясь, полетела в черноту...
В лучах заходящих солнц сидел человек. Хеш располагался к югу от
Хорли, и потому Алейтис знала - это другое время, иной день...
Мужчина тихо перебирал струны старого барбата.
Звук доносился как будто бы издалека, ноты сплетались с завыванием
ветра и со звоном воды, текущей у ног музыканта.
Алейтис приблизила сцену к себе и ахнула от радости.
"Вайд!" - прошептала она в темноту. Она отметила, что он отыскал себе
новое дерево у реки. Потом она увидела шрамы и пустые глазницы. Если бы у
нее были сейчас настоящие, живые глаза, она бы заплакала.
По тропе, бегущей вдоль берега, шла женщина. Вот она показалась из-за
кустов раушани. Завар! Алейтис улыбнулась. Вернее, почувствовала ту
теплоту, которую разбудила бы в ней реальная улыбка. Вари!
Она выглядела довольной жизнью, даже счастливой.
Ветерок шевелил складки ее аббы, выдавая очертания выпуклого живота -
она была уже на последних месяцах беременности. Порывистость,
импульсивность, свойственная ей, как помнила Алейтис, исчезла, уступив
место нежности.
Повиснув в пустоте - точка концентрированного восприятия и эмоций, -
Алейтис испытала смесь ревности, радости, зависти и любви.
Завар несла кружку дымящегося чахи. Присев рядом с мужем, она
поставила кружку на землю и что-то сказала ему. Он ответил, но Вари
промолчала. Они долго сидели, прислонившись к старому дереву. Вайд
небольшими глотками пил горячий чахи, Завар продолжала хранить спокойное
молчание. Тени удлинялись, соединялись, по мере того, как Хорли превращался
в малиновый кружок над волнистой линией крон деревьев - пылающий рубин на
темном фоне мира. Потом и он исчез. И Алейтис, кувыркаясь, полетела в
темное пространство... Смех исходил волнами, выдавая наслаждение,
испытываемое смеющимися. На зеленоватом небе мелькали разноцветные диски.
Странные лица - большие зеленые глаза, маленькие рты, хохолки пушистых
перышек, тоже зеленоватых. Трехпалые руки с острыми, как ножи, когтями.
Мужчины и женщины играют в небе в воздушные игры, вертятся в сложном танце.
Смех, восклицания, опять смех...
Миры крутились в зажмуренных глазах Алейтис, словно разноцветные
камешки.
Вот в черной тьме возникла блестящая серебристая полоска, мчащаяся
среди кипящих, палящих солнц. По металлической комнате метались три
существа. У каждого шесть бледных конечностей, многосуставчатых, покрытых
мохнатой редкой черной шерстью. На руке - три пальца с когтями - большой и
два противостоящих ему.
Огромные желтые глаза, узкие горизонтальные ноздри, длинная верхняя
губа, рот - широкая прорезь, полная (эта странность неожиданно встревожила
Алейтис) совершенно обыкновенных человеческих зубов. У таких существ,
казалось ей, из пасти должны были торчать, по меньшей мере, сочащиеся ядом
клыки. Над оранжевым пухом на головах покачивались антенны.
Все три существа источали решительность, умение, энергию. Алейтис
зачарованно наблюдала за их непонятными манипуляциями.
По стенам мигали разноцветные огоньки, наклонные панели были снабжены
какими-то ручками, дисками, рычажками, кнопками, предназначение которых
было для Алейтис совершенной загадкой. Но паукообразные руки двигались с
бешеной быстротой, производя множество операций со всеми этими приборами.
Огромное молочное выпуклое стекло вдруг ожило, засветилось. Открылась
звездная чернота, потом в прямоугольнике повис туманный зеленоватый шар. Он
поворачивался. На его поверхности то и дело возникали двигающиеся
зеленовато-голубые контуры и белые размытые полосы. Она вдруг поняла, что
белое - это облака!
ОБЛАКА!!!
"Это не шар! - подумала она возбужденно. - Это планета. Вверху? Внизу?
Неважно! Вот так это выглядит со стороны, из пространства. - Мысли
теснились в ее голове. - Ядугар? Если да, то таким же, наверное, видела его
и мама! Но кто эти существа? И когда это происходит?.." Она снова полетела,
кувыркаясь, сквозь мерцающие картины.
Лицо женщины с удивленно раскрытыми глазами, глядящими на Алейтис.
Лицо тонкое, с острым подбородком, узкие изумрудные глаза, бледная до
полупрозрачности кожа, чуть розовая на щеках, большой подвижный рот, мягко
изогнувшиеся в счастливой улыбке губы, намек на лучистые морщинки в уголках
глаз - лицо знакомое и в то же время чужое, - словно она видела его в
непривычном свете. Алейтис смотрела и смотрела. Внезапно женщина обернулась
- в дверях появился высокий мужчина - яркие зеленые глаза, рыжие волосы, в
точности, как у нее. Он улыбнулся и протянул руку.
- Шареем! - Его глубокий музыкальный голос эхом отозвался в ушах
девушки.
"Мама, - выдохнула она, - моя мама!.." Опять крутящаяся чернота,
сквозь которую летят лица: нелюдей, людей, инсекдоптов, бовоидов... Лица
почти человеческие и такие, которые едва можно принять за лица... кружатся
вокруг нее в вихре... все быстрее... втягивая ее в свой водоворот...
Алейтис открыла глаза и попыталась подвигать затекшими руками и
ногами. Подняв голову, она увидела встревоженное лицо Кхатеят и, неуверенно
пошевелив руками, встала с камня. Поднявшись, она попыталась сделать шаг,
но тут же пошатнулась, и Кхатеят подхватила ее, помогая сохранить
равновесие.
- Ахай, ай-ми! - выдохнула чуть слышно Алейтис. - Ну и... ну и дела! -
Она тронула диадему. - Кажется, она выключилась сама. - Странное
напряжение, витавшее в воздухе, заставило девушку внимательно посмотреть на
окружающих ее женщин. Они все, оказывается, отошли на заметное расстояние -
кроме, разве что, Кхатеят - и со странным выражением на лице рассматривали
Алейтис.
- Что-то не так? - спросила она удивленно.
Кхатеят, медленно подбирая слова, задала вопрос:
- Что с тобой было, Сезктайох?
Алейтис подозрительно прищурилась:
- Каким это образом ты вдруг заговорила так хорошо на горном языке?
Сверкнув мгновенной усмешкой, Кхатеят тронула девушку за плечо:
- Мы остались такими же, дочка. Прислушайся к себе. Это ты стала
говорить на шедвей.
- Ахай! - Она изумленно рассмеялась. - Значит, проявился один из
талантов моей мамочки!
Глаза ее сверкали, она гладила цветы диадемы, прислушиваясь к
серебристому дождю музыкальных нот:
- А что еще умеет эта штука?
Кхатеят покачала головой.
- Мы не хотели знать и не стали спрашивать. - Она бросила косой взгляд
на Ракат. - В ней - сила. - И Кхатеят замолчала, сжав губы.
Алейтис вздохнула, посмотрела на коричневые от грязи ладони,
поморщилась:
- Нет ли у вас мыла и полотенца лишнего? Мне бы хотелось срочно
помыться!
Кхатеят рассмеялась, и этот смех смягчил напряжение, витавшее в
воздухе.
- Пойдем, дочка, у нас есть для тебя и еда, и чистая одежда. - Женщина
махнула рукой в сторону Н'фрат.
Юная колдунья тут же вскочила и побежала к своей яре. Из-под свертка
кож, служившего седлом, она извлекла кожаный мешок. Развязав тесемки на
горловине мешка, Н'фрат принялась стопкой выкладывать на землю сапоги,
куртку, шаровары, головную повязку, перчатки, шнурки, какие-то ленты,
белье. В завершении всего она протянула Алейтис кусок белой материи и
брусочек мыла.
Девушка радостно улыбнулась.
- Для меня это... важнее всякой диадемы!
Кхатеят рассмеялась:
- Пока ты будешь купаться, мы приготовим поесть. Не сомневаюсь, что в
еде ты нуждаешься не меньше, чем в купании.
Алейтис устала.
У нее болело все тело.
Всего лишь час тому назад она была готова принять неизбежность судьбы,
сулящей ее встречу с Тарнсианом, который явно уже начал торжествовать
победу. Теперь же чувства ее были возрождены внезапно вспыхнувшей надеждой.
Она глубоко вздохнула и протерла глаза.
- Сначала - купаться! О, Мадар, мне смертельно хочется вымыться!
Оказавшись по щиколотки в холодной воде, она развязала шнурок,
стягивавший горловину грязной изодранной блузки, и сорвав ее с себя через
голову, швырнула в воду. Некоторое время она со смехом наблюдала, как
блузка медленно уплывает вниз по течению. Потом она стала серьезной и
повернулась к Кхатеят:
- Я уже некоторое время не чувствую ЕГО. Но он наверняка не оставит
меня в покое. Он может появиться здесь в любую минуту.
- Он один, - успокаивающе улыбнулась Кхатеят.
- Но он безумен! И очень силен. Ужасно силен. И будет гораздо хуже,
когда он окажется рядом.
- Не волнуйся, дочка. Теперь у тебя есть помощь. - Кхатеят тихо
засмеялась. - Купайся, милая, не волнуйся.
Алейтис что-то довольно проворчала и взбила ногой фонтан брызг. Потом
она расстегнула штаны и послала их по реке, вслед за блузкой. Похлопав себя
по животу - ее беременность была уже немного заметна, Алейтис прошептала:
- Сын Вайда. Мы в самом деле сотворили его.
Весело напевая, она стала намыливать руки.
Счастливое состояние было нарушено голосом Кхатеят:
- Ты, кажется, что-то забыла, дочка?
Алейтис удивленно обернулась - она не поняла. И тогда Кхатеят
коснулась рукой ее головы.
Руки Алейтис тут же взлетели вверх.
- Ой! - вскрикнула она и, швырнув на берег мыло, вся в пене, вышла из
воды, чтобы снять с головы диадему. Но та не поддавалась. Алейтис потянула
сильнее. Огненные иглы мгновенно вонзились ей глубоко в мозг, заставив ее
закричать от неожиданной боли. Она рухнула на колени.
Река тихо журчала. Боль прошла. Алейтис с ужасом смотрела на Кхатеят.
- Я не смогу ее снять, - прошептала она. - Она не хочет сниматься!
Кхатеят медленно подошла к ней и попыталась еще раз осторожно снять
диадему, по тут же отдернула обожженные пальцы, затрясла рукой.
- Она не подпускает к себе, - произнесла она грустно. - Я ничем не
могу помочь тебе, девочка.
Алейтис охватил панический страх:
- Что вы сделали со мной? Уберите сейчас же эту вещь! Снимите с меня
эту штуку!
Мужественное лицо Кхатеят напряглось - она явно испытывала боль,
сочувствуя Алейтис:
- Я не могу помочь тебе, дочка.
- Меня предупреждали, чтобы я не доверяла вам, медвеям. Ай-Ашла, вы
меня прикончили!
- Тихо, дитя, поверь мне, мы сами ничего не знали, - Кхатеят
выпрямилась во весь рост, нахмурилась. - Это ведь было не наше желание.
Нами командовала Р'ненаваталава. Слово чести, Алейтис.
Алейтис сжала кулаки, стараясь подавить смятение.
Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вздохнула и заставила себя
принять к сведению слова старшей из Шекана.
- Хорошо, - наконец произнесла она. Потом растерянно спросила: - Как
же я теперь вымою волосы?
Кхатеят ахнула:
- Алейтис, что это?
Алейтис почувствовала необычную легкость в голове.
Она замерла, ожидая, пока успокоится вода, и всмотрелась в
колеблющееся отражение - рыжие волосы, космами спадающие на лицо. И ничего
больше. Она осторожно коснулась головы. На ней ничего не было - диадема
загадочным образом исчезла. Испарилась, словно роса под солнцем. Изумленная
Алейтис повернулась к колдунье.
- Что произошло? Что ты сделала?
- Ничего... - Старшая женщина была мрачнее тучи. - Я ничего не
сделала, поверь. Очевидно, придется тебе самой найти общий язык с диадемой.
Если Р'ненаваталава велела нам передать эту вещь тебе, значит, этим она
преследовала какую-то цель. Может быть, это предположение поможет тебе
легче переносить боль?
Алейтис плеснула холодной водой на свое разгоряченное лицо.
- Ты очень добра ко мне, Кхатеят, - произнесла она грустно. - Извини,
что я... сказала не те слова. Просто... все произошло слишком быстро... Со
мной вообще в последнее время все происходит так стремительно... то вверх,
то вниз... я не успеваю перестраиваться, то и дело теряю равновесие...
Она опустила руки в воду и ощутила медленное прохладное течение. Потом
она присела, чтобы река охладила и успокоила ее несчастное, измученное
тело. Раксидан...
Кард... Масоарад... Музукунех... - вода всегда оказывала на нее
магическое воздействие. Она повела плечами, вздрогнула и отбросила мысли
обо всех своих предстоящих трудностях.
- Нужно наконец помыть свои жутко грязные волосы, - вздохнула она.
Кхатеят устало улыбнулась и бросила Алейтис мыло.
Некоторое время спустя Алейтис, чистая, насытившаяся, проглотив
последний кусочек вкусного, приправленного острыми специями даха,
улыбнулась и обратилась к колдуньям со словами благодарности:
- Вот я и снова человек. Спасибо вам.
Н'фрат в ответ только усмехнулась. Но так как все продолжали хранить
мертвое молчание, она сочла нужным сказать:
- Когда ты сыт, мир кажется розовым.
Алейтис, прижав к груди обеими руками горячую чашку с вкусным травяным
настоем, оглядела кружок колдуний, глубоко вздохнула и, утвердив свою
решимость, произнесла:
- Мне необходима ваша помощь. Я хотела бы перейти через Вазаель Вер.
Возьмете ли вы меня с собой?
Шесть женщин неловко посмотрели на нее, потом обменялись взглядами и,
потом...
С пылающим лицом, с гневом в глазах, Ракат выпалила:
- Нет! - Она нахмурилась и посмотрела на остальных: - Нам не нужны
чужаки!
Н'фрат, покачиваясь с пятки на носок, сердито возразила ей:
- Ты хотела бы послать ее назад, в лапы к этому?.. Разве ты его не
чувствуешь? - Она содрогнулась. - Что это на тебя нашло? Ведь она не
собирается оставаться с нами. И она ведь не из какого-нибудь другого клана.
- Н'фрат фыркнула. - Ты почему-то не возражала, заполучив того, кто принес
диадему. А?
- Н'фрат права, - застенчиво вступила в разговор Р'прат. - И
Р'ненаваталава сказала, чтобы мы оберегали ее! - Она повернулась к Кхатеят:
- Скажи, разве я не права?
Алейтис подалась вперед:
- Пожалуйста! Хотя бы спроси... Их... - Почему-то она не назвала даже
ни одного имени. - Спроси, не согласятся ли ОНИ сопроводить... - Алейтис
замолчала и, оглянувшись, посмотрела на холм: - Тарнсиан. Он уже близко. -
Отшатнувшись, она встала лицом к колдуньям: - Назад у меня нет пути! -
сказала она прямо.
- Я понимаю. Я... - произнесла через мгновение Кхатеят, но тут Алейтис
внезапно рухнула на землю и забилась в судорогах.
С тихим вскриком Кхатеят шагнула к ней. Н'фрат и Р'прат тоже
склонились над девушкой, пытаясь помочь ей.
Ракат схватила Кхатеят за плечо:
- Не надо. Пусть сражается сама. И почему это мы должны ей помогать?
Кто она нам? Чужая. Она нарушила наше спокойствие. Принесла одни
неприятности.
Н'фрат подняла голову:
- О чем ты? Помоги нам лучше!
- Ты не понимаешь, детка. - Ракат отмахнулась от молодой колдуньи и
снова тряхнула Кхатеят за плечо: - Это неправильно, Кхатеят. Нам не нужно
этого делать!
Н'фрат вдруг вспыхнула, ее юное лицо запылало гневом.
- Я все теперь поняла! - крикнула она. - Оказывается, вот в чем дело!
Ты просто ревнуешь. Ты боишься, что она окажется сильнее тебя! - Она
указала подбородком на склонившихся над скорченным телом Алейтис Кхатеят и
Р'прат.
- Смотри! Они не стали спрашивать, кто она и откуда. Уходи прочь! Ты
не нужна нам! - Закрыв глаза, напрягая тела в невидимом усилии, три женщины
вели бой за Алейтис с преследующим ее врагом.
Н'фрат взяла искаженное лицо Алейтис в свои сильные молодые ладони и,
глядя в остановившиеся потемневшие глаза, прошептала:
- Борись! Борись, Алейтис, борись! Помни, ты сильнее, чем они! Борись!
Н'фрат закрыла глаза и, сконцентрировав всю силу, которой обладала, в
кончиках пальцев, передала ее девушке.
Ракат посмотрела на Алейтис - ее губы беззвучно и вяло шевелились: она
отражала атаки Тарнсиана. Сердито вскрикнув, Ракат кинула короткий взгляд
на Кхатеят и бросилась прочь: в мгновение ока она скрылась среди деревьев.
Алейтис, раскрасневшаяся от вложенной в нее тремя парами дружеских рук
силы, слабо улыбнулась.
- Он отступил... - произнесла она чуть слышно. - На время... - Она
попыталась пошевелиться и тут же тихо ахнула от боли: мышцы, напряженные до
каменной твердости, расслаблялись очень неохотно. - Помогите мне,
пожалуйста.
Опираясь на Н'фрат, она с трудом поднялась. Потом вдруг, резко
выпрямилась, напряглась и повернулась к деревьям, росшим вдоль берега реки.
Черные крылья бешено били вокруг, затмевая все. Это была не атака, но
угроза, указание на то, что он возьмет ее длительной осадой.
Тарнсиан выехал из тени деревьев. Огромная черная громада неумолимо
приближалась. Месть, излучаемая им, обвила ее мозг, сковала голову огненным
кольцом. Алейтис нерешительно дотронулась до висков. Раздался серебряный
звон. Диадема!
Воздух вокруг Алейтис неожиданно стал удивительно ярким, он словно
отвердел. Абсолютная его неподвижность испугала ее больше появления
Тарнсиана. Полная тишина нависла над людьми. Алейтис втянула воздух,
застонала и схватилась за грудь: она не слышала даже собственного
дыхания... Тарнсиан ехал прямо на нее. Его конь делал длинные-длинные,
долгие-долгие шаги. Целая минута уходила на то, чтобы копыта оторвались от
земли, еще минута - чтобы снова коснулись ее. Тарнсиан медленно-медленно
повернул голову и увидел Алейтис. Вот он поплыл вниз с седла - прошла целая
вечность, пока его ноги коснулись земли. Его движения были так плавны, что
создавалось впечатление - это не человек, а сухой лист на ветру.
Тарнсиан выпрямился, взглянул на нее - на его лицо медленно, как
плавящийся воск, наплыла ненависть. Он потянулся к поясу за ножом. И опять
потекли нескончаемые минуты, прежде чем он вытащил нож. Воздух стал еще
гуще. Тарнсиан летел на нее, выставив вперед нож, лезвие которого
красновато блестело в лучах Хорли.
И вдруг ее собственное тело, без всякого ее участия, пришло в
движение. Она громко охнула, руки ее вытянулись вперед. Изумленная, она
наблюдала за тем, что происходило с ее телом. Вот одна нога ушла вперед и
вверх, другой она оттолкнулась от земли и - в стремительном прыжке - выбила
нож из руки Тарнсиана; по медленной спирали оружие полетело прочь.
Потом она приземлилась и, отскочив в сторону, легко уклонилась от
попытки Тарнсиана схватить ее. Потом руки ее, сцепившись в замок, нанесли
удар в затылок Тарнсиана, медленно проплывавшего мимо.
Внезапно тело нападавшего начало двигаться быстрее.
Она услышала тихий треск - как будто сломалась под ногой сухая ветка.
Раскинув руки, Тарнсиан перекувырнулся, ударился о землю и остался лежать,
странно скрючившись.
Алейтис, ощущая внутри растущий ужас, смотрела на него. Не обращая
внимания на изумленные возгласы женщин, она упала на колени перед
поверженным врагом и попробовала поднять его. Голова Тарнсиана болталась,
как у старой тряпичной куклы. Глаза были закрыты, губы испачканы пылью. Она
тронула его за шею и почувствовала, как свободно двигаются под ее пальцами
перемолотые кости.
- Я не хотела... Я не думала... - Алейтис начала убирать грязь с его
лица, на котором воцарилось странное спокойствие. - Тарнсиан... - тихонько
позвала она. Он выглядел до смешного похудевшим, молодым. Смерть смыла с
его заострившегося лица маску зла. - У него никогда не было даже шанса
стать... - Она беспомощно опустила на землю мертвую голову.
Потом дотронулась до диадемы.
Услышав чистые прозрачные ноты, она почувствовала отвратительное
головокружение. Музыка казалась невероятно красивой в наступившей тишине.
Она схватила диадему, дернула за золотые сплетения. Звуки стали громче,
боль раскаленными иглами вонзилась в мозг. Она вскрикнула и опять
провалилась на тысячу миль в черноту.
Придя в себя, Алейтис обнаружила, что голова ее лежит на коленях у
Кхатеят, а Н'фрат омывает ее лицо холодной речной водой. Она оттолкнула
руку молодой колдуньи и, поднявшись, спросила:
- Где он?
- Мы отдали его реке. - Кхатеят встала рядом.
Они вместе подошли к воде.
- Его дух вернулся во владения Р'ненаваталава, - тихо произнесла
Кхатеят, не сводя взгляда с потрясенного лица девушки. - Когда он снова
родится, пусть его жизнь окажется счастливее...
- Он был рабом своей силы... - Алейтис начала плакать. Колдунья
заключила ее в свои объятия, пытаясь успокоить. Алейтис всхлипывала до тех
пор, пока в горле не запершило, а судороги не начали сотрясать все ее тело.
Н'фрат подошла к ним с чашкой дымящегося жидкого даза. Она сурово
посмотрела на Алейтис, в изумлении уставившуюся на воду. В приливе вины и
печали, Н'фрат погладила волосы Алейтис:
- Выпей это, и ты почувствуешь себя лучше.
Алейтис всхлипнула, взяла чашку, глотнула горячего острого напитка и
тяжело вздохнула.
- Он был очень плохой человек, и я не понимаю, почему ты...
Прислонившись к плечу Кхатеят, Алейтис виновато улыбнулась:
- Он был первым живым человеком, которого я... убила собственными
руками. И... и, в каком-то смысле, именно таким его сделала тоже я...
Н'фрат посмотрела на нее и покачала головой:
- Он был плохим человеком, и для всех будет лучше, что он мертв. - Она
уперлась одной рукой в бедро, внимательно глядя на Алейтис. - Если у тебя
есть враг и он на тебя нападает, убей его. Таков закон. - Она мягко
улыбнулась и, подняв руку, прочертила в воздухе круг, - Таков закон живой
природы.
- В горах нас учат не так, - печально заметила Алейтис. - Но я
понимаю, что должна сейчас постичь другие законы. У меня все еще впереди. И
мне все еще необходимо перебраться на ту сторону Великого Зеленого. - Она
встала, потянулась и повернулась к колдуньям: - Итак, вы возьмете меня?
Кхатеят вздохнула:
- Мы спросим у Р'ненаваталавы. Ты понимаешь, что только тогда ты
сможешь пойти с нами? Если ОНИ возьмут тебя под свою защиту. Иначе - ты
погибнешь, покинув это место. - Она развела руки. - Таков закон моего
народа. И это необходимый закон. Жизнь у нас на равнине Вазаель Вер
трудная.
- Я понимаю. И принимаю. - Алейтис подошла к берегу реки,
остановилась, глядя в воду. - Мне ничего не остается. Но позволь тебя
спросить: как ты спросишь их? И когда?
Кхатеят посмотрела на небо, на солнце.
- На восходе лун. Тогда сама увидишь, как это делается. - Она тихо
засмеялась и кивнула Н'фрат: - Н'фрат и ты, Р'прат, приготовьте лагерь,
ладно?
- Хорошо, Кхатеят. - Молодая колдунья заколебалась, явно расстроенная.
- А Ракат все еще не вернулась. За ней пошла...
- Не беспокойся о ней, - перебила ее Кхатеят. - Иди и делай, что я
сказала. - С печальным вздохом Кхатеят дотронулась до ее щеки.
Алейтис посмотрела вслед уходящей Н'фрат.
- Почему?..
Кхатеят отвернулась:
- Понимаешь, девочка, тебе нельзя будет взять с собой коня...
- Как?! - Алейтис схватила за руку колдунью. - Почему нельзя?!
- Конь - это роскошь, которую мы не можем себе позволить. - Кхатеят
улыбнулась. - Кажется, ты к нему привязана. Тебе ведь не хотелось бы
увидеть его в котле в виде жаркого?
Алейтис содрогнулась.
- Кровавые клыки Ашлы! - воскликнула она.
- Если ты оставишь своего коня здесь, его подберет какой-нибудь
караван, приходящий на таджарат. Тот, кто возьмет его себе, хорошо
позаботится о твоем коне, о таком прекрасном коне... Так что о его судьбе
можешь не волноваться.
Алейтис мрачно ковыряла траву большим пальцем ноги.
- Я буду скучать о нем, - пробормотала она горестно. - О, Мадар! Ведь
это все, что осталось у меня от той жизни!
- Сядь, Алейтис, и расскажи, как тебя сюда занесло. - Кхатеят кивнула
в сторону дерева, возле которого сидела Алейтис, когда они увидели ее в
первый раз. - Думаю, что история эта весьма интересна.
Алейтис выбралась из своего чена, выпрямилась, потянулась, чтобы
расправить онемевшие после ночного сна суставы, и с наслаждением ощутила,
как приятная шелковистая ткань, из которой была сшита ее новая одежда,
ласкает ее отдохнувшее тело. Она присела перед низким тентом и,
пробежавшись ловкими пальцами по огненным прядям, вытащила кисточки из кос.
Потом она принялась расчесывать волосы костяным гребнем. На миг в ней
вспыхнуло воспоминание о Тванит, улыбающейся, выговаривающей Алейтис за ее
тщеславие; сердце защемило от тоски.
Она тряхнула головой и с удовольствием стала вбирать в себя звуки,
запахи и картины пробуждающегося лагеря: кряхтение - это мальчишки
раздирают грубыми костяными гребнями свою густую желтую шерсть... тихое
шипение костров ид'р-пат, дым которых пахнет травами... усиливающийся запах
жареного мяса и горячего даза - это загораются костер за костром... шутки
женщин, готовящих завтрак для младших и старших детей. Отдельные кусочки
картины сплетались в пестрое полотно-гобелен.
Алейтис перевязала свои густые косы тонкими кожаными ремешками с
кисточками и перекинула их за спину - такая прическа гораздо удобнее, чем
непослушная огненно-рыжая копна. Она посмотрела на соседний чен и
вздохнула: Кхатеят наклонилась над костром, помешивая в горшке даз. Женщина
подняла голову и, увидев Алейтис, махнула ей рукой, приглашая подойти.
Алейтис, сидевшая на коленях, прыжком выпрямилась:
- Доброе утро, хас-хемет.
- Нате хрей, Алейтис-юная. - Кхатеят положила ложку, перевернула на
сковородке кусок жареного мяса. - Ты голодна?
- Просто умираю с голоду, - сморщила нос Алейтис. - После этого
перехода через горы я никак не могу наесться. - Она махнула в сторону
голубоватой линии на горизонте, на востоке.
Кхатеят усмехнулась, кивнула, воткнула длинную двузубую вилку в кусок
мяса и положила его на тарелку:
- Вот так, Лейта, даз тоже уже готов - бери себе чашку.
Оставшееся мясо она положила на другую тарелку.
Алейтис с любопытством огляделась вокруг.
- А где остальные?
- Охраняют стада. - Заметив недоумевающий взгляд девушки, Кхатеят
добавила: - От набегов соседних племен. Вот завтра оставим реку и можно
будет тогда немного отдохнуть. - Она накрыла приготовленную еду куском
полотна, взяла свою тарелку.
Алейтис прожевала сочный кусочек мяса, проглотила его и серьезно
спросила:
- Мне не понятно одно: почему Ракат так меня ненавидит? Я ведь ей
ничего не сделала.
Кхатеят сжала губы, ковырнула мясо в своей тарелке:
- Что это за мясо?! Надо полагать, что несчастное животное плелось
сюда от самого начала Вазаель Вер.
Алейтис почувствовала, что вопрос не понравился женщине и она не хочет
отвечать на него. Лицо ее замкнулось. Алейтис, потягивая горячий даз,
думала, как бы смягчить ситуацию. Внезапно она увидела высокого худощавого
мужчину, прошедшего мимо, и задала вопрос:
- Расскажи мне вот об этом человеке.
- Об этом рабе?
- Угу. Я думала, вы убиваете всех пленных чужаков.
С видимой неохотой Кхатеят установила тарелку в ненадежном равновесии
на своем колене и повернулась к Алейтис.
- А если я попрошу тебя забыть об этом, а, Алейтис?
Правая бровь Алейтис удивленно приподнялась. Она задумалась:
- О чем я должна забыть?
Кхатеят вздохнула:
- Ты взрослая женщина, ты носишь ребенка...
Алейтис усмехнулась:
- Так где вы его нашли?
- Он принадлежит Ракат. Забудь о нем, Лейта.
- Но, Кхатеят, друг мой, любопытство не дает мне покоя.
Старшая женщина вздохнула:
- Хорошо. Но давай не возвращаться к этому в дальнейшем, прошу тебя.
Он прилетел вместе с метеором. Метеор упал в озеро, в западной части Вера.
А его мы поймали, когда он выползал из воды.
Алейтис хитро прищурилась:
- Но это не все, да?
- Он принес в наш мир диадему. - Кхатеят говорила довольно тихо, но
взгляд ее беспокойно сновал из стороны в сторону. - Он ее украл. Он вор и к
тому же чужак. Ему нельзя доверять. Но по какой-то причине Р'ненаваталава
не позволяет убить его. Хотя призвала нас не доверять ему. - Она посмотрела
в глаза Алейтис и повторила с нажимом: - Ему нельзя доверять ни в чем!
- Я думаю...
- Что именно, Лейта?
Улыбка озарила лицо девушки:
- Я всегда считала, что дикие зверьки мне нравятся больше ручных. С
ручными я уже натерпелась неприятностей.
- Есть дикие и есть дикари! Не забивай себе голову ерундой!
- Не беспокойся о моей голове! - Она засмеялась, поерзала на кожаной
подстилке.
Ставвер снова прошел мимо, искоса посмотрев на нее.
Она проводила его взглядом - Ставвер обогнул край хребта и пропал.
- Алейтис! - Голос Кхатеят был тверд. - Чтобы пересечь Вер,
понадобится пять месяцев. Я знаю, что ОНИ наложили на нас бремя - довести
тебя до гор, но... Подумай сама! Если ты будешь вести себя слишком активно,
нам не избежать кровопролития!
Алейтис протрезвела.
- Ты права, хас'хемет, я понимаю. Я просто пошутила. - Она наклонилась
вперед, тронула старшую женщину за рукав. - Если я сейчас веду себя, как
глупое дитя, то только потому, что первый раз за долгое время мне выпал
случай чуть-чуть повеселиться. - Она выпрямилась и похлопала себя по
животу. - Еще пару месяцев, и мой малютка решит вопрос однозначно: никаких
глупостей, и точка! - Она осушила чашку и отправила в рот еще один кусочек
мяса.
Кхатеят невесело ковырялась в своей тарелке.
- Лейта, извини, мне очень хотелось бы, чтобы... - Она быстро
прожевала кусочек мяса, запила глотком горячего даза. - Хочешь ты этого или
нет, но ты станешь клином, вбитым между нами. - Некоторое время она
задумчиво жевала. Потом, увидев, что к лагерю направляются пять всадников -
пять маленьких фигурок, поднялась.
- Лейта! - нерешительно произнесла она и, глянув на приближающихся к
лагерю, попросила: - Лейта! Ты не могла бы... куда-нибудь уйти, на
некоторое время? Понимаешь, лучше не напирать с самого начала. По
возможности.
Быстро встав, Алейтис тронула ее за руку:
- Я понимаю. - Она поставила кружку в тарелку, передала ее Кхатеят,
повернулась и ушла прочь.
Оказавшись в дальнем конце херрета, она посмотрела в сторону деревьев,
обозначавших берег реки.
- Кхатеят добра, - пробормотала она. - Но я - всего лишь чужак. Ее
личные интересы и интересы своих всегда будут стоять для нее на первом
месте. - Она поддала ногой засохший кусок грязи, который попал в шатер и
вызвал недовольный плач ребенка - очевидно, он больно ударил малыша,
лежавшего у самой стены.
- Не принимай близко к сердцу подобные неприятности, Лейта. Держи
голову пониже и не поднимай шума. Кхас!
Она бросила взгляд через плечо и увидела косматую беловолосую голову
похитителя диадемы, маячившего неподалеку. Насвистывая сквозь зубы, она
направилась в сторону деревьев. Белая голова поплыла следом. Достигнув
берега, она набрала пригоршню камешков и уселась на траву, дожидаясь, пока
раб незаметно приблизится к ней. Камешки один за другим шлепались в воду.
- Весьма бесцельное занятие!
Она обернулась, намеренно широко раскрыв глаза, и подчеркнуто
внимательно осмотрела его с ног до головы:
- Раб!
Он сморщился.
- Лучше зови меня Ставвер. - Он присел рядом, оглянулся.
- Со стороны лагеря тебя не увидят. К тому же сейчас время завтрака.
Ты уже ел?
- Да. - Он с нескрываемым любопытством рассматривал ее.
- Ты инопланетянин?
Он удивленно приподнял брови.
- Верно, - согласился он и, взглянув на солнце, переместился в
ненадежную тень грубокорого бидаракха. - А как ты узнала?
- Кхатеят сказала. - Она развернулась лицом к нему, скрестила ноги,
руки положила на колени.
Кожа у него была красная, облазила. Чешуйки слетали с кожи возле носа
и рта, когда он говорил.
"Высокий, тощий... Впрочем, нет, нет, нельзя сказать, что он очень
тощий... Ай-Ашла! Он пролезет в замочную скважину... А голова моя ему едва
по ребра. Он, видимо, был очень белокожий, пока Хеш его не обжег. Как моя
мать..."
Взволнованная этим сравнением, она заглянула в его глаза. "Кхас! -
разочарованно подумала она. - Как водянистое молоко... А у Врия глаза
зеленые..." - Она подавила смешок. Белые, как лунный свет, волосы; торчали
космами. Борода тоже была неопрятная.
- Довольна, юная загадка? - Его длинные зубы сверкнули из-под густых
усов.
- Почему ты так меня называешь?
- Загадкой? - Он пожал плечами. - А разве ты не загадка? Ты ведь не из
шедвей, или, как их еще называют... медвей. С такими-то волосами. - Он
усмехнулся, показывая на ее огненно-рыжие волосы. - И ты не рабыня. Ты
вдруг возникаешь ниоткуда, тебя оберегает целая банда колдуний. Ты с
какой-то тайной целью отправляешься в поход через враждебную равнину. Цель
эту не знает никто в лагере, кроме тебя. И местные боги почему-то
благоволят к тебе. Итак, загадка! Правильно?
- Ну ладно, а ты сам? - Она нервно забарабанила пальцами по коленям. -
Ты здесь почему? Зачем звездному скитальцу прилетать на Ядугар?
Он печально улыбнулся:
- Не было выбора. Или Ядугар, или встреча с весьма разумными пауками,
которые меня терпеть не могли, особенно после некоторых дел.
- Пауки?
- Ищейки Р'москлы шли по моему следу. Хотели кое-что у меня отобрать.
- Он прищурился и зло улыбнулся.
- Кхатеят сказала, что ты вор. И что я тебе не должна верить ни в чем.
- Она пренебрежительно посмотрела на сидевшего перед ней Ставвера,
нечесаного, немытого, неряшливого.
- Тогда иди ко мне сюда, где я могу с тобой как следует поговорить. -
Он раскрыл руки для объятия и лениво усмехнулся. Она пересела поближе.
Теперь его рука обнимала ее плечо.
- Ведь так гораздо более по-дружески, верно? - осклабился он.
- Но, тем не менее, не очень благоразумно с моей стороны.
Он опять усмехнулся:
- Если нас поймает Ракат, то уж наверняка она немного попортит твою
беленькую шкурку.
- О, она так дорожит тобой? Ты такой ценный приз?
- Редкий, - сухо произнес Ставвер, прислонившись спиной к бугристому
стволу бидаракха. - Это ее причуда, не моя.
- А какой он твой мир? - У Алейтис перехватило дыхание - она
приближалась к вопросу, который хотела задать, но старалась, чтобы голос не
выдал ее волнения.
- Я был там так давно, красавица, очень давно. И понадобится год,
чтобы рассказать о всех мирах, какие я видел.
- Мне нужно выбраться с этой планеты, - медленно произнесла она. - Ты
умеешь управлять звездным кораблем?
- А как, по-твоему, я сюда попал? - Оп взял ее за подбородок и
заглянул в глаза: - Кто ты?
- Я родилась в горах. - Она рывком освободилась и кивнула в сторону
востока. - В одной горной долине я провела всю свою жизнь, кроме, разве
что, последних нескольких месяцев.
- Гордая девушка! - Мужчина повернул ее за плечи. - Что тебе тогда
делать там? - Он показал рукой на утреннее небо. - Тебя слопают, как
комара, который обитает возле пруда, где полно жаб. Так зачем тебе туда?
- Зачем? - Она поморщилась. - Это мое дело!
Ставвер потянулся, улыбнулся лениво. Глаза его сузились, усы скрыли
рот. Теперь он напоминал кота в жаркий день, но это была лишь поза,
видимость. Алейтис чувствовала исходившую из него интенсивную вибрацию
любопытства, желания.
- Как же ты думаешь выбраться отсюда?
Алейтис ничего не ответила, лишь пожала плечами,
"Однако чем черт не шутит!" - подумала она.
- Сначала нужно кое-что пояснить. Гм-м... А скажи мне, великий
похититель, в своих замечательных странствиях слышал ли ты о расе Врийя и о
планете Вритнан?
Выражение лица похитителя напомнило Алейтис гарба, который съел сливки
и теперь опасается быть обнаруженным.
- Да, я слышал, - наконец выдавил он из себя.
- Расскажи, что тебе известно?
- И это просит девушка с гор! О, боже!.. Откуда можешь ты знать эти
названия? - Он наблюдал за ней с хитроумным отблеском в светлых глазах.
Алейтис погладила ладонью мягкую кожу своих шаровар. Текла, тихо
журча, река, шелестел листвой деревьев ветерок, а она пыталась решить
проблему, нащупать верную тактику, помня предупреждения матери: "Никому не
говори, что ты частично Врихх!"
Да и Кхатеят советовала не доверять этому человеку ни в коем случае!
Но... Алейтис посмотрела на раба, напряженно хмурясь, стараясь оценить его
потенциальную опасность.
"Я с ним справлюсь, - решила она наконец. - После всего, что я
перенесла, после Тарнсиана... Однако не надо спешить!.."
- Эти названия сказал мне один человек...
- Какой человек? - Ставвер сидел совершенно неподвижно, на губах
по-прежнему играла равнодушная ухмылка. - Как он выглядел?
Она пожала плечами:
- Какое это имеет значение? Ты ведь его не знаешь! И никогда не будешь
знать!
Он притянул ее к себе, обнял за плечи, погладил по спине. Она со
вздохом откинула голову на его жилистое плечо и посмотрела ему в глаза.
- А ты, наверное, думаешь, что он был Врихх? - Она рассмеялась и
расслабилась. - Нет, - покачала она головой. - Это был всего лишь
грезителъ, музыкант из моей долины. Мой любимый. - Она снова вздохнула. -
Он был чуть-чуть выше меня, с темными волосами, с карими глазами... О, даже
дрожь по телу при воспоминании. Был... был... Теперь он слеп...
Похититель прищурился, вокруг глаз образовалась сеточка морщин.
- И поэтому ты покинула его?
Алейтис резко ударила его локтем в живот и отскочила, сопровождаемая
стоном боли, вырвавшимся у не ожидавшего такого поворота дел Ставвера.
- Будь ты проклят! Ай-Ашла! Да я бы и сейчас была с ним, если бы не...
Она закрыла глаза, слезы защекотали щеки и шею.
Чувство потери и вины разгорелось в ней горячим костром. Минуту спустя
она почувствовала, как его рука, успокаивая, гладит ее спину. Он снова
осторожно положил ее голову на свое плечо. Он молча обнимал ее, легонько
баюкал, пока она не успокоилась.
Алейтис вздохнула и открыла глаза. Боль прошла.
- Я убежала, потому что они собирались убить меня. Привязать к столбу
и развести у ног костер.
Брови его взлетели, потом опустились. Возле уголков рта прорезались
глубокие морщины. Он погладил ее обнаженную руку, чуть задержавшись на
чувствительном месте около локтя.
- Я тебя сразу заметил, как только колдуньи привели тебя сюда.
Алейтис позволила себе расслабиться, пытаясь точно определить, какие
чувства испытывает. Когда его ладонь осторожно легла ей на грудь, она
почувствовала, как учащается ее дыхание, становится все более прерывистым.
Вихрь эмоций не давал ей думать. Она вся пылала... ненавидя и желая
одновременно...
Он начал ласкать ее золотисто-янтарное тело, и она не стала
сопротивляться. Быстрой тенью мелькнула хладнокровная мысль: "Он из
внешнего мира, а именно туда я и должна выбраться!" Алейтис чуть
отстранились.
- Ракат... - прошептала она.
- Там... в кустах... есть небольшая... полянка, - хрипло, отрывисто
произнес он. Они поднялись и, толкаемые холодным благоразумием, углубились
в заросли раушани.
Некоторое время спустя Ставвер, облокотившись о землю, наблюдал, как
Алейтис заново переплетает свои волосы.
Потом она стряхнула с себя листья и травинки и через голову натянула
куртку-тунику.
- Ты колдовская женщина, - сказал он задумчиво.
Алейтис возилась с завязками туники, продевая их в дырочки и бросая на
Ставвера быстрые взгляды исподлобья.
Он почесал подбородок.
- Ты притягиваешь мужчину, как магнит. В тебе есть что-то неуловимое,
неподдающееся... Я имел и более красивых женщин. - Он хитро посмотрел на
Алейтис и добавил: - Более интересных... - Увидев, как сердито запылали ее
щеки, он немного помолчал, потом, покачав головой, спросил: - А откуда этот
твой музыкант-грезитель узнал о Врийя?
Фыркнув с отвращением, Алейтис продела в шаровары сначала одну ногу,
потом вторую и принялась зашнуровываться.
- Он знал других женщин!!! Ахай! Ну и ползи к своей Ракат! - Она туго
затянула шнурки, завязала их крепким узлом.
Он поймал ее за щиколотку.
- Отпусти меня! - приказала она, угрожающе занося над ним кулак.
Он засмеялся, потянул ее к себе и, когда она упала, усадил на траву,
примятую их телами.
- Так откуда же он все-таки узнал о Врийя?
- Ты упрямый кхпизерисар!
- А что это такое?
Она засмеялась, дернула его за бороду, потом еще раз.
Ставвер, вскрикнув, положил Алейтис на спину и навалился сверху всей
своей тяжестью.
- Предлагаю сделку, - пропыхтела она.
- А именно?
- Расскажи мне все, что знаешь о Врийя, а я, возможно, расскажу... как
мы могли бы выбраться с Ядугара...
Он откатился в сторону, сел.
- Кажется, иначе ответа мне не получить, не так ли?
Алейтис поднялась на колени, стряхнула мусор с одежды и, прищурившись,
взглянула на Ставвера:
- Надень штаны, идиот. И не надейся, что ты меня отвлечешь,
демонстрируя... свои мужские атрибуты. Если бы тебя увидела Ракат...
Он улыбнулся, натянул рубашку и штаны,
- Всякий раз, когда я натягиваю эти тряпки, у меня мурашки пробегают
по коже. Время идет...
- Сколько уже?
- Времени хватит, если мы не будем его терять. Скоро мне нужно идти
ставить навесы.
- Итак?
Он провел ладонями по траве, задумчиво взглянул на нее и произнес:
- Понимаешь, Алейтис, Врийя хранят одну тайну, разгадку которой я не
променял бы даже на близость с тобой.
- Ахайя! Ми-машуг! Что же это такое? - Она вспомнила слова матери.
- Координаты их родной планеты, дитя мое! - Он со свистом втянул
воздух, устремил взгляд в пространство. - Считается, что их планета - самая
большая, самая сказочная сокровищница Галактики. - Он вздохнул, прислонился
спиной к одинокому балуту, росшему в кругу раушани. - Легенда гласит, что
Врийя - прирожденные путешественники, скитальцы и коллекционеры. Некоторые
называют их скрягами, потому что они никогда ничего не продают из своих
сокровищ, и никто их никогда больше не видит...
Ставвер облизал пересохшие губы и, сцепив руки за головой, жадно
посмотрел на зеленоватое небо, просвечивавшее сквозь листву.
- Разбросанные по всем звездным закоулкам, - мечтательно прошептал он,
- Врийя мчатся на своих маленьких кораблях. Каждый их корабль - уникальное
произведение, созданное, как они сами говорят, в соответствии с духом его
владельца. Я видел их не раз...
Голос Ставвера стал отрешенным, лицо замкнулось - зависть и жадность
грызли его.
- А откуда ты знал, что это их корабли?
- Ха! Ошибка исключается... Да, ты не можешь понять этого...
Он посмотрел на свою ладонь.
- О, боже! Я отдал бы... Ну неважно. - Он хитро усмехнулся. - Дьяволы,
они шныряют повсюду - куда только захотят, туда и отправляются, словно им
принадлежит все пространство, вся эта чертова Галактика. Говорят, что...
- "Говорят, что"... Значит, наверняка ты ничего не знаешь?
- А ну, успокойся! Ты сама меня просила, слушай!
Она отстранила его руку:
- Ладно. Давай дальше. Но поскорее!
- Врийя - необычные торговцы. Они пикируют на новую планету и через
некоторое время покидают ее, унося с собой то, что им понравилось. A
нравятся им только самые красивые и редкие вещи, рожденные гением и соленым
потом...
Голос его снова стал тише:
- Они являются и забирают себе все бесценные вещи.
Алейтис тронула его за руку. Он вздрогнул, раздраженно взглянул на
нее, словно она вырвала его из приятного сна.
- А что они дают взамен? - спросила она. - Или они воры почище, чем
ты?
- О, они не воруют, они честно обмениваются. - Взгляд его опять
затуманился, пальцы сжались в кулаки. - Конструкции, машины, способные
сделать все, что угодно. Просто грех даже называть эти создания машинами...
Если ты, например, хочешь... - Он замолк, подбирая слова. - Чертов язык!
Если ты хочешь изменить облик... да, именно облик целой планеты,
переформировать ее по своему желанию, то врихх сделает тебе такое
устройство, причем оно будет такой величины, что поместится у тебя в
ладони. Я видел одно такое... но сделают они это только в том случае, если
у тебя есть то, что нужно им. Можешь просить любое устройство - для
строительства, шитья, вязания, ткачества - и врихх сделает его тебе. Если,
повторяю, у тебя есть кое-что, что нужно им. И, разумеется, если ты найдешь
этого врихха, когда он тебе понадобится...
Оп в задумчивости потеребил усы.
- Нашлись дураки, которые хотели разобрать их машины, чтобы
посмотреть, как они работают... - Он захихикал. - Теперь они уже не дураки,
а мертвецы! Была у меня одна штука - врийя могли ей заинтересоваться, но
сейчас ее у меня уже нет...
Он снова сжал кулаки, так что побелели суставы, и, прищурившись, хмуро
посмотрел на Алейтис.
Девушка, наблюдавшая за сочащимся сквозь листья пугающе-кровавым
светом Хорли, медленно повернула голову и пристально всмотрелась в лицо
раба, похитителя, Ставвера. Нос его показался ей хищным клювом какой-то
степной птицы.
- За врийя пытались следить, незаметно преследовать... - Он говорил
тихо, четко проговаривая каждое слово, будто смакуя его. - Их пытались
обмануть, подкупить - но эти подлецы дьявольски хитры и непредсказуемы в
своих поступках. Некоторые, я слышал, хвастались, будто нашли координаты
Вритнана, но это было пустое бахвальство.
- А как выглядят врийя? - Голос Алейтис опять нарушил его приятные
грезы средь бела дня. Он вздрогнул.
- Я думала, ты видел хоть одного из них...
Ставвер почесал облупленный нос, посмотрел на нее внимательнее:
- Будь у тебя кожа посветлее, ты вполне могла бы сойти за врийянку...
Глаза, правда, слишком голубые. Я действительно видел однажды врийянскую
женщину в... ну, в общем, в одном месте, куда я проник не совсем законным
путем. Тогда я был занят своей профессиональной деятельностью, так
скажем... Она стояла не очень близко от меня, но я все же рассмотрел ее.
Огненные волосы, зеленоватые глаза, удивительно красивая кожа, как твоя, но
только молочно-белая. Говорят, они все такие - белокожие, с рыжими волосами
и зелеными глазами. Я как-то слышал, что один старик тоже видел ту же самую
женщину, в первый раз, когда был совсем мальчишкой, а во второй - уже
дряхлым стариком. А женщина не изменилась совершенно! Кто его знает, может,
старик впал в детство, а?
Алейтис потерлась спиной о ствол раушани, потом отломила ветку и
замахала ею, как веером, немного оживляя воздух, ставший жарким,
неподвижным.
Ставвер, прищурившись, задумчиво смотрел на нее.
Его глаза ожидающе посверкивали.
Губы Алейтис вдруг сложились в нерадостную улыбку.
- Кхатеят советовала тебе не доверять. - Она пожала плечами. - Но,
черт побери, что мне еще остается?! Да, я наполовину врихх. Моя мама
покинула меня еще во младенчестве, прежде чем я научилась ходить, но
оставила мне указания, каким образом я могу найти ее. И если ты будешь мне
помогать, я тоже помогу тебе - попасть на Вритнан.
С минуту он сидел неподвижно, устремив на Алейтис свои светлые
остановившиеся глаза. Наконец он сглотнул, нервно хмыкнул и, судорожно
вздохнув, спросил:
- Но почему... почему ты обращаешься ко мне?
- У тебя есть друзья... там, наверху? - Она кивком головы указала на
небо. - Кто-нибудь прилетел бы сюда, если бы получил от тебя сигналы?
- Да... есть у меня несколько знакомых, к которым, в случае чего,
можно было бы обратиться за помощью...
- Знаешь ли ты торговые транспортные корабли империи Романчи? Сможешь
ли справиться с прибором на одном таком корабле, чтобы послать сигнал о
помощи?
- Торговец Романчи? - Он подпрыгнул и подался вперед. - Ты знаешь, как
найти здесь корабль Романчи?
- Думаю, да. На этом корабле много столетий тому назад прилетел мой
народ. Мама передала мне, что он должен быть еще здесь, на месте посадки.
Она нашла в библиотеке Мари'фата - это дом в моей долине, где мы держим все
паши архивы, - бортовой журнал этого корабля, который потом передали мне
вместе с письмом мамы. Правда, журнал я уже потеряла и не могу сейчас
показать тебе его. Но письмо мамы я помню дословно. Если я проведу тебя в
то место, заберешь ли ты меня с собой, когда прилетят твои знакомые?
- Конечно, - тут же ответил похититель диадемы.
- Ха-ха, да ты бросил бы меня в первую же минуту! Не пытайся меня
обманывать, вор! - Она рассмеялась. - Но теперь ты знаешь обо мне все! Тебе
известно, что я могу найти Вритнан, поэтому ты должен беречь меня как
зеницу ока! Я правильно говорю, вор? С этого дня тебе придется заботиться
обо мне, да, причем получше.
Он смотрел ей в лицо. Его хитроумные глаза превратились в щелки, в
серые щелки на красном облупившемся лице.
- Ты знаешь координаты Вритнана?
- Нет, конечно. Но я знаю, да, да, знаю, - кивнула она, заметив, как
от удивления чуть приоткрылись щелочки его глаз, - путь к узловому пункту,
знаю, как найти этот пункт, и ключ - это я сама! - Она встала. - А сейчас
тебе лучше вернуться в лагерь, хитрый вор! Пора ставить тент и наполнять
бочки водой!
Огромные колеса фургонов съехали с бегущей вдоль реки дороги в том
месте, где река делала петлю, уходя к северу.
Клан медвей, за которым тянулись и стада, вторгся в огромные
пространства степей. Дни потянулись незаметно. Алейтис постепенно свыкалась
с рутинной жизнью лагеря. Она избегала Ставвера, держалась в стороне от
Ракат. Проходили дни, спокойные, без каких-либо особых событий, и Алейтис
начала вникать в тайные, подводные течения жизни клана. Она заметила, что
идет постоянная борьба между ее патронессой, главой группы колдуний, и
предводителем мужской половины местных магов. Тасмие Кхем-ско. Наблюдая за
их скрытым соперничеством, она хладнокровно отсчитывала день за днем, по
мере того как фургоны клана плыли по серо-зеленому морю степи.
Постепенно и сама Алейтис стала спокойна и медлительна, вроде одной из
коровидров. Ребенок в ее чреве подрастал, все более и более округляя живот
и талию.
А мимо скользили тихие жаркие дни.
Сесмат лежала на траве, жалобно постанывая. Из раны над передним левым
копытом тянулась струйка крови. Н'фрат села у головы своей любимицы, по
щекам ее текли слезы. Кхатеят нагнулась и тронула ее за плечо.
- Н'фрат, ты же знаешь, что нужно делать в таких случаях. Если ее
укусил саркет, мы уже ничем не можем помочь бедняжке...
Хрипло вскрикнув, Н'фрат поднялась, уткнулась мокрым лицом в плечо
Кхатеят, все тело ее сотрясалось от горестных рыданий. Кхатеят смотрела
поверх ее головы:
- Шанат... Ре'Шанат... свершим то, что должно свершиться...
- Подождите! - Алейтис обошла херрет, дотронулась до руки Кхатеят и,
покачав головой, посмотрела на нее твердым, но умоляющим взглядом. Глаза ее
потемнели.
- Лучше не...
- Я знаю, и я бы не вмешивалась, если бы действительно не думала, что
могу помочь.
- Что? Помочь? - Н'фрат вытерла мокрые глаза. - Ты сможешь помочь?
- Думаю, да. Но нельзя терять времени. - Алейтис смело смотрела на
Кхатеят. - Бедное животное умирает. Ты позволишь мне попытаться исцелить
его, хас'хемот?
- Ты уверена в успехе того, что собираешься делать?
Встревоженное лицо Кхатеят было красноречивее любого предостережения.
Алейтис без слов понимала, что неудача повлечет за собой самые худшие
последствия.
Алейтис присела на колени возле сесмат, положила ладони на место укуса
и, сосредоточившись, направила всю имеющуюся внутри себя исцеляющую силу в
пальцы.
Черный водоворот мгновенно поглотил ее. Она забыла о диадеме, забыла
обо всем - кроме животного, лежавшего перед ней, и его боли, которая теперь
стала и ее болью, Алейтис застонала - яд проник и в нее, но тут же крепко
прикусила нижнюю губу, подавляя в себе стон. Она отчаянно боролась,
уничтожая силу яда. "Я ни за что не сдамся! Ни за что!!! Ради Завар! -
подумала она. - Ради Вайда. Ради Н'фрат..."
Под веками зажгло, из глаз закапали слезы.
Но вот жжение прекратилось. Алейтис открыла глаза, разжала затекшие
пальцы и, опустив взгляд, увидела совершенно здоровую ногу сесмат - не
осталось даже шрама на том месте, где была рана.
Сесмат вздрогнула, вскочила на все четыре ноги, ударила исцеленной о
землю, задрала голову и оглядела людей яркими добрыми глазами. Алейтис
радостно рассмеялась и попробовала встать, но тут же упала на колени - ноги
не держали ее. Тихо вскрикнув, Н'фрат подбежала к ней и помогла встать.
Кхатеят взяла Алейтис под другую руку.
- Прими нашу благодарность. Р'Алейтис йайати. Ты сотворила то, что нам
не под силу. - Кхатеят мельком взглянула на Ракат - лицо ее пылало. За
спинами собравшихся кружком женщин стоял, нахмурившись, Миаво. - Тебе лучше
немного отдохнуть, Лейта, - спокойно сказала она. - Н'фрат, пойди с ней...
- Лейта, о Лейта, как я тебе благодарна... - Н'фрат взяла ее под руку
и, оглянувшись, попросила Р'прат: - Позаботься, пожалуйста, о Шенти.
- Конечно. - Р'прат взяла сесмат за уздечку.
- Пойдем, Лейта. Ты ведь еще не поставила чен, да? Я сама поставлю
его, а ты посиди, отдохни немножко.
- Спасибо, Н'фри, - поблагодарила Алейтис и оперлась на плечо молодой
шемквия.
Ракат проводила ее пылающим взглядом.
- Чужачка! - сплюнула она.
Кхатеят стремительно обернулась.
- Ракат! - стальным голосом отрезала она. - Ты позволяешь своей
ненависти управлять собой. Ты несправедлива. Стыдись - тебе не дано
почувствовать благодарность за щедрый и добрый поступок.
Ракат мрачно посмотрела себе под ноги, потом пнула травяную кочку и
молча удалилась. За ней потрусила Шанат.
Кхатеят вздохнула, Кхепрат тронула ее за плечо:
- Дальше будет еще хуже, - сказала она печально. - И тут уже ничего
нельзя поделать. Кхатия. Она выбрала себе дорогу и пойдет по ней до конца,
если это будет дорога к собственному самоуничтожению.
- Да, все может быть... - Кхатеят покачала головой. - Но почему?..
Почему она не видит, что представляет из себя этот вор? И не видит, какая
она на самом деле? Лейта - милое дитя, я ее полюбила, Кхепри. В ней есть
храбрость, доброта и даже кроха мудрости - а это довольно много для ее лет.
Кхепри улыбнулась - ее слепые глаза превратились в матовые щелочки.
- Мы довольствуемся тем, что есть, Кхатия, - сказала она, наклонив
голову. - Мы как солнце, как ветер, как дождь... В Ракат всегда была
червоточинка. Наверное, так будет даже лучше, хотя и больно мне это
говорить. Быть может, в дальнейшем она стала бы гораздо опаснее - для нас.
А сейчас, видимо... Я не знаю... Но это не твоя ошибка, сестра.
И снова Кхатеят вздохнула. Потом легонько хлопнула Кхепрат по руке:
- Пойдем-ка ставить чен - уже давно пора.
Чья-то рука легла на плечо Алейтис, она даже подпрыгнула.
- Ставвер! - Девушка закрыла глаза и уцепилась за его плечо, чтобы
сохранить равновесие. - Как ты меня напугал! Посмотри, не появились ли
седые волосы? - Она поспешно огляделась: - Давай-ка уйдем подальше - не
хочу, чтобы мне выцарапали глаза.
- Ты уже забыла про реку? - спросил Ставвер глубоким, нежным голосом.
Его ладони легко касались ее щек, плечей, грудей, талии, лона. Они ласкали,
зажигая в Алейтис огоньки страсти.
- Мадар! - Она оттолкнула мужчину, выскользнув из раскрывшихся было
объятий. - Ты что, с ума сошел?
- С ума - да, по тебе, колдунья!
Она быстро огляделась. Завеса из худосочных деревцев слишком жидка и
ненадежна.
- Слушай, хоть я и женщина - когда ты меня так трогаешь, я ощущаю
слабость в коленках, - но я еще не сошла с ума! Как ты думаешь, почему я
сторонилась тебя? Если только я дам повод, они меня тут же вышвырнут. И
тогда всему конец! Конец посредине этой пустыни. Понимаешь, конец!!! - Она
снова с беспокойством осмотрелась вокруг. - Иди прочь! Иди! Оставь меня!
- Значит, договорились?..
- Что??? - Она поправила выбившиеся волосы, щекочущие лоб.
- Я уйду сейчас, но только если ты ночью придешь в мой чен.
- Ты ненормальный! Конечно, не приду!
Тогда он обхватил ее одной рукой за талию и потащил в сторону лагеря.
Алейтис шипела, вырывалась, но все было тщетно.
- Спокойнее, милая! - хладнокровно смеялся Ставвер. - Нет смысла
поднимать шум!
- Ладно, ладно! - Она пнула его по щиколотке. - Но это ты должен
прийти ко мне! - Она извернулась и снова пнула его. - Отпусти, идиот, или
укушу!
- Ну вот, так гораздо лучше! Да? - Он выпустил ее, сделал шаг назад. -
Как только стемнеет и все угомонятся, жди меня.
Она покачала головой:
- Нет, чуть позже. Но будь осторожен, хорошо? Речь идет о моей жизни,
пойми это! Да, а как же Ракат? Разве она сегодня не потребует от тебя
услуг?
Он пожал плечами:
- У нее месячные. Некоторое время она не будет подпускать меня к себе
даже на несколько шагов.
- Но она может проверить твое присутствие! - не унималась Алейтис. -
Проверить на случай измены.
- Нет, милая моя. В такие дни ей нельзя подходить близко ни к одному
мужчине. И она никогда не осмелится нарушить обычай. Будет сидеть в своем
чене весь день. Ведь если даже тень ее коснется тени мужчины, ее побьют и
ей придется пройти процедуру очищения. Так что она и носа не покажет на
улицу. Мы в полной безопасности!
Алейтис чуть поморщилась:
- Мне противно слушать тебя!
- Такова жизнь, котеночек!
- Ну, ладно, - фыркнула она. - Но в следующем месяце - все! Ищи себе
на ночь другую грелку.
- Но, любовь моя...
- Не называй меня так... ты, аф'и! - Алейтис отодвинулась. - Мне не
нравится. - Она вдруг захохотала и начала отступать к деревьям. - В
следующем месяце у меня будет уже слишком большой живот.
- Жалко. Ну что ж, придется нам довольствоваться сегодняшним днем. -
Он усмехнулся. - До ночи!
Пылающий красный круг Хорли висел за спиной Алейтис, а справа от него
светился голубым пламенем Хеш. Нити водородного кольца, соединяющего
двойное солнце, посверкивали на красном туманном фоне. По степи неровным
полумесяцем брели ид'рве, поднимая тучи сухой пыли, пощипывая на ходу
траву. Фургоны уходили все дальше и дальше, по мере того как нижний край
Хорли поднимался над восточным горизонтом.
Алейтис шагала позади основного стада ид'рве, таща шемкиатский херрет,
следя с помощью специальной боковой вожжи за тем, чтобы животные не
разбредались.
Прямо перед ней в жесткой, как проволока, траве рокотал колесиками
харио-топ, а сзади нее, следуя неписаному закону, двигались херретве других
сентов клана медвей.
Мокасины Алейтис, зашнурованные до самой щиколотки, со свистом
рассекали траву. Миля за милей оставались за спиной. Аккуратно свернутые
туника без рукавов и кожаные шаровары лежали в маленьком кожаном чене,
который Кхатеят подарила Алейтис, а сама Алейтис была сейчас в кочевом
облачении медвей: в ярко-алых длинных свободных штанах из грубой материи,
собранных внизу - для защиты от пыли - на шнурок, и в тунике-блузе, тоже
ярко-алого цвета, с высоким воротником и широкими рукавами, которые
доходили до самых пальцев. На голове ее был белый платок, который
завязывали при помощи алых витых шнурков.
В каком-то безмятежном трансе, лишенная всяких мыслей, шагала она
вперед. За спиной раздавался ставший уже привычным топот сотен копыт.
Животные хрупали сухой травой, которую солнце выбелило до бледной желтизны.
Степь... Жара... Шаг за шагом, от одного островка травы до другого, стадо
двигалось вперед, покрывая за день девять-десять стадий.
Тень Алейтис, падающая ей прямо под ноги, помаленьку укорачивалась -
двойное светило поднималось по своей небесной дуге к зениту... Алейтис
чувствовала себя сытой, сытой и удовлетворенной. Добавить бы к этому
ощущению капельку радости - и тогда все будет хорошо!
И она радовалась. Радовалась упругости своих мышц, радовалась силе,
которой было пропитано все ее тело. Под подошвами мокасин пружинила трава -
источник жизни в степном мире. Алейтис ощущала, как эта вибрирующая жизнь
проходит сквозь все ее тело и устремляется вверх.
- Лейта!
Она подняла голову, отогнула сползший на глаза платок:
- Н'фрат?
Косматая треугольная голова сесмата нависла над плечом Алейтис. Она
почесала кобыле нос.
- Шенти! - улыбнулась она.
Н'фрат, сидевшая на сесмат, с тревогой посмотрела на Алейтис:
- Ты не хотела бы некоторое время проехать в херете?
Алейтис лениво мигнула.
- Нет, - произнесла она сонным голосом, - я себя великолепно чувствую,
Н'фри. В любом случае осталось ехать около часа, - она кивнула на солнце, -
а потом остановка на час большой жары. Сколько еще до колодца?
Н'фрат перебирала поводья.
- После остановки садись в херрет, Лейта. Тебе понадобятся силы. - Она
сомкнула губы, ее юное лицо было взволнованно. - Сегодня ночью лагерь
разводить не будем. Придется идти всю ночь.
Немного нахмурившись, Алейтис внимательно всмотрелась в ее лицо:
- А как же стадо?.. - Она помахала рукой в сторону ид'рве. - Ведь ему
это на пользу не пойдет, верно?
Вожжа чуть-чуть дернулась, отвлекла ее на секунду.
Она приструнила животных и снова повернулась к Н'фрат:
- Но ведь сегодня к ночи мы должны были дойти до колодца. Шрима
сказала об этом утром... Я точно помню...
- Колодец отравлен. - Лицо Н'фрат посуровело, отвердело. - Кхем-ско
выехал вперед, на разведку, и обнаружил возле него три семьи гексхеве,
которые умирали от этой воды. Он послал назад мальчика с вестью, а сам
двинулся дальше, искать воду. Новый колодец будет только завтра. Там и
устроим ч'чия, чтобы найти бвобиапа, сотворившего все это. - Лицо ее стало
мягче, она улыбнулась. - Так что лучше садись в херрет. А чанерев возьму я.
Она прищелкнула языком, сесмат побежала вперед, догоняя остальных
шомхиатве, ехавших группой.
Алейтис гневно пнула ногой высокую траву. Отравить воду... что может
быть страшнее подобного преступления, в этих почти безводных просторах?!
Губы ее изогнулись.
"Я сама начинаю верить в то, что приношу несчастье..." В ту ночь было
необычайно тихо - ни разговоров, ни свиста, ни смеха - всего того, что
обычно сопровождает марши через степь. В грозно нависшей тишине раздавалось
лишь жалобное мычание да редкие вздохи подгоняемых животных - они не хотели
идти, им был необходим отдых. Ночь вступила в свои права, и мычание уже не
смолкало, - скот устал до изнеможения. Телята не поспевали за взрослыми
животными, они падали и погибали под их копытами. Алейтис, сидевшая в
херрете, содрогалась всякий раз, когда до нее доносилось беспомощное
мычание отставшего или затоптанного теленка. В конце концов нервы ее не
выдержали, и она, плотно зажав ладонями уши, рухнула лицом вниз.
Казалось, отчаянному ночному маршу не будет конца - это был дикий
кошмар. Начался второй день перехода. К счастью, еще до наступления большой
жары измученные животные достигли небольшого мелкого озерца и жадно стали
глотать мутноватую воду. Алейтис выбралась из фургона, потянулась затекшим
телом. Там, где пролегал маршрут, стаями кружили стервятники. Алейтис
повернулась к стаду, и губы ее плотно сжались, побелели - количество телят
заметно поубавилось.
Ее заметила Н'фрат и поспешила подъехать.
- Плохи дела? - спросила Алейтис с болью в голосе.
- От молодняка осталась всего треть. Могло быть и хуже. - Н'фрат
потерла ладонью усталое, запыленное лицо. - Теперь придется забивать
меньше, чем предполагалось. Лейта...
- Что, Н'фрат?
- Понимаешь ли, люди... В общем, люди очень злы сейчас. Я уверена, что
ты не имеешь совершенно никакого отношения к тому, что с нами произошло...
Но постарайся понять их состояние - ты ведь знаешь, как они относятся к
чужакам... Сейчас они готовы разорвать на куски первого попавшегося. Тебе
лучше не показываться им на глаза. Оставайся в херрете. А остальное - это
дело нашего клана. Мы сами во всем разберемся.
Алейтис кивнула:
- Спасибо, Н'фри.
Когда над равниной опустилась глубокая ночь и над горизонтом всплыли
две полные бледные луны, Ааб и Зеб, весь клан медвей собрался у костра,
разведенного на влажном берегу озера. Люди едва сдерживали кипящий гнев,
лица их были мрачны и замкнуты. Они сидели полукругом примерно на
расстоянии двух херретов от огня. Вот к костру, возле которого были
набросаны меховые шкуры, торжественно и серьезно направился Миаво. Он
уселся, скрестив ноги, и установил между коленями бубен.
Мгновение помедлив, Миаво коснулся туго натянутой кожи, пальцы его
выбили дробный узорчатый ритм. Уставившись в огонь, он принялся правой
рукой выстукивать основной ритм, в то время как левая рука не давала бубну
затихнуть.
Ракат выпрыгнула на влажный песок у края воды, красные отблески огня
заплясали на ее лоснящемся от масла теле. Выбивая ногами контрритм, изогнув
над головой руки с трепыхающимися наподобие маленьких крылышек ладонями,
она сделала один круг, остановилась и, покачиваясь, протянула руки к
серебряным отражениям Ааб и Зеб, плывущим по спокойной черной воде озера.
Молча, одна за другой, все Шемхани сели полукругом, лицом к Кхем-ско.
Голос Кхатеят влился в треск пламени, когда она запела на древнем языке:
"Р'ен'фрат, кхесавсеф верет колхизов чре ягика..."
Покачиваясь, поднялась Н'фрат, над озером поплыл ее чистый юный голос.
Ракат снова оживилась, танцем сплетая парящую песню, рокот бубна в единую
нить.
Сидя в херрете шеквия, в полной темноте, Алейтис наблюдала за танцем.
Она чувствовала некоторую неловкость, но, побуждаемая ненасытным
любопытством, все-таки не осталась в своем чене.
Алейтис осмотрелась, вокруг - молчащий лагерь.
"Мне там делать совершенно нечего, - подумала она. - Они приковали
Ставвера на эту ночь". - Ее передернуло при одном воспоминании об этом.
Со стороны озера тягуче-маслянистыми кольцами наплывала на Алейтис
невидимая энергия. В голове начала пульсировать тяжелая боль.
- Н'тахейтмааа, Н'тахетиа, Н'тахтия, - чистый голос Н'фрат плескался,
как вода в горном ручье. - Метавет ни ния нет явари тен мегкош х'вев...
те'н мегшеш х'вев... - пульсирующие сочетания "Н" и "М" стучали в череп
Алейтис, как вода в речных стремнинах, на перекатах... как молот. Отблески
пламени на извивающемся теле Ракат, рваный ритм барабана, тихое гудение
сидящих у костра членов касты, физически ощутимые потоки ментальной
энергии, - от всего этого ей сжало голову стальным обручем. Глаза Алейтис
затуманились, словно на них выступили слезы. Легкие работали напряженно,
как будто воздух стал гуще. Она тяжело дышала, кожа лица горела.
Серебристая струйка металлических прохладных нот успокаивающей мятой
пронизала перегретый воздух ночи. Алейтис подняла руку - пальцы коснулись
холодного металла. Теперь она ощущала на висках тяжесть диадемы. Тысячи
щупалец больно сверлили мозг. Напуганная, она опустила руку.
Мелодия оборвалась одновременно с пением у костра - оборвалась на той
же вопросительно-требовательной ноте. Фигура танцовщицы замерла,
затвердела, протянув к луне руки. Барабан замолчал на полуударе. Пальцы
барабанщика замерли в полудюйме от натянутой кожи. Напряжение сгустилось,
злые горящие глаза всего клана в ожидании были направлены на Ракат.
- Бвенбан ни'м? - спросил Миаво глубоким переливчатым голосом.
Ракат, помолчав некоторое время, издала наконец хриплый вскрик,
постепенно смодулировавшийся в отрицание:
- Нин... нин... нин... ниншиен...
И тяжело дыша, вся перепачканная песком, рухнула на землю. Костер
вдруг словно немного пригас, окруженный черным туманом.
Алейтис сжала виски, содрогнувшись от полившихся мелодичных звуков.
Огонь охватил ее мозг, и она, помимо своей воли, вдруг оказалась на ногах.
Сделала шаг, потом еще. Она шла как лунатик, как механическая кукла.
Пленник в оболочке собственного тела, которого она сейчас даже не ощущала.
Сначала неуклюже, а потом все плавнее и быстрее ее тело направилось к
костру.
В ужасе Алейтис закричала, но изо рта у нее не вырвалось ни звука.
Наоборот, губы сложились в отсутствующую улыбку. Она увидела хмурое,
встревоженное лицо Кхатеят.
- Диадема! - закричала Алейтис, чтобы Кхатеят ее поняла: - Это она
делает все, не я... НЕ Я...
Ее тело остановилось перед костром, Алейтис затихла внутри своей
телесной темницы, как раненый, загнанный в ловушку зверь. Рот ее открылся,
и она заговорила...
Нет, она не понимала, откуда у нее взялись эти слова. Все вокруг залил
глубокий янтарный свет, она почувствовала шевеление за спиной, но лишь на
мгновение. Теперь она слушала, что говорили ее ставшие независимыми губы.
- Отравитель воды! - В голосе, которым говорило ее тело, чувствовалась
сила и гипнотическая власть внушения, и он совершенно не был похож на ее
обычный голос. - Он ждет вашего последующего шага! Он победил тебя! - и
рука Алейтис метнулась, указывая на сидящую на песке Ракат. - Да, он
победил тебя. Он защищался, а защита легче нападения. Но нас он не знает,
поэтому мы можем победить его. Мы сильнее его! Мы проследим за ним. Ищите
виновного в шатрах Клана ястреба. Стоящий перед вами может провести вас
туда. Они решили напасть на ваше стадо на рассвете. - Диадема на голове
Алейтис тихо зазвенела.
Миаво, враждебно сверкая глазами, следил за ней.
Презрительный смех вырвался из губ не-Алейтис.
- Не будь дураком, шаман. Забудь свое детское тщеславие. Тезвейн
танчар ждет! - Она сделала еще один шаг к нему. - Ты бы лучше позаботился о
танчар, чем ворчать на нас.
Низкое рычание заставило вздрогнуть их обоих.
- Она тебя поймала, Кхем-ско. - Лицо Тхасио прорезали глубокие морщины
холодного гнева. - Женщина, ты назвала имя. Назови нам и место.
Алейтис почувствовала, что путы, державшие ее в плену, ослабели, хотя
призрак диадемы все еще парил над ее головой - она увидела его отражение в
темных глазах карнотепа и тут же почувствовала жар огня на лице. Она
покачнулась, начала оседать, но подскочившая к ней Кхатеят спасла ее от
падения. Держа Алейтис в объятиях, она тихо спросила:
- Ты помнишь, о чем только что говорила, Алейтис?
Девушка слабо кивнула:
- Да. Но у меня было такое чувство, словно за меня кто-то говорил. Это
была не я. Но об этом мы переговорим с тобой после, хорошо?
- Хорошо. Но отвечай хернотепу, дитя!
Алейтис облокотилась на плечо колдуньи, ноги ее не слушались, словно
они стали проволочными. Она устало произнесла:
- Дайте мне оседланного сесмата, и я проведу вас туда.
Голова шла кругом, Алейтис, как во сне, чувствовала, что ее посадили
на спину сесмата. Миаво ехал рядом, его аура сверкала так ярко, что Алейтис
воспринимала его не как человека, а как большой движущийся самоцвет.
- Вперед! - прошептала она и закрыла глаза. Окутанная все тем же
непонятным янтарным свечением, она чувствовала себя куклой на веревке.
Веревка ощутимо тянула ее назад. Без колебаний она повела боевую дружину к
лагерю, где дремали танчаш, не подозревавшие о готовящейся атаке. Примерно
через полчаса равномерного бега сесматов она натянула поводья, остановилась
и указала рукой.
- Там! - произнесла она. - Вон за тем холмом.
Жрец протиснулся вперед и, соскользнув с седла на землю, резко поднял
и опустил руку. Повинуясь его жесту, остальные мужчины быстро спрыгнули на
землю.
Тишина дымилась сгущающейся опасностью. Миаво втянул носом воздух,
фыркнул:
- Часовых не поставили, - пробормотал он. - Глупцы! - Он слез с седла
и кивком приказал Алейтис последовать его примеру. Мужчины расступились,
давая ей пройти. Она оказалась перед Тасмио.
- Что еще тебе известно? - тихо поинтересовался он.
- Ничего. - Она искоса взглянула на мрачные, злые лица бойцов. -
Только то, что все, кто вам нужен, - ТАМ! - Она кивнула в сторону низкого
холма.
- Пошли! - Тасмио взмахнул рукой, указывая направление. Они ползли по
склону, пока не оказались на вершине холма. Высокая трава частично скрывала
их от возможно следящего неприятеля. Перед ними оказался спуск с холма, под
которым - в лужицах лунного света, головами к привязанным сесматам - спали
около двадцати человек. Тасмио прижался к земле рядом с Алейтис,
пригляделся к вымпелу на шесте, поставленном в центре лагеря.
- Тапчар! - хрипло прошептал он.
Алейтис сглотнула:
- Теперь они ваши. Позволь мне вернуться в лагерь.
- Нет, - прошипел он. - Нам нужен лекарь. Вдруг кого-то ранят.
Вылечишь?
Алейтис против своей воли кивнула.
- Отлично. - Он мрачно посмотрел на своих людей и прошептал: - Вперед!
Бойцы молча кивнули и поползли вниз по склону холма. Алейтис присела
на колени и обхватила плечи руками. Она содрогалась от пропитавшей воздух
ауры смерти.
Неровная цепочка нападающих достигла конца склона. Заблестели в лучах
лун сабли, превращаясь из серебристых в багровые: были зарублены первые из
спящих. В лагере не ожидали нападения. Люди не успевали даже вскочить на
ноги, как изогнутые полумесяцем сабли рассекали им глотки. Завывая от
бешенства, бойцы секли беззащитных, пьянея от вида крови.
Об Алейтис забыли. Она сидела на четвереньках на вершине холма. Ее
страшно рвало. Все ее тело превратилось в один большой комок боли.
Ракат опустила кожаную дверь-завесу чена. В темноте лицо Ставвера
казалось смазанным бледным пятном. Она снова приподняла завесу, закрепила
ее и присела рядом со спящим. Всмотревшись в его измененное сном лицо, она
подумала: "Какой он скрытный... Раньше мне казалось, что я его понимаю. Но
теперь, когда пришла эта..."
Она осторожно коснулась щеки Ставвера.
"А теперь, маро, ты смотришь на нее. Да, теперь на меня ты так уже не
смотришь... Она носит в себе ребенка другого мужчины, а ты все равно не
сводишь с нее глаз..."
Вдруг ей показалось, что стены и потолок чена сближаются, душат ее.
Ракат схватила свою тунику-куртку без рукавов и выползла наружу.
Ночь была тиха и тепла. Ааб уже опустился, а Зеб серебристой бусинкой
блестел на самом краю горизонта.
Звезды висели так низко, что их можно было собирать, как цветы. Ракат
глубоко вздохнула. Закат лун означал, что рассвет близко. Она посмотрела
вокруг. Ид'рве громадным чернильным пятном расползлись по степи.
Слева нависал высокий фургон-херрет Шеквиатон, рядом примостился чен
Алейтис. После набега на танчар-отравителей рыжеволосая ведьма получила
необычный статус в клане: она еще не поднялась на одну ступень с забинами,
но уже перестала считаться чужой. Ракат фыркнула от внезапной ярости и
бросилась бежать прочь из круга ченов и фургонов-херретов.
Она страдала от одиночества, от того, что нет никого рядом в ночной
час, и никто не храпел над ухом, и не с кем было разделить тревогу ночных
мыслей. Она схватила большую палку и помчалась вверх по склону длинного
пологого холма, заканчивавшегося двухметровым обрывом.
Вот и вершина. Поколотив палкой по земле, чтобы расчистить место от
змей и кусачих насекомых, она рухнула в траву и уронила голову на колени.
Рыдания сотрясали ее тело. Зеб уже опустился на западный край мира, а Ракат
все еще не могла успокоиться. Наконец она вздохнула, дрожащей рукой вытерла
слезы и покачала головой.
- Кхас! - пробормотала девушка и, вдруг почувствовав, что она не одна,
удивленно оглянулась. В нескольких шагах от нее стоял, уперев руки в бока,
Миаво.
Она с вызовом ответила на его взгляд.
- Ты тоже явился дразнить меня, Кхем-ско? - с отвращением заметила
она. Но на последнем слоге голос ее надломился. Пришлось прокашляться и
сплюнуть сквозь зубы.
- Нет, Р'еракат.
Она замерла, но ничем не выдала своего волнения.
Голос его был тих, даже нежен. Миаво даже присоединил уважительную
приставку к ее имени. Она сквозь темноту пыталась прочитать выражение его
лица.
- В конце концов ты забия, - пробормотал он, присев рядом. Голос его
приобрел ласкающую шелковистость. - Ты же знаешь, как мне противно
присутствие чужой в нашем клане. Я ее просто не перевариваю. - Он замолчал
и провел ладонью по руке Ракат.
Дыхание женщины участилось, она почувствовала, как плечи и шея
размякают под его ласкающими руками. Она невольно сладостно задрожала,
повернулась к нему лицом. Миаво опрокинул ее на спину и продолжил ласки,
изгоняющие напряжение из ее мышц. Когда она совсем расслабилась, он
коснулся ее лица губами, а руки его соскользнули с плеч Ракат вниз, под
расстегнутую тунику, где нащупали пульсирующие горячие соски грудей. Потом
одной рукой он закатал полу туники выше ягодиц, к самому поясу. Ракат
вздохнула и раздвинула колени, впуская его.
Некоторое время спустя она крепко сжала его ладонь, лежавшую у нее на
груди.
- Если бы... - пробормотала она, - если бы все могло снова быть так,
как было... до, того как появилась ОНА!
Приподнявшись на локте, Миаво высвободил руку, погладил Ракат по
подбородку. Его тонкие губы изогнулись в недоброй улыбке.
- Так избавься от нее, - прошептал он соблазнительную мысль Ракат.
Она развернулась, оттолкнула Миаво и, рывком выпрямившись, сердито
уставилась на него.
- Хочешь моими руками таскать из костра уголья? - Она свирепо
захохотала. - Как бы не так!
Миаво сел, скрестив тонкие ноги. Решительность Ракат чуть уменьшилась.
- Я не могу, - медленно сказала она. - Ничего не выйдет.
Р'ненаваталава...
Он протянул руку, взял ее ладонь в свою и несколько раз нежно
поцеловал:
- Есть более могущественные покровители!
Немного обмякнув под воздействием умелой ласки, Ракат успокоилась, но
все же с сомнением покачала головой:
- Только не для нас...
- Для одной из Шемквия под покровительством Кхем-ско?
Врожденная хитрость Ракат постепенно начала брать свое. Несмотря на
внутреннее чувственное волнение, она отстранилась и сухо спросила:
- Почему ты спрашиваешь? Тебе не все равно, что будет со мной?
Миаво расправил спину, подчеркнуто сосредоточенно перевязал свой шесс.
Его большие черные глаза излучали подчиняющую силу:
- Диадема. Она нужна мне.
Мимолетная улыбка тронула губы Ракат. Глядя прямо в черные глаза, она
сказала:
- В это я могу поверить. - Потом, покачав головой, с некоторым
сомнением в лице, добавила: - Но она сама не может ее снять.
- Но если она умрет... - голос Миаво был тих, вкрадчив.
- Ее защищает Р'ненаваталава. - Ненависть и стремление добиться
желаемого боролись внутри Ракат с осторожностью.
- Но против Мочениат!
Дыхание Ракат перехватило, роскошное тело свела судорога страха.
- Великий Кольчатый... - прохрипела она, скрестив пальцы обеих рук.
Глаза начали невольно искать что-то в темноте, словно тот, о котором шла
речь, притаился там. - Нет! - произнесла она вдруг. - Нет!.. - Но во второй
раз голос ее потерял твердость.
- Если у нас будет диадема... - прошептал Мпаво, нависая над ней. Он
поймал ее ладонь и трепетно погладил. - Если у нас будет диадема, -
повторил он, - то мы сможем сделать все, что захотим!
Пальцы его ласкали ее горячую ладонь.
- Это ведь так легко, - шептал он. - Так легко... Она умрет - и
диадема наша. Клянусь ЕГО именем, тебе не будет равных по власти среди
Шемквия, ты станешь сильней, чем все они, чем Кхатеят! Подумай... подумай!
Только мы можем совершить такое, и тогда... - Он не договорил, оставив
Ракат наедине с ее раздразненным воображением. Его шепот перешел в тихое
свистящее шипение. Он медленно гладил ее ладонь, чувствуя, как напрягаются
под его пальцами мускулы, словно ладонь вот-вот должна сжаться в кулак.
Внезапно Ракат вырвалась и вскочила на ноги.
- Нет! - пронзительно крикнула она. - Нет! - и бросилась бежать вверх
по склону. Около херрета она остановилась, прислонилась к фургону и
перевела дыхание. Когда она подняла голову, перед ней стояла Алейтис.
- Он говорил тебе неправду, - тихо сказала она.
- Ты следила за мной, подслушивала! - Ракат прижалась к фургону,
вцепившись в обод огромного колеса.
- Нет. Мне не нужно было делать это. Ракат, я... не причиню тебе
никакого вреда. Разве ты еще не поняла, что я тебе не враг?
Алейтис прикусила губу и печально покачала головой.
- Разве ты не поняла, что он... он тебя использует в своих целях. Не
позволяй ему сделать это!
Ракат выпрямилась, глаза ее зло сверкнули.
- Оставь мне хоть что-нибудь, женщина! Не отбирай у меня последнюю
крошку достоинства! Ты хочешь оставить меня совсем голой?
- Ракат...
Ракат отпрянула от фургона и быстро прошла мимо Алейтис, оставив ее
беспомощной, в предрассветной темноте, когда уже первая редкая роса
начинает блестеть на траве и холодить ноги. В душе Алейтис испытывала еще
худший холод.
Когда Хеш открыл в небе голубой веер своего призрачного излучения,
готовясь всплыть над горизонтом рядом с Хорли, Ракат скользнула из-за
фургона-водовоза, не спуская глаз с косматой головы Ставвера, Он услышал
шаги, обернулся и недоуменно уставился на нее.
С его плеч свисали, покачиваясь, пустые ведра.
- Раб, - проскрежетала она.
Он молча посмотрел на нее, потом поставил ведра, чтобы ра-майо мог их
наполнить.
- Раб, раб, раб. - Голос ее теперь был тонок, пронзителен, словно
вот-вот надломится. - Не подходи к ней, слышишь меня?
Ставвер повернулся к ней спиной, чтобы поднять коромысло, но она
сильной хваткой сжала его плечо.
- Смотри на меня, - хрипло велела она. - Не связывайся с ней больше,
ты слышишь? - Губы ее начали дрожать.
Ставвер бесстрастно молчал, будто не слышал.
- Ну? - В голосе Ракат появилась неуверенность.
- Я прекрасно тебя слышу, - грубо отрезал он. Потом поправил коромысло
на плечах и, не сказав больше ни слова, ушел.
Когда пламя вечерних костров превратилось в тлеющие уголья, Ракат
осторожно покинула свой чен. Она пробралась к старому заплатанному чену,
где спал Ставвер, осторожно отодвинула занавеску у входа и заглянула
внутрь, сжигаемая ревнивым воображением.
Он лежал обнаженный, один на спальной кожаной подстилке, немного
потный от жаркого ночного воздуха.
Испытав прилив облегчения, она вползла в жалкое жилище раба и тряхнула
его за плечо.
- Ставвер, - настойчиво прошептала она.
Он что-то пробормотал и снова захрапел. Она опять потрясла его.
Он заморгал и открыл глаза.
- Что... - пробормотал он.
- Ставвер, это я, Ракат.
Он сел, раздраженно хмурясь. Он был недоволен.
- Ракат? Черт побери, женщина, мне нужно выспаться. - Он зевнул. -
Который час?
- Не знаю. Уже поздно. Какая разница? - Она схватила его за плечи
горячими маленькими ладонями. - Ставвер, я не могу без тебя!
Уголки его рта неприятно опустились.
- А что бывает, - холодно спросил он (сам тон его голоса был
оскорблением), - если раб не подчиняется приказу?
Ракат облизала губы.
- Бывает по-разному. Чаще его убивают.
Полным презрения голосом, Ставвер сказал:
- А теперь поднимайся и прочь отсюда, пока я не выгнал тебя пинком под
зад!
- Ставвер...
- Давай, давай, расскажи всему клану, что я тебя выгнал, что я тебя
больше не переношу. И посмотрим, как будут они ухмыляться, когда отправятся
смотреть мою казнь. - Он нагло усмехнулся в лицо растерянной женщине.
Хныкая, как заболевший сесмат, она выползла на коленях наружу, потом
бросилась бежать, ничего не видя перед собой, пока не налетела на кого-то.
- Ты! - Ее пальцы, искривившись, будто когти, готовы были впиться в
стоявшую перед ней Алейтис.
Алейтис схватила ее руку, потом другую, сжала запястья, и держала так
до тех пор, пока Ракат не разразилась безудержным рыданием, сотрясаясь всем
телом, словно ее раздирала внутренняя буря.
Осторожно, но твердо, продолжая держать ее руки, Алейтис опустилась на
колени вместе с рыдающей Ракат, успокаивая ее, как успокаивала когда-то
Тванит, когда у той случались приступы.
- Ну, ну, дорогая, не все так плохо... Ведь тебя многие любят, Кати.
О, Кати, милая! Ты сильнее, ты даже не знаешь, какая ты сильная. Ты не
должна быть одна, бедная Кати. Помни, время излечивает все раны... Он вор,
чужак, стоит ли так убиваться... ведь все мужчины глупцы... а этот пришлый
тем более...
Алейтис чувствовала боль этой женщины. Она беспомощно гладила ее
спину, потом протянула ментальную руку, впуская мир и покой в изнемогшую
душу, посылая импульсы поддержки и понимания.
Ракат судорожно втянула в легкие пыльный ночной воздух, отодвинулась
от Алейтис и сквозь всхлипывания прошептала:
- Почему... зачем ты?..
- Тронь мою ладонь. - Алейтис протянула вперед руку, ладонью вверх.
Она сидела на коленях, колено к колену Ракат, глядя ей в глаза.
Ракат нерешительно потянулась и дрожащими пальцами тронула узкую
ладонь Алейтис.
- Что ты чувствуешь?
Ракат нахмурилась. Потом нетерпеливо отдернула руку:
- Ты сама знаешь, что я чувствую, не так ли?
- Да. И даже лучше, чем ты. - Алейтис вздохнула. - Тут ничего не
поделаешь, понимаешь? Я не собираюсь подглядывать... Я просто чувствую то,
что чувствуешь ты. Тебе это понятно? Как же мне не испытывать боли, если ты
ее испытываешь? Позволь мне, пожалуйста... я могу помочь тебе!
Ракат вскочила.
- Мне не нужна твоя помощь! Прочь, прочь от меня!
- Ракат... - Алейтис встала и протянула к ней руки. - Прошу тебя,
Ракат...
Ракат нерешительно протянула в ответ свои ладони, и ее дрожащие пальцы
снова оказались в ладонях Алейтис, потом зажмурилась, чувствуя, как
вливаются в нее покой и равновесие, словно сладкая вода.
Несколько минут женщины стояли в прозрачном свете лун, как статуи,
безмолвно, неподвижно, даже, казалось, не дыша. Потом Ракат глубоко
вздохнула и медленно освободила руки.
- Я... я... благодарю тебя, Алейтис.
- Ракат...
Она обернулась, посмотрела через плечо.
- Что ты хочешь?
- Осторожно с Кхем-ско, ладно?
Ракат засмеялась и устало направилась к своему чену.
Огромное лицо плывет в темноте, поворачивается... поворачивается...
Влажно блестящие зрачки-щелки расширяются до овала... большие желтые глаза
слепо ищут, неотвратимо сокращая дугу поиска, пока не нащупывают Алейтис...
Тонкие ноздри возбужденно раздуваются... втягивают воздух - в нем разлит
какой-то неуловимый запах. Широкая прореха рта раскрывается, скалясь в
улыбке. Белеют до ужаса обычные человеческие зубы. Крючковатый палец с
когтем, поднятый в воздух, указывает прямо на нее.
Алейтис зашевелилась на своих спальных кожах, дернулась во сне, пыхтя
и покрываясь в ужасе потом.
Глаза ее вдруг открылись, и она уставилась в душную темноту.
- Ахай! - простонала она. - Лучше бы у меня не было этого дара.
Невесело усмехнувшись, она перевернулась и снова закрыла глаза.
В наполненной дымом темноте своего чена притаился Миаво, склонившись
над зеленоватым огнем костра.
Блики отражались в обнаженном теле колдуна, блестящем от масла,
татуированном сложным узором. Он покачивался, шипел, выговаривая невнятные
слоги, нотой бросил в огонь щепотку красноватого порошка, родившего
извивающуюся дымовую змею. Дым-змея поплыл, обвивая кольцами татуированное
узорчатое тело, круг за кругом, пока не выполз весь и не заполнил собой
весь чен.
Алейтис застонала во сне, задрожала, пальцы вцепились в кожаное
покрывало, служившее ей простыней и матрасом одновременно.
Из-за занавески над входом в чен Ракат пробивался светящимся волоском
свет. Внутри красновато горела небольшая масляная лампа с подставкой из
камня, отбрасывая танцующие тени на вогнутые кожаные стенки чена. В
помещение медленно вкралась струйка зеленоватого дыма, постепенно
превращаясь в облако, заполняющее весь чен. Потом незаметно сгустилась над
спящей девушкой.
Ракат вздрогнула, села, глаза ее стеклянно заблестели. Она потерла
лицо, непонимающе уставилась на лампу. Незаметно дым опустился, осел на ее
смуглую кожу фиолетово-зеленой пленкой. Минуту спустя она принялась рыться
в кожаном покрывале. Наконец, рука вынырнула наружу, отыскав нож - тот
самый, который она отобрала у Ставвера много месяцев назад. Она склонилась
у лампы и принялась натачивать серебристое лезвие кусочком кожи. Вниз
вверх... вниз и вверх...
Она попыталась сопротивляться охватившему ее безумному порыву.
...Вверх и вниз... вверх и вниз... Вина и злость слились, образовывая
горчащий настой, жгучий-жгучий... ...Вверх и вниз... вверх и вниз... кожа
скользила по сияющему металлу...
"Нет, нет! - думала она. - Я не испытываю к ней ненависти..." ...Вверх
и вниз... злость... ярость - они вырастали, словно отдельные независимые
существа внутри ее самой... вверх и вниз... "Когда она умрет, все будет
хорошо..." бросив кусочек кожи, она опустилась на четвереньки, что-то
бормоча, и выползла из чена.
Снаружи было темно - тучи с западной стороны плыли по небу, закрывая
кружки лун. Сильный ветер с гор продувал лагерь, теребя мягкую кожу ее
туники, в диком танце обдувал горящее лицо. Сквозь сухую грозу Ракат шла,
словно металлическая кукла, слепо, равномерно, неумолимо.
Алейтис зашевелилась во сне, пытаясь проснуться.
Как в ночном кошмаре, она боролась и боролась, но напрасно -
повторяющееся усилие ничего не дало.
Ракат отодвинула в сторону занавеску у входа, вползла в чен. Алейтис
была укрыта только наполовину.
Косички разметались, образуя рыжее "у". Ракат подползла ближе и
увидела, как призрачным светом замерцала диадема, неестественным,
призрачным светом фантома.
Алейтис застонала, попыталась шевельнуться, потом сквозь парализующую
неподвижность пробилась нота диадемы. Она открыла глаза и увидела, что
кошмар воплотился в реальность. Она ахнула при виде дико искаженного лица,
нависшего над ней, едва различимого в бледном свете диадемы. Она облизнула
губы, отодвинулась назад, уперевшись локтями в кожу покрывала.
С пустыми невидящими глазами, с механической усмешкой, Ракат занесла
над головой кинжал.
- Ракат, нет!.. - хрипло вскрикнула Алейтис. - Ракат!
Она увидела как нож на миг замер и почувствовала ужас самой Ракат,
который, однако, тут же исчез, затопленный приливом тошнотворной ненависти.
Алейтис попыталась нащупать контакт с Ракат, но все было безнадежно.
Диадема зазвенела, и чен наполнился янтарным светом. Ракат подалась
вперед, и диадема снова зазвенела.
Она выронила нож, и тот упал, оцарапав, обжигая, словно огнем, кожу на
животе Алейтис... за миг до того, как тело ее онемело и потеряло
чувствительность.
Ракат коснулась диадемы и это касание волнами отозвалось во всем теле
Алейтис. Она не могла шевельнуться. Лишь глаза слушались ее, однако сейчас
у нее было такое чувство, будто она смотрела на окружающее сквозь прорези
маски; маски, которой стало ее лицо...
Позади напрягшегося тела Ракат Алейтис вдруг ощутила движение -
шевельнулась входная занавеска, и бледное лицо Ставвера вплыло в рамку
хода. Лунно-бледные волосы его шевелились от терзавшего их ветра, словно
щупальца. Словно дым на ветру... Глаза Алейтис мгновенно наполнились
мольбой - сделай что-нибудь! Она закричала, будто в агонии, но изо рта не
вырвалось ни звука. Единственный звук в чене - мелодичный перезвон
инозвездных драгоценностей диадемы.
Тело Ракат судорожно задергалось - камни диадемы сражались с силой
Мочениата, и полем битвы было сознание Ракат...
Алейтис почувствовала, как нечто прозрачное, как струйка дыма,
вытесняется из тела Ракат... нечто огненное, пекущее. Ее собственные нервы
посылали волны дрожи по телу... Диадема высасывала этот дым из Ракат.
Алейтис слышала пение - гармонию чистых, звенящих нот.
Глаза вдруг открылись, в глубине сознания Алейтис - янтарные, большие,
серьезные глаза. Алейтис казалось, что она умирает... она не хотела
умирать! Темнота смыкалась вокруг ее измученного сознания...
Когда она открыла глаза несколько минут спустя, Ракат уже не было в
чене, а у входа сидел на коленях Ставвер - в свете лун ясно вырисовывался
на его лице неописуемый ужас. Алейтис испытывала особую легкость в голове.
Она с трудом сглотнула, облизнув сухие, потрескавшиеся губы. Приподнявшись
на локте, хрипло спросила:
- Где Ракат? Что случилось?
- Я только дотронулся до нее, и она выбежала наружу. - Он вполз глубже
в чен и присел рядом. - Значит, вот куда подевалась диадема.
Она вдруг надломилась, зарыдала, попыталась вскочить - неуклюжая,
отягощенная ребенком в утробе, но только и сделала, что вцепилась в плечи
Ставвера, умоляюще крича:
- Избавь меня от нее, умоляю! Избавь. Помоги мне, Ставвер! Помоги! -
она впилась ногтями в мускулы его плеч, не помня себя в припадке
безудержного отчаяния. - Сними ее с меня. ИЗБАВЬ МЕНЯ ОТ ДИАДЕМЫ!!!
Она уткнулась лицом в его грудь, слезы ручьем лились по лицу, тело
сотрясалось в рыданиях, порожденных ужасом.
Он скорчил гримасу и начал гладить ее по плечу:
- Успокойся, женщина, а не то сейчас сюда сбежится весь лагерь.
Понимаешь, я хотел бы тебе помочь, поверь, - сухо объяснил он. - Я сам
хотел бы вернуть себе диадему, но... - Он грустно покачал головой. -
Конечно, первый был я, но не имел понятия, как управлять ею...
Он чуть отодвинулся, стер с ее лица осторожными касаниями последние
слезы и нежно улыбнулся:
- Так что успокойся, моя любовь. Дай мне только выбраться отсюда и
вытащить тебя - и тогда я найду способ!
Она схватила его за руку.
- Они уже почуяли ее... Они вынюхали ее... я почувствовала их... я
увидела их...
- Кого?
- Твоих разумных пауков! Большие желтые глаза, все тело покрыто
волосами...
- Ищейки Рмоахла! - Он пристально всмотрелся в ее осунувшееся лицо -
Где?
Она пожала плечами.
- Пока еще они не здесь. Но скоро будут.
- Тем быстрее нам нужно убираться с этой чертовой планеты! - Он уже
машинально похлопал ее по плечу, занятый иными мыслями, потом прикрыл
обнаженное тело Алейтис кожаным покрывалом, осторожно проведя пальцами по
раздавшейся линии талии.
- Поспи немного. А утром посмотрим, что делать с Ракат.
Она закрыла глаза, а он, пятясь, выбрался из палатки. Ночь была
темная, облачная. Ветреная. Впрочем, ветер уже немного утих. Несколько
крупных дождевых капель ударило в лицо.
Он посмотрел вокруг, потом побрел через спящий лагерь к своему чену.
Хорли всплыл над горизонтом на краю мира, окрасив день в красное,
отбросив длинные, алого оттенка тени на высушенную жаром траву.
Алейтис выглянула наружу, потом, с утомленным вздохом, выбралась из
чена. С одной руки ее свисало полотенце.
"Еще один день, - подумала она, вздохнула и положила руку на свою
талию. - Толкается, малютка..."
На короткое время счастливая, она протанцевала к речке, чтобы принять
утреннюю ванну, наслаждаясь солнечным прохладным свежим утром и тем особым
теплом, которое распространял по всему телу живущий, но еще не родившийся
ребенок. Но замечательнее всего - изобилие воды. Она могла искупаться
впервые за несколько месяцев.
Весело насвистывая, она выскреблась дочиста, потом, хлюпая, выбралась
на берег, насухо вытерлась полотенцем. Она собрала влажные волосы,
перевязала их тонкой лентой, чтобы они не падали на лицо. Потом, надев
тунику и брюки, уже не такая веселая, пошла обратно в лагерь, спрятавшийся
за густой порослью деревьев и кустарников. Уже под сенью деревьев она
обернулась, любуясь видом речки, не испытывая желания возвращаться в чен
Шемквиатве. Внезапно она увидела Ракат.
- Ракат? - Алейтис ахнула и бросилась бежать к девушке, которая сидела
на скале в полном сиянии восходящего солнца; сидела в неестественной позе.
Алейтис остановилась, словно споткнувшись:
- Ракат?
Ответа не последовало... Алейтис начала осторожно пробираться к ней по
камням. Живот мешал, усиливая неуклюжесть движений.
- Ракат! - тревожно позвала она на ходу. - Я не помню зла, это ведь
была не твоя идея, тогда, прошлой ночью... Я это знаю... Вернись в
лагерь... Зачем тебе все?..
Ракат сидела совершенно неподвижно, руки на коленях, ноги плотно и
плоско на земле. Алейтис подобралась поближе.
- Ракат?!
По-прежнему ответа не было. Алейтис почувствовала, как покидает ее
утренняя радость. Балансируя на камнях, она подошла совсем близко - теперь
можно было дотронуться до сидящего тела. Она протянула руку, но тут же
отдернула ее назад.
Замерев, она стояла возле Ракат, рядом убаюкивающе журчала река;
Алейтис попыталась успокоиться, заставив себя всматриваться в зеленую игру
теней.
И это ей почти удалось. Тут же она мысленно оказалась дома, в
Раксидане, грезя у задумчивой воды. Но потом она моргнула и печально
улыбнулась.
- Как же давно это было, - еле слышно вздохнула она. - Если бы я снова
стала такой невинной, как тогда...
Со вздохом она коснулась ладонями восковой кожи Ракат, подняла ее на
ноги.
Весь день мужчины рубили деревья, складывали в пирамиду, кладя внутрь
жерди и поленья, пока погребальный костер не достиг высоты человеческого
роста.
Женщины в лагере в непривычном молчании делали обычную дневную работу.
Шеканатве вымыли неподвижное тело Ракат, натерли ее в последний раз
ароматическими маслами. Расплели волосы, осторожно расчесали, аккуратно
пустив вьющиеся пряди по плечам. Потом через голову надели длинное платье -
как раз в тот момент, когда край Хорли коснулся западного горизонта. Платье
было без рукавов, но с богатой вышивкой. Линии узора сплетались в
замысловатые диаграммы и медальоны. Голову повязали плотной лентой ткани с
таким же вышитым узором.
Кхатеят поднялась.
- Стерегите, - тихо приказала она остальным. - Я скоро вернусь.
- Нет! - Шанат вскочила. - Она должна заплатить за это!
- Шанат! - Н'фрат поймала ее за руку и потащила в сторону, нахмурив
свое круглое, обычно добродушное лицо. - Это ведь не дело рук Лейты! Ты же
знаешь, что Ракат сама перестала ее донимать. К тому же Лейта помогла ей
порвать с этим подонком-сартвеном! Оставь девочку в покое!
- Сели, обе! - тихо приказала Кхатеят, и они тут же повиновались. -
Очень плохо, стыдитесь! Придите в себя! - Женщина нахмурилась. -
Позаботьтесь о Ракат. Я скоро вернусь.
Алейтис она нашла сидящей на берегу речки, печально и серьезно
глядевшей на воду.
- Я слушаю тебя, хес'Алейтис.
Вздохнув, Алейтис откинулась на спину, легла на траву и внимательно
уставилась на старшую из Шемквия, на лице которой лежала удрученная ночная
тень.
- Прошлой ночью Ракат пробралась в мой чен с ножом в руке, собираясь
убить меня. - Она закрыла глаза, нервными движениями пальцев вырывая
травинку за травинкой. - Мне снился сон. Я видела Кхемско. Тело его было
разрисовано узором. Он склонился над костром. Пламя было странным, каким-то
зеленым. Он бросил в огонь порошок, и мгновенно поднялся тяжелый, ползущий
дым, кольцами обвился вокруг него, словно змея, прополз наружу и медленно
поплыл к чену Ракат. Потом я увидела, как этот дым-змея завис над спящей
Ракат... и... вошел в нее...
- Мечениат! - Кхатеят упала на колени, грустно глядя на свои ладони.
- Что ты говоришь?
- Не обращай внимания, дитя, на мои слова. Что же было дальше?
- Ты когда-то говорила, что диадема защищает сама себя... так и
случилось на этот раз. Я не могла пошевелиться. Ракат дотронулась до
диадемы. И я почувствовала, как в ее душе началась борьба. Ахай, Кхата, я
не могла шевельнуться, не могла произнести ни звука. Но дым вышел из
сознания Ракат, он был побежден. Потом она убежала, а я так и не смогла
проснуться. Когда же открыла глаза, на небе занимался рассвет.
- Ты не позвала меня - почему?
- Я испугалась, - призналась неловко Алейтис. - И устала.
Она прямо села, раскинув ноги, чтобы поддержать вес живота.
- Я думала, что это приснилось мне. Но я ошиблась. - Она устало
посмотрела на Кхатеят. - Это у меня уже входит в привычку - ошибки...
Старшая женщина нежно коснулась головы Алейтис.
- Ты еще молода, - произнесла она тихо. - Очень молода.
Алейтис коснулась ее руки:
- А я... - она сглотнула. - А я когда-нибудь стану старше? Что будет
со мной?
Кхатеят успокаивающе стала гладить ее по плечу. Улыбнулась. Зубы ее
блестели в свете лун.
- Ты в безопасности, пока мы не достигли гор. До тех пор
Р'ненаваталава будет защищать тебя.
- Но... а Миаво?
- Ракат была ущербна. Теперь мы предупреждены. И больше он не найдет
уязвимого места...
Она вздохнула.
- ...будь осторожна, девочка. Держись подальше от людей.
Женщина помолчала.
- Лейта?
- Да?
- Я к тебе благоволю, ты знаешь.
- Я...
- Да, да, можешь не отвечать. - Глаза Кхатеят были устремлены к
далеким горам. - Как много у меня ответственности... Первое - это мой
народ. Так должно быть, Лейта. Я мало чем могу сейчас помочь тебе...
- Я понимаю...
После минутной болезненно напряженной паузы Кхатеят резко сказала:
- Сегодня ночью не ходи на Несвеймвет!
Алейтис быстро подняла голову.
- Погребальный костер?
- Для Ракат.
- Но она не мертва!
Кхатеят смотрела вдаль, за реку, и лицо ее было тихо и печально.
- Сознание ее умерло. Мы дадим ей напиться ме'твата, а потом,
поскольку она одна из нас, мы отдадим ее Несвеймвет, а тело вернем земле и
воздуху и Р'ненаваталаве, чтобы дух ее был свободен.
Она наклонилась и ласково погладила волосы Алейтис.
- Сделай то, что я тебя прошу. Сделай это ради моих людей, Лейта. Они
не должны видеть тебя сегодня вечером. - Она тяжело поднялась.
- Подожди.
- Что такое? - нетерпение усилило резкость в голосе Кхатеят.
- Свяжи меня.
- Что?!
- Свяжи меня, пожалуйста, - Алейтис неуклюже и неловко поднялась на
ноги. - Если вдруг диадема снова станет мною управлять... понимаешь теперь?
Кхатеят коротко кивнула.
- Подожди меня здесь...
Она принялась карабкаться вверх по берегу, ссутулившись, словно на
плечи ее давило тяжелое коромысло с полными водой ведрами. Алейтис
отвернулась к реке, осторожно опустилась на траву. Она смотрела на воду и
ждала.
Кхатеят вернулась с короткими кожаными веревками. Концы их
покачивались в такт ее тяжелым шагам.
Промежуток между схватками становился все меньше и меньше. Алейтис
вцепилась в руку Кхатеят - ее терзали боль и страх.
- Кхатия... - простонала она. - Мама.
- Ну, ну, девочка, все хорошо, не волнуйся...
Голос Кхатеят пробивался сквозь туман боли, умащивая дух Алейтис,
словно целительное масло. Старшая женщина сжала руку Алейтис и откинула с
ее лица волосы.
Лицо Алейтис покрылось горошинами пота, она тяжело дышала, стонала.
Низкий изогнутый потолок чена, казалось, давил на нее, дыхание застревало в
горле, в голове пульсировала боль. Она дернулась, зашевелилась, попробовала
сесть, но ласковые сильные руки не дали сделать этого, заставив лежать.
- Кхатеят, - простонала она. - Не здесь. Пожалуйста, не здесь. - Она
оттолкнула руку, перекатилась на живот. - Помогите мне.
- Времени уже нет! - Кхатеят предостерегающе коснулась ее плеча.
- Помогите мне, - настойчиво повторила Алейтис, потом застонала -
новая схватка болью пронзила ее тело. - Я хочу... возле реки, прошу тебя,
Кхатеят! - Она замотала головой, вся в горошинах пота. - Мне нужно, чтобы
это было у реки!!!
Кхатеят несколько секунд внимательно смотрела на нее. Потом кивнула.
Р'прат и Н'фрат взяли Алейтис под руки и помогли выбраться из палатки.
Остальные женщины свернули родильные кожаные подстилки, пошли следом.
Кхатеят с неодобрением качала головой. Она вела Кхепрат за руку.
Было раннее утро. Хорли поднимал свой край над горой, как рубиновый
обруч мира. Красно-чернильная каллиграфия теней разрисовала песок у линии
деревьев вдоль воды. Река текла, весело танцуя, вниз по склону, прозрачная
и холодная, зелено-голубовато-синяя, с низким музыкальным шумом-ревом,
который для напряженных нервов Алейтис казался слаще меда.
На травянистом ровном пятачке они расстелили родильные кожи, в теплом
густом утреннем свете. Две младшие Шемквиа помогли ей лечь. Боль схваток
теперь сжимала свои клещи почти без перерыва. Она вытянулась, позволив
сознанию своему выплыть на простор, слиться с воздухом и водой, с небом и
землей. Внезапно боль стала силой, бьющей из костей и крови самого Ядугара.
Громкий крик прорезал тихие утренние шумы.
Алейтис лежала, чувствуя слабость и пустоту, словно выжатая. Кхатеят,
ласково улыбаясь, наклонилась над ней.
- У тебя сын, дорогая. - Еще один требовательный крик. - Сильный и
голодный мальчишка!
Фургоны с трудом, неуклюже, поднимались вверх по склону и, грохоча по
наезженным колеям дороги, въезжали в широкую, с крутыми склонами, долину.
Сидевшая рядом с Кхатеят Алейтис развязала тесемки у горла, открыла грудь и
приблизила сосок к ротику Шарла.
- Это здесь вы пережидаете зиму? - Она посмотрела вокруг. Голая
туманная долина. - А что едят здесь ид'рве?
Кхатеят некоторое время молчала, все ее внимание было обращено на
управление фургоном - она преодолевала как раз трудный s-образный петляющий
спуск. Оказавшись в безопасном месте, она расслабилась.
- Мы режем всех, оставляя только на развод. - Она показала на ровную
каменную площадку, где дымились горячие подземные ключи. - Вон там у нас
будет скотобойня. - Она кивнула на монолит-обрыв, уходивший вверх, в облако
тумана.
- А вот там...
Она замолчала. Алейтис не рискнула задать вопрос.
Наконец Кхатеят как ни в чем ни бывало продолжала:
- Трава здесь густая, сочная, подземное тепло будет помогать нам в
самую суровую погоду. Это очень хорошее место. Нам несколько раз
приходилось драться за него.
- Драться?
- Какой-нибудь клан становится иногда слишком завистливым или зима
выпадает слишком суровая; в местах хуже защищенных становится трудно
выжить, и вот тогда они приходят сюда, чтобы оружием и магией выгнать
отсюда нас...
Она нахмурилась.
- Теперь мы слабее на одного. Вдруг и эта зима будет трудной...
- Это я виновата.
- Нет, не ты. А жадность Кхем-ско.
Тишина, повисшая между ними, продолжалась до тех пор, пока херрет не
выкатился на дно долины. Потом Кхатеят вздохнула:
- Когда мы расположимся лагерем, Алейтис, трудно сказать, на что
хватит ума у Миаво.
- Зачем я ему? Я не собираюсь оставаться у вас надолго, не говоря уже
о том, чтобы остаться на всю жизнь. Мне необходимо как можно скорее
добраться до одного места. Называется оно Бав Несвет.
- Да? - Кхатеят бросила на нее удивленный взгляд. - Я знаю это место.
- Она двинулась вперед, пробираясь между валунами к обрыву. - Это плохое
место, нехорошее. Зачем тебе туда?
- Я, к счастью, буду там недолго. - Шарл перестал сосать и начал
мягкими ручонками теребить грудь. Алейтис тут же переложила его к другой
груди. - Маленький ненасытный гарб, - счастливо пробормотала она. -
Ненадолго, - повторила она, повернувшись опять к Кхатеят. - Я пошлю сигнал
о помощи, за пределы планеты. Ты могла бы начертить мне схему, по которой я
найду это место?
- Да, - Кхатеят поджала губы. - Забери с собой раба.
- Хай! - воскликнула Алейтис, удивленно уставясь на старую женщину.
- Пока Миаво не использовал его, - Кхатеят крикнула, направляя херрет
во внутреннюю часть долины через узкий проход под обрывом. - Он подбивает
Шанат на бунт, используя ее привязанность к Ракат. Это все очень плохо. -
Кхатеят покачала головой.
- Но вы же сильнее его! Вчетвером вы сильнее. Почему вы смотрите
сквозь пальцы на его пакости?
- Он нужен нам в полной силе. Он - мужская доля нашего искусства.
Мужское и женское начало составляют целое. Если нарушить равновесие...
Алейтис отняла ребенка от груди и завязала тунику. Она протянула руку,
расправила полотно, уложила Шарла и похлопала его по животику. Потом только
опять обратилась к Кхатеят:
- Но для того чтобы взять его с собой, я должна быть уверена, что вы
снимите с его ног цепи.
- Хорошо. И еще дадим вам еды и сесматов. - Она рассмеялась. - Мой
тебе совет, девочка, держись подальше от людских глаз. Положись на меня - я
устрою твой побег.
Ребенок раскрыл беззубый рот в жизнерадостной усмешке и протянул вверх
пухлые неловкие ручонки, пытаясь поймать ими качающиеся над ним косички
Алейтис. Она засмеялась, повернула голову вправо, чтобы щекочущие кончики
косиц щекотали маленькому сыну нос.
- Хай, малыш! - прошептала она.
Она пощекотала ему животик, и малыш принялся колотить воздух ножками,
смеясь каждым мускулом своего маленького налитого активностью тела.
- Ахай, малыш! Ахай, Шарл, мой маленький грезитель, мой Вайд-сын!
Спеленатый Шарл лежал у нее на коленях. Она подхватила сына и
принялась качать, тихо напевая.
В туманной горячей долине внизу были уже почти заполнены деревянные
рамы для сушки мяса и шкур.
Скотобойня была скрыта выступом скалы и невидима отсюда, но
заблудившиеся порывы ветра доносили запах крови, бежавшей внизу ведрами,
реками - половина стада была уже зарезана. Клан готовился к зиме.
Она посмотрела вниз в долину и содрогнулась. Хорошо, что она
посторонняя, чужая, которой не позволено прикасаться к мясу. Ведра с
горячей кровью женщины относили к специальным кострам - там готовили
кровяную колбасу. Мужчины, срезали с костей мясо, рассекая его на длинные
полоски. Они были до локтей покрыты сладко пахнущей липкой кровью. Женщины,
не занятые приготовлением колбас, посыпали это мясо специальными сушеными
травами и только после этого развешивали его на коптильных рамах, где дым и
солнце делали свое дело, превращая мясо в каменно-твердые полоски.
Алейтис, сидевшая над дымом и вонью, там, где воздух был свежим,
прислонилась спиной к граниту скалы, которая уходила вверх метров на
тридцать. Эта скала была частью массивного обрыва. Девушка развязала тонги
головной повязки, чтобы ветерок мог охладить голову, волосы и шею. Она
втянула носом свежий ветер и едва заметно удовлетворенно кивнула головой.
Малыш явно не собирался успокаиваться. Она ощущала его как небольшое,
но горячее пятно активности.
Тогда она переложила его с колен на спальный матрасик в нише,
затененной занавеской. Ребенок почмокал губами, вздохнул и погрузился в
глубокий сон. Она ласково тронула его ментальной рукой, потом расслабилась
и, закрыв глаза, снова откинулась на гранит скалы.
Прислонившись головой к камню, она задумчиво наблюдала, как опускаются
за горизонт два солнца.
Кольца водородного обмена между ними к зиме явно стали толще - или так
казалось из этой части мира?
- Почти ночь... - лениво сказала она и непроизвольно дотронулась до
теплой земли. - Мне почему-то жаль покидать тебя, матушка-земля. - Ответное
тепло растеклось в теле. Глаза закрылись, и она погрузилась в приятную
дремоту.
Сон ее прервал смешок. Она открыла глаза и потянулась. Потерла
занемевшую шею и посмотрела вокруг.
На узкой тропке стояла Кхатеят.
- Ахай! Ну и парочка - спите себе, пока весь мир трудится! - Кхатеят
присела на небольшой валун, улыбнулась ей.
- Ты меня напугала, - Алейтис, с полуопущенными веками, улыбнулась в
ответ. - Я не ожидала, что здесь кто-то появится. - Закряхтев, она
поднялась и принялась растирать затекшие суставы. Потом посмотрела вниз, на
далекие ряды коптилен, и удивленно повернулась к Кхатеят. - Они что,
бросили работу? Почему?
Кхатеят с мрачным выражением лица следила за ней.
- Работа закончена, Лейта. Извини, я пропустила слишком много времени.
Тебе нужно уходить отсюда и побыстрей. Следовало бы сделать это раньше, но
я все еще на что-то надеялась...
Алейтис поднялась. Бросила наугад взгляд на солнце, она кивнула.
- Хорошо. Как только стемнеет, я тронусь в путь.
- Миаво был занят все это время. Но тебя он не позабыл. Я уже оседлала
для тебя сесмата, и для раба тоже. Готова карта, и еда, и все, что нужно
малышу. Все находится в седельных сумках. И карта Бав Несвет. А теперь,
вперед! - Она тревожно посмотрела вниз, на дорогу.
- He жди темноты!
- Кхатия...
- Нет, нет! - Она подпрыгнула и нервно заходила по тропе. - Я его
как-нибудь отвлеку. Бери Шарла и беги. Или ты не сможешь убежать вообще.
Алейтис нагнулась, подняла сына.
- Спасибо, Кхатеят. Как мне тебя благодарить?..
- На это уже нет времени, Лейта. - Кхатеят подтолкнула ее дрожащими
руками. - Иди, иди! - Слова, короткие, тревожные, вырвались как выстрелы. -
Спеши. - Она подтолкнула Алейтис на тропинку, идущую вниз. - Беги...
быстрее... - Рука ее серией коротких хлопков пробарабанила по талии
Алейтис.
Из плывущих облаков тумана и дыма приглушенный, настойчивый стук
барабанов донесся до них с другой стороны горы, словно кто-то постукивал
пальцами.
Кхатеят замерла, как камень.
- Слишком поздно, - печально произнесла она. - Слышишь?
- Да. Ну и что? Я слышу этот звук почти каждый день с тех пор, как
оказалась вместе с вами.
- Это не просто барабаны, это Найал. - Примерно минуту она молчала,
потом ее словно прорвало:
- Я не хочу чтобы мой народ пролил твою кровь.
- Мне и самой эта идея не слишком по душе, - сухо согласилась Алейтис.
- Найал... - Лицо Кхатеят сморщилось. - Ты скоро почувствуешь призыв.
Да, нужно было бежать раньше... это моя вина. Прости меня, Алейтис, но я не
предполагала, что это случится так скоро...
Она отвернулась, руки ее беспомощно опустились.
Алейтис поморщилась.
- Милая моя, надо беспокоиться совсем о другом. - Она коснулась своего
виска длинными тонкими пальцами. Сквозь бой барабанов прозвучала мелодия. -
Понимаешь? Диадема защищает себя. Она не даст меня убить!
Кхатеят нервно схватила широкий браслет на левом запястье.
- А, хем-хас! - простонала она.
Алейтис ласково провела ладонью по широкому печальному лицу старшей
женщины.
- Я буду стараться победить приказы этой Найал! Я не хочу, чтобы умер
кто-то из них, даже Миаво, если только он вам будет необходим зимой... Она
взглянула на мирно спавшего сына. - Но обещай мне...
- Что, девочка?
- Если я погибну, то ты возьмешь к себе Шарла и будешь любить его, так
же как я. Хорошо?
Она прижала ребенка к груди, нежно погладила.
- Он должен жить так, чтобы его любили. Так должно быть! - прошептала
она со страстью. - Хорошо? - Она смотрела в глаза Кхатеят. - Обещай мне...
Ты же знаешь, как много он значит для меня. Я рассказывала тебе о своей
жизни...
Кхатеят коротко кивнула.
- Не волнуйся об этом, девочка. Он станет моим сыном... если
понадобится...
Медленный ритм барабанов начал пульсировать в крови Алейтис. Она
беспокойно закачалась, переступая с ноги на ногу. Тихо застонав от боли,
она протянула ребенка в готовые принять руки Кхатеят. С яростно сверкающими
глазами она бросилась бежать вниз, потом заставила себя остановиться через
несколько метров.
- Кхатеят, сесматы... Ставвер... Пусть они будут готовы... в случае,
если... Хорошо?
Кхатеят кивнула, осторожно прижав ребенка к груди.
- Все будет наготове. Двое сесматов, с ними Ставвер. Вырвись, если
сможешь. И не сдавайся, Лейта. Борись. Только пусть не будет крови.
Алейтис охнула, поблагодарила и, спотыкаясь, побежала вниз по тропе,
быстрее и быстрее - ее притягивал пульс барабанов.
Ааб и Зеб постепенно подползали к своему апексу.
Алейтис стояла, нетерпеливо ковыряя носком землю, в центре
нарисованного круга. Напряженную тишину тревожил лишь редкий ритм
барабанщика-тенора. Алейтис повернулась лицом к юноше-барабанщику,
осторожно покачиваясь на носках. В круг света от костра величественно вошел
Миаво, вызвав своим появлением смешок у Алейтис. Он был обнажен, не считая
узкой повязки на бедрах. Тело его с ног до головы было разукрашено узором,
похожим на змеиную кожу. Узор блестел и переливался в свете огня.
Холодным током по спине Алейтис пробежала воздействующая сила - она
была так сильна, что ощущалась почти физически. Поза и помпа, с которыми
держался Миаво, растаяли в огненном блеске той потрясающей силы, которая
стояла за его спиной. Алейтис с вызовом смотрела на него.
Миаво остановился всего в шаге от линии, которую он сам начертил на
влажной земле час назад. Он улыбнулся ей, с триумфом в глазах, потом
медленно пошел вдоль линии, с губ тяжелыми кровавыми каплями срывались
слова, вплетаясь в "тинк-тинк" ударов маленького барабана. Ритм ускорялся.
Шаги Миаво тоже становились быстрее, переходя в безудержный топающий узор
танца, призывавшего к себе темную, бурлящую силу, которой управлял Великий
Кольчатый, или Мечениат.
Голос его вдруг стал выше, бормотание перешло в пронзительное пение,
ритмическую кантилену. Руки его взметнулись, ладони раскрылись, потом
сжались, словно хотели схватить пригоршню огня и лунного света. Кажется,
это ему удалось. Алейтис показалось, что он начал сплетать их в сияющую
огненную ленту. Почти забыв о грозящей ей опасности, завороженная, она
следила за ним.
Светящаяся лента тянулась за Миаво, который продолжал, тяжело дыша и
топая, танцевать по кругу вдоль начертанной им самим линии. Лента все чаще
взлетала в воздух, становясь все длиннее и длиннее, красная с серебром...
огонь и луна... серебряная и красная... Все длиннее и длиннее становились
ее нити... вокруг... сплетаясь в круг... сплетаясь в светящуюся преграду
вокруг Алейтис...
Боль пронзила ее мозг, знакомая тяжесть диадемы надавила на виски. Она
содрогнулась, выйдя из полусна. Руки ее начали неметь, пальцы скрючились в
подобие когтей. Когда она с трудом подняла руки, чтобы дотронуться до
головы, онемевшие пальцы нащупали изгибы лепестков, тепло-холодных даже
сквозь одеревенение. Мозг мучила боль. Ее снова отставляли прочь, в сторону
от назревающей битвы... как и раньше... Она начала сопротивляться. Миаво,
наверное, почувствовал это, так как на лице его возникла зловещая ухмылка.
Теперь она боролась за контроль над собственным телом - пальцами,
ногами, руками, мускулами. Но это напоминало бой с облаком тумана -
бесполезное, при этом болезненное, занятие. Потом боль пронзила каждый нерв
ее тела - ее пальцы коснулись линии круга.
Она почувствовала, как влияние диадемы уменьшается, отодвигается
куда-то вверх и наружу, словно она, Алейтис, выползла, как змея, из своей
старой кожи.
Открыв глаза, она увидела, что стоит лицом к лицу с Миаво, который
теперь пританцовывал на одном месте, славно лепесток трепещущего на ветру
огня. Хвост огненной ленты, по кругу опоясывающей пространство, где была
заключена Алейтис, коснулся ее плеча, оставив горящую болью линию. Она
застонала в агонии от этого прикосновения.
Потом диадема снова выпустила облако подчиняющей энергии, и так
стремительно это было на этот раз, что у Алейтис не оставалось времени на
борьбу. Теперь она вновь была пленником внутри тюрьмы собственного черепа -
ей оставалось сейчас только как бы выглядывать наружу сквозь отверстия для
наблюдения, которые были когда-то ее собственными глазами. В ужасе увидела
она, как руки ее поднялись, направленные прямо на Миаво. Она с ужасом
чувствовала, как маслянистая сила начала литься сквозь ее тело,
концентрируясь в ладонях. Она металась внутри своего черепа, как микхмикх в
клетке, пытаясь вырваться из тюрьмы собственного тела. Но пути наружу не
было.
Световая лента снова хлестнула ее по плечу. В момент боли
прикосновения ей удалось заставить руки опуститься. Напрягаясь, она
отчаянно продышала:
- Кхем-ско... держись... от меня... если я коснусь... тебя... то не
смогу... их удержать...
Песня Миаво прервалась, он вцепился в распадающуюся ленту света и
уставился на Алейтис.
Она, спотыкаясь, шатаясь, делала шаг за шагом внутри круга - ее тонкие
смуглые руки напряглись в усилии, которым она старалась их удержать под
своим контролем. Она оказалась рядом с линией, резко отшатнулась, едва не
упав, снова оказалась у линии, снова рванула свое тело назад... шаг...
шаг... ноги, как палки... твердые, как дерево... руки, вытянутые вперед,
как древки дротиков... кукла на проволоке, управляемая ненормальным
кукольником. И снова пальцы ее, растопыренные, одеревеневшие, пересекли
огненную линию круга.
Она раскрыла рот в беззвучном крике. Изогнулась, выгнулась, попыталась
вырваться... отойти... шаг... еще шаг... ноги как палки... вперед... один
шаг... рывок в сторону... вперед... дюйм за дюймом обжигающей боли.
Она почувствовала, как сухожилия на шее отвердевают в каменные канаты.
Миаво отступал - его лицо было всего в нескольких дюймах от протянутых
ладоней Алейтис, с заскорузлой от тяжелой работы, огрубевшей кожей -
сплетенная из огня и лунного света лента-убийца безвольно свисала в его
опустившихся руках, растворяясь искрами в воздухе.
Она напрягла все силы, умоляя взглядом. "Не могу ничего поделать! -
безмолвно кричала она из своей тюрьмы-черепа. - Я не могу остановить их".
Миаво снова начал петь, медленно водя руками, рисуя в воздухе круги
зеленого и фиолетового пламени.
Словно из пасти яростной зимней бури прилетел порыв ветра: десятки
невидимых ледяных когтей впились в тело Алейтис, десятки тоненьких голосков
дымом проникли в ее сознание. Когти острые, как иглы, все глубже впивались
в ее сознание. Ветер завертел ее. Но вдруг когти разжались, а может быть,
она просто выскользнула из их хватки - теперь руки ветра не могли ухватить
ее тело. Но они принялись ее вертеть - так что слезы выступили из глаз.
Сквозь завывание демонического урагана, хриплые вопли Миаво донеслись
до нее - и в этом не было ничего удивительного, так как они становились все
громче и громче. Но тут снова зазвенела диадема.
И чернота ночи озарилась янтарным свечением.
Пение Миаво стало еще громче, в завывании ветра слышалось бессильное
ворчание. Алейтис сжалась внутри себя. Страх наполнил все ее сознание.
Жуткие, хриплые, рвущие горло созвучия, придуманные не для человека,
утонули в звоне мелодии диадемы. Усталость начала распространять свою
отраву по телу Алейтис, но ветры не утихали, бросая ее в сложные пируэты.
Миаво тоже, казалось, устал, в голосе его послышалась тревога. Она
почувствовала, как ледяные когти впиваются в руки и ноги, и на этот раз
глубоко, не отпуская. Теперь они потащили ее вверх, по расширяющейся
спирали, все выше и выше, пока костер не превратился в искорку на черном
фоне ночной земли.
А ледяные руки уносили ее все дальше, пока она не оказалась на краю
облака, словно в бесцветном и лишенном запаха дыме.
Ледяные руки растворились, и она, кувыркаясь, полетела вниз, на камни
- это был уже естественный полет, и ветер, естественный ветер, вызванный ее
падением сквозь воздух, отбросил с лица волосы. Она вдруг улыбнулась,
припомнив, как была ястребом - когда? Кажется, сотни лет тому назад.
Почувствовала некоторую печаль - конец ее приключениям был рядом.
Диадема зазвучала снова - одна-единственная, пронзительная нота,
плывущая по воздуху как искра. Падение замедлилось, ноги опустились, теперь
она падала ногами вниз, в нормальном вертикальном положении, все медленней
и медленней, пока не коснулась камней, земли, осторожно, как сухой лист.
Из темноты вылетел камень, и ударил ее в плечо.
Она охнула. Второй камень - мимо. Лишь на дюйм мимо головы. Дюжина
глоток издала низкий звериный рык, полный угроз. Новые камни - это клан
медвей постепенно смелел. Камень ударил в ногу. Снова в плечо.
В ней вспыхнуло желание выжить - драматического накала желание,
которое помогло пережить все прошедшие месяцы. Это желание заставило ее
броситься вслепую в темноту. Она споткнулась, упала, снова, вскочив,
бросилась бежать, ноги ее то и дело попадали в ловушки невидимых
препятствий, дыхание всхлипывало в ушах - каждый раз вой ее мучителей
заставлял вскакивать на ноги и бежать прочь.
Потом впереди она услышала что-то иное - тихое ржание возбужденных
сесматов. Она обогнула валун - они нависали как бледные силуэты; выбежала
из тени деревьев и тут... Ставвер подхватил ее и прижал к себе.
- Лейти! - Кхатеят погладила ее плечо. - Вот. - Она протянула
завернутый в кожу сверток. - Доброго пути и будь счастлива, дочь моя. - Она
коснулась ее щеки. - Теперь ты - моя дочь!
Ставвер был уже верхом.
- Скорее карабкайся! - нетерпеливо напомнил он. - Нужно побыстрее
убираться отсюда!
Алейтис кивнула и одним взмахом взлетела на свободное верховое
животное, которое под уздцы держала Кхатеят.
- Вот, Лейта, одень это через плечо, - сказала старшая женщина. - Это
специальная перевязь, предназначенная для ребенка. Теперь руки у тебя будут
свободны.
Алейтис осторожно, чтобы не разбудить малыша, повесила перевязь через
плечо.
- Спасибо, Кхатеят!
- Я объяснила Ставверу, как ехать...
Из-за деревьев донесся рев преследователей, и она поспешно закончила:
- Р'ненаваталава будет хранить тебя.
Ставвер нетерпеливо окрикнул ее, дернул поводья своего сесмата.
Алейтис сжала колени, посылая своего скакуна вперед, потом, обернувшись,
крикнула Кхатеят:
- Если бы ты была моей настоящей матерью...
Потом она ударила пятками в бока сесмата и помчалась в темноту вслед
за Ставвером.
Ставвер пошевелил прутиком в костре.
- Еще один, наверное, - ворчливо сказал он.
- Ахан, наконец-то. - Алейтис потянулась и зевнула. - Для меня это был
длинный путь. Как ты думаешь, долго придется ждать нам твоих друзей?
- Смотря кто ответит. - Он посмотрел на нее поверх пламени костра,
немного хмурясь.
Алейтис наклонилась над спящим сыном.
- Хватит тебе суетиться... Иди лучше сюда, - усмехнулся он.
Она подняла на него взгляд.
- Нет.
Он вскочил на ноги, перешагнул костер и заставил ее подняться.
- Раньше ты такой неохоты не проявляла что-то.
Она спокойно посмотрела на него.
- Тогда я была уже беременна. А теперь я не хочу еще одного ребенка.
Не хочу ТВОЕГО ребенка, Ставвер.
Она отодвинулась, стремясь освободиться.
- Я устала, вор. Нам нужно завтра рано вставать.
Он поймал ее за то нежное место, где затылок переходит в шею.
Свободной рукой принялся ласкать лицо, потом груди. Почувствовав, как
отвечает ее тело на ласки, он легонько начал целовать ее глаза, потом
губы...
Наконец Алейтис вырвалась, тяжело дыша...
- Нет! - выкрикнула она. - Я же сказала - нет, и ты не сможешь убедить
меня в противном! - Когда он снова протянул к ней руку, она шлепнула его по
ладони. - Не дури, Ставвер, ты разве не знаешь, что бывает с людьми,
которые начинают надоедать мне?
Он вздохнул, пожал плечами и пробурчал:
- Пусть будет по-твоему...
- Пусть будет. - Она спокойно отошла, села на свои одеяла. - Ты лучше
ложись, завтра тебе понадобится вся энергия, которой ты обладаешь...
Он фыркнул и пошел в темноту.
Алейтис закрыла глаза, легла на спину.
Потом, позднее, во тьме ее сна зажглась точка света, постепенно
превращающаяся в странный, пугающий образ. Алейтис вздрогнула, что-то
замычало в путах сна.
Ставвер, спавший чутко, тут же приподнялся, увидел, что Алейтис
судорожно мечется во сне. Он хотел разбудить ее, протянул для этого уже
руку, но потом передумал, решив подождать, пока этот сон сам не пройдет.
По видеоэкрану тянулись прерии, миля за милей, как скомканная
промокательная бумага. Сенсорные фибры, скрученные в длинные осязалища,
растущие из роскошных оранжевых помпонов по бокам головы, дергались в
неправильном ритме. Сенсаи постепенно увеличивал размеры изображения,
наблюдая за медленно поворачивающимся под кораблем миром.
Алейтис вскрикнула во сне, - так гадки были волосатые монстры,
которые, казалось, смотрели прямо на нее.
Океан. Горы. Снова равнина. Озеро, как пятно голубой краски. Сенсаи
постучал по экрану.
- Вот! Вот где он опустился! Корабль лежит на дне озера. Пустой и
мертвый.
Мок'текин щелкнул острыми, как клещи, когтями-пальцами.
- Хай, коекий Сенсаи. Может, корабль и мертв, но диадема активирована.
Значит, похититель жив. - От волнения ноздри его морщились и раздувались.
Чинсайн, дробно стуча, вкатил в каюту тележку с горкой вареных тамаго
и нарезанным шимом - все это сложным узором было расположено на
шестиугольном янтарном подносе. Потом Третий молча замер, ожидая, когда
старшие заметят его присутствие.
Сенсаи отключил экран.
- Вайн, случилось то, чего мы боялись. Но теперь уже недолго - скоро
диадема снова будет в наших руках.
Он качнулся, поворачиваясь, и направился к подносу с едой.
Алейтис содрогнулась, когда сцена в ее сознании погасла, потом снова
спокойно заснула. Ставвер, наблюдавший за ней, увидел, как успокоилось,
разгладилось ее лицо.
- Прошло! - пробормотал он. Откинув одеяло, он присел рядом с Алейтис
и потряс ее за плечо.
- Что... Ставвер? Я же тебе уже сказала, кажется... - Она потерла лицо
ладонью и села. - Ну что ты хочешь от меня? - Тебе снилось что-то. Я знаю,
у тебя бывают особые сны. Что ты видела на этот раз?
- Ахай, друг мой! Если сон был верный, то наши дела плохи. Я видела
существ, которых ты называешь Рмоахлами. Они сейчас там, в небе над
Ядугаром...
Она показала в звездное небо.
- Они уже знают, где находится твой корабль, и могут определить, где
находится диадема. Они каким-то образом узнали, что она цела и приведена в
действие.
- Вот как, значит... проклятье! Сколько еще до рассвета?
Алейтис пожала плечами.
- Час, час и половина.
- Не стоит тратить зря время. Поднимайся. Уходим прямо сейчас.
Алейтис пальцами приподняла стирающий кожу до боли ремень детской
перевязи, в которой лежал Шарл.
В овраге все еще было темно, хотя верх его уже затопила кровь лучей
Хорли, который начал уже поднимать голову над краем мира. Алейтис
зашевелилась на неудобной кожаной подстилке-седле, вызвав испуганный крик
Шарла, когда его перевязь закачалась и ударилась о бедро матери.
- Тс... малютка, - тихо сказала она, осторожно гладя сына по голове.
Впереди, в красноватом утреннем полумраке, упорно двигался вперед
Ставвер - молча, не оглядываясь. Алейтис скорчила гримасу ему в спину.
Потом похлопала своего сесмата, с тревогой чувствуя, что животное начинает
уставать. Шаг терял пружинистость, животное иногда спотыкалось. Алейтис
подалась вперед, погладила лохматую шею - жесткие колючки волос были
мокрыми от пота.
- Ставвер, - сказала она нетерпеливо.
Он обернулся на миг.
- Ставвер, неужели нельзя хоть бы недолго остановиться?
- Нет. - Голос его, ненадолго приплывший назад к Алейтис, был холоден
и тверд.
Она свирепо уставилась на худую упрямую спину мужчины.
- Я голодна! - крикнула она. - Ты так испугался этих пауков, что даже
не осмеливаешься остановиться поесть! Почему? Ахай! Я умираю с голоду!
- Нет!
Сердито дернув плечами, Алейтис ударила пятками в бока сесмата.
Усталое животное ненадолго ускорило шаг, потом снова пошло медленнее.
Вздохнув, Алейтис дернула поводья, переводя своего "скакуна" на прежний
шаг.
Узкая дорога становилась все круче. Вскоре ноги и бедра Алейтис уже
болели от усилий, которые приходилось ей прикладывать, чтобы удержаться на
спине сесмата.
Когда дорога стала шире и ровнее, Алейтис с облегчением вздохнула. Она
снова поправила ремень перевязи с Шарлом, поморщилась - в пустом животе
заурчало. Посмотрела на спину Ставвера и пожала плечами.
"Не стоит его звать", - подумала она. И постаралась поудобнее
перераспределить свой вес. Потом просунула пальцы под головную повязку на
затылке, принялась массировать затекшие, связанные узлом мышцы шеи.
Она выгнула спину, чтобы мышцы могли расслабиться хоть немного.
Далеко впереди, внизу, в конце крутого склона, на фоне красного
светящегося тумана, поднимались зловещие, иззубренные черные скалы.
Уставшая сесмат наступила на круглый камень, которыми была щедро
усеяна дорога, споткнулась, упала на колени. Алейтис швырнуло на шею
животного, потом обратно, когда сесмат рывком поднялась. Алейтис вцепилась
в шерсть на шее сесмата, снова приняла нормальное вертикальное положение и
облегченно вздохнула.
Короткое копье со свистом пронеслось у нее над головой, ударило в
дальнюю скальную плиту, вызвав небольшой камнепад, прогрохотавший у копыт
сесмата.
Алейтис дернулась, подалась назад, ошеломленная, потом вскрикнула от
боли, когда следующее копье сорвало кусочек скальпа и перевязи, сбив саму
повязку набок.
Схватив ребенка, она рывком соскользнула с сесмата и бросилась за кучу
камней. Падая, неловко подвернула ногу и теперь вскрикнула от боли в
ступне. Она освободила ногу, вытянула ее и принялась растирать,
одновременно выглядывая из своего укрытия.
Шарл заплакал, испуганный внезапным резким движением, вырвавшим малыша
из сладкого сна. Принявшись покачивать завернутого в походную кожу Шарла,
она постаралась успокоиться сама - в этом ей помог тот факт, что на дороге
никого не было, сколько она ни выглядывала. Она покачивала Шарла, прижав к
груди, шепча ласковые слова, и постепенно успокаивалась сама. Шарл через
мгновение погрузился снова в сон, и она, осторожно сняв ремень с плеча,
положила кожаный сверток с ребенком за большой валун.
Морщась от боли в подвернутой лодыжке, она поползла между камнями,
чтобы получше посмотреть на дорогу.
- Ахай! - прошептала она в отчаянии.
Не спеша, ухмыляясь, к ней приближались пятеро мужчин. Они были
совершенно уверены, что Алейтис от них никуда не уйдет, поэтому не
торопились. Она увидела их всех, и руки у нее задрожали.
- Миаво! - прошептала она. - Но где он?
На четвереньках она отползла немного назад и посмотрела в другую
сторону.
- Ставвер, - пробормотала она, - черт побери, а он куда подевался?
Стена оврага делала в этом месте выступ, и поэтому видела она
преимущественно только серую, отблескивающую скалу.
- Кхас! - позвала она. И посмотрела вновь на тех пятерых. Потом с
яростной гордостью, поднялась, отбросила за плечи волосы и, прихрамывая,
пошла на середину тропы, спиной к приближающимся мужчинам. Ставвера она
увидела стоявшим немного дальше по склону. Короткое копье упиралось своим
острием ему в горло, другое в поясницу. Его сесмат лежала у его ног
мертвой.
Алейтис сглотнула, глянула назад, через плечо.
Пятеро идущих за ней теперь растянулись в дугу, их лица горели
мрачными хищными ухмылками.
Нервно проведя руками по предплечьям, она посмотрела влево, потом
вправо. Стены поднимались слишком круто, не давая надежды на побег. Она
быстро повернула голову назад, туда, где был Ставвер. Миаво ухмыльнулся ей,
выступая из-за спины Ставвера.
Чувствуя, как становится чаще дыхание, как гордость сменяется паникой,
Алейтис повернулась и пошла навстречу пятерым. Она сделала несколько
быстрых шагов и замерла - на нее были направлены наконечники трех копий.
Медленно, шаг за шагом, начала она отступать. Пять ртов растянулись в
животных усмешках, зубы очень бело блеснули на красновато-коричневых грубых
лицах.
Пять пар тупых животных глаз впились в нее, предвкушая кровавое
удовольствие.
Медвеи теснили ее в сторону Миаво, заставляя делать шаг за шагом,
подталкивая копьями. Вцепившись в волосы, в агонии страха, оттесняемая
назад, к гибели - шаг - толчок, шаг - толчок - она прошептала:
- О, Мадар... помоги мне!
В напряженно пульсирующем воздухе чисто и звонко прозвучали ноты
мелодии. Алейтис застонала, рухнула на колени. Теперь она не просто была
напугана, она впала почти в столбняк.
- Сейчас... - слово не было договорено, растянулось в завершившейся
басовым рыком вопль.
Когда высокая нота вопля соскользнула вниз, на басы, в ворчание и
рокот, а затем и вовсе погасла, движение пятерых мужчин замедлилось,
превратившись в пародию на движение людей. Потом они вообще перестали
двигаться, повисли в момент полушага. Алейтис попыталась встать. Двигаться
было странно трудно, создавалось такое впечатление, как будто она
пробиралась сквозь невидимый желатин. Вдруг руки ее шевельнулись сами
собой, затрепетали, как лунные белые мотыльки.
- Нет! - прошептала она. Дрожь пробежала по всему ее телу - это пришли
в движение ноги. Крик-шепот ее прозвучал лишь внутри ее сознания. Она снова
была пленником собственного тела, и могла лишь наблюдать изнутри своего
черепа.
Мучаясь беспомощностью, она смотрела, как руки ее взлетели, а потом
опустились на древко одного копья, легко выдернули его из онемевших пальцев
мужчины. Она глядела сквозь наблюдательные отверстия глазниц, и слезы
медленно струились по ее щекам... Она понимала, что должно последовать.
Стремительные как мотыльки руки Алейтис вонзили острие копья в грудь
воина. "Словно шилом протыкаешь кожу", - мелькнула у нее неуправляемая
мысль. Толчок, рывок назад, снова толчок, потом опять назад и так далее...
И вот уже пятеро мужчин мертвы...
Они этого еще даже не знали. Застигнутые замедленным временем, как
мухи в янтаре, они продолжали висеть в воздухе, не падая. Острие копья даже
не окрасилось кровью - на это не было времени, столь стремительны были его
уколы. Пленник в собственном черепе, она видела, как разжались тонкие
смуглые пальцы, как повисло в воздухе отставленное ими копье. Перед глазами
медленно поплыли освещенные янтарем стены - ее тело развернулось и
направилось ко второй группе нападавших. Теперь перед ней были те, что
схватили Ставвера. Тонкие смуглые пальцы ловко вытащили из-за пояса одного
из них нож. Раз... два... три... - полоснуло по горлам, потом перед ней
всплыло лицо Миаво - остальные, все еще торжествующе усмехающиеся, но уже
получившие добавочный кровавый рот на рассеченном горле, пропали из поля
зрения.
- Нет! - крикнула она, обращаясь к тому таинственному, что сейчас
управляло ее телом. - Не надо... остальные уже мертвы! Он один и не может
уже мне повредить! Без него погибнет все племя... Не убивай его!
Тело, несущее ее пленное сознание, сделало шаг в сторону, и мимо
Миаво. Потом еще шаг... второй... Потом низкий басовитый гул, пульсирующий
все это время на границе неслышимости, визгливо усилился до ноющего,
пронзительного воя. И рукоять ножа вдруг стала холодной, и она
почувствовала, что в лицо дует теплый утренний ветерок.
Застонав, она разжала пальцы, выпуская нож. Тот со стуком упал на
землю. За спиной она услышала несколько глухих ударов, звон, стук. Она
повернулась на дрожащих, подгибающихся ногах и тут же повалилась на землю,
обхватив голову руками.
Ставвер крякнул. Осторожно обойдя лужу крови, натекшую из перерезанных
глоток, он остановился рядом с Миаво.
- А тебя почему она оставила в живых, а?
Миаво хрипло что-то каркнул, сделал шаг в сторону, опасливо поглядывая
на вора, рукой схватившись за рукоять ножа на поясе. Ноздри его
раздувались, он снова отступил, шаг за шагом, не говоря ни слова.
Алейтис подняла голову.
- Ставвер! - позвала она громко. - Оставь его.
Она на несколько секунд закрыла глаза, потом повернула голову и тяжело
уставилась на Миаво.
- Уходи! Понял? Я пообещала Кхатеят, что не трону тебя... Ахай,
Кхем-ско, ты понимаешь, как близко ты был к смерти? Убирайся! Оставь нас в
покое! Не знаю, смогу ли я снова сдержаться, если увижу тебя снова...
Миаво колебался, глаза его дико сверкали.
Алейтис застонала:
- Ай-ми, будь же умным человеком, идиот! Даже без... - Она шлепнула
себя ладонью по макушке. - Даже без волшебства Ставвер справится с тобой за
одну минуту. Посмотри - он прямо с места рвется, чтобы прикончить тебя.
Ставвер ухмыльнулся, поднял нож, который валялся в кровяной луже,
многозначительно и приглашающе посмотрел поверх его лезвия на Миаво.
Тот мрачно обошел кучей лежавшие тела товарищей и быстро зашагал по
тропе, вскоре исчезнув из вида.
Ставвер повертел нож, чисто блестевший лезвием в лучах Хорли, поджал
губы. Посмотрел на лужу крови, потом снова на полированное лезвие ножа.
- Проклятье! Как это тебе удалось сделать? - пробормотал он.
Алейтис в ужасе переводила взгляд с одного мертвого тела на другое.
Потрясенная до глубины души, мучаясь от тошноты, она медленно зажмурилась,
ударила кулаком по бедрам; по искаженному гримасой боли лицу текли слезы
гнева.
Ставвер пожал плечами, слегка раздраженный такой чрезмерной
эмоциональной реакцией. Он поддел носком камешек, тот отскочил от скалы,
глухо ударил в одно из мертвых тел, лежащих лицами в лужах крови, которая
уже начала постепенно стекать вниз по склону.
Какие-то маленькие черные жучки уже суетливо жужжали, летая над
мертвыми, ползая по трупам, присасываясь с жадностью к луже дымящейся
крови, отпустив в нее свои тонкие сосательные трубочки. Сладковатый запах
большого количества крови начал кружить голову. Ставвер попятился,
обернулся - глаза Алейтис были устремлены прямо на него.
- Я ничего не могла поделать, - произнесла она, сглотнув, и потерла
тыльной стороной ладони воспаленные, горящие глаза.
Он улыбнулся, ласково потрепал ее по плечу:
- Бедный котеночек, тебе пришлось нелегко...
Она закрыла глаза и прислонилась головой к его руке.
- Это было жутко. Мне почти что хочется умереть тоже... Ставвер...
- Нет, не говори так, Лейта!
- Ставвер...
- Что?
- Я действительно проклятая. Тебе было бы лучше оставить меня.
- Прекрати! Я хочу верить, что ты все это сказала несерьезно! - Он
усмехнулся. - Хватит тебе жалеть себя. - Он покачал головой, провел
пальцами по ее щекам, стирая слезы.
- Бери малыша и пошли! Где ты его оставила?
- Шарли! - Алейтис как пружина вскочила на ноги. - Ахав! Я забыла о
моем маленьком Шарли!
Она бросилась вверх по тропе, содрогнувшись, когда пробегала мимо
лежащих беспорядочной кучей мертвых. Потом поспешно подхватила перевязь с
кожаным свертком и радостно перевела дыхание. Шарл спокойно лежал внутри,
свернувшись, посасывая кулак. Слабо засмеявшись, она перебросила ремень
через голову и пристроила перевязь поудобнее. Ребенок подал голос,
недовольный переменой места, потом снова свернулся, прижавшись к ее бедру,
и спокойно заснул.
Когда Алейтис начала спускаться к Ставверу, ее атаковала целая армия
черных жучков - они покрыли ее мокасины и кожаные штанины шароваров. Она
посмотрела вниз.
Кожа была пропитана кровью - на штанинах кровь была лишь местами, зато
мокасины пропитались основательно. Желудок Алейтис угрожающе свернулся в
узел.
- Хорошо, что я сегодня ничего не ела, - пробормотала она.
Потом она шла за Ставвером - целый час. Кожа мокасин постепенно
высыхала, пока не стала жесткой, словно деревянной. Ушибленная лодыжка
болела, на пятках она уже натерла болезненные мозоли. Алейтис, преодолевая
боль, хромала вслед за Ставвером, выбираясь из расщелины оврага на дорогу,
которая опасно вилась по крутому склону.
На минуту она остановилась, глядя на открывшуюся взору долину. Пейзаж
был дикий, фантастический. Углы и плоскости серых и коричневых скал, иногда
заплатки зелени. Темная блестящая лента реки, петляющая между скал... И все
это - пересекается вертикальными колоннами белого пара, бьющего из ноздрей
гейзера.
Вся долина дремала под всеобщим покрывалом белесого пара. Хеш и Хорли
не могли пробить этого покрывала, лишь красноватое пятно света указывало
место, где они находились в данный момент. Большая часть света
отфильтровывалась слоем пара. Из долины поднимались волны влажной жары. Она
опустила ладонь на плечо спутника, встала рядом с ним, стараясь впитать в
себя зловеще-прекрасную потустороннюю картину долины гейзеров и подземных
источников.
- Это Бав Несвет! Корабль должен быть где-то здесь. Ты видишь его?
- Мы еще слишком далеко. - Он покосился, глядя на ее лицо, когда
почувствовал прикосновение ее ладоней. - Ты выдержишь еще час?
- Если нужно... - Она устало пожала плечами.
- Отдохнем, когда дойдем до реки. - Он показал рукой в сторону реки,
похлопал потом по седельному мешку, который она несла за плечами. - Поедим
и посидим немного.
Алейтис со смехом оттолкнула его.
- Я пересекла полмира, но клянусь, это самый длинный участок пути.
Ставвер кивнул. Он уже начал осторожно спускаться вниз по узкой тропе.
- Впереди тебя ждет путешествие еще более долгое, дорогая. Более
долгое, чем ты можешь себе представить. Когда мы доберемся до корабля...
Он осторожно обогнул выступ скалы на повороте тропки.
- Здесь осторожно, - сказал он приглушенным голосом. - Тут очень
крутой спуск...
- Спасибо, - кивнула девушка. Она с сомнением посмотрела на опасную
тропку. - Ну, малыш, - пробормотала она, поправляя ремень перевязи. -
Прежде чем прыгать, придется немного походить пешком. - Она осторожно
начала спускаться вслед за Ставвером.
Час спустя она рухнула на берегу речки.
- Больше не могу, - простонала она. - Ни шагу... И кроме того, мне
очень нужно выкупаться. Очень нужно...
Ставвер присел на большой круглый камень. Он стер ладонью пот с лица и
улыбнулся Алейтис.
- Смотри, не протри себе шкуру, когда будешь отмываться от грязи...
Алейтис засмеялась. После душераздирающих событий сегодняшнего утра
затянутое пеленой небо, казалось ей мирным и успокоительным зрелищем. Она
прислонилась спиной к стволу, наблюдая за игрой теней от колеблющихся на
ветру листьев. Тени бледные и какие-то размытые. Она вздохнула и принялась
рассматривать свои мокасины. Вид темных пятен на мягкой коже заставил ее
зябко поежиться.
- Ставвер, - позвала она жалобно.
Он задумчиво смотрел на воду и, казалось, не слышал ее.
- Ставвер!
- Хм? - рассеянно промычал он в ответ. - Что такое?
- Помоги мне разуться.
Он раздраженно нахмурился, потом подошел.
- Давай! - сказал он. - Ногу давай! - Когда она недоуменно подняла на
него взгляд, он повторил свое предложение. Потащив мокасин с ноги, он
немного переусердствовал, так как Алейтис прямо взвыла от боли.
Но Ставверу было не до сантиментов. Он только криво ухмыльнулся и еще
раз резко дернул с ноги мокасин.
Сняв обувь, он провел пальцем по красной воспаленной коже ступней и
задумчиво произнес:
- Слушай, а почему бы тебе не посидеть здесь, пока я буду рыскать, ища
этот корабль?
Он начал массировать ступню. Алейтис вздохнула расслабленно.
- Ты пока искупаешься, - продолжал он. - Покормишь малыша. Я справлюсь
с этим делом быстрее, если пойду один...
Он с опаской посмотрел на реку.
- Тебе бы лучше не заходить в воду далеко. Реки в этих местах могут
таить опасные неожиданности. Ну что, согласна? Не бойся. Здесь никого нет.
Алейтис невесело усмехнулась, скривив губы.
- Что? Бояться? Это пусть кое-кто другой боится меня...
- Очко в твою пользу! - засмеялся он. - Если я найду корабль, то сразу
попробую установить связь со своими друзьями. Поэтому не беспокойся, если
задержусь. Не волнуйся.
- Понимаю. - Опираясь на его руку, она с трудом поднялась. - Ахай! -
воскликнула она с болью в голосе. - Я превратилась в развалину!
Он тихо засмеялся.
- Принимай ванну и ни о чем не думай. И сразу же почувствуешь себя
лучше...
Она отступила на шаг и сразу стала серьезной.
- Будь осторожен, Ставвер! - попросила она его.
Он пожал плечами и нырнул в лиственный туннель, охвативший со всех
сторон тропку, ведущую от реки.
Алейтис смотрела ему вслед, пока он не пропал из виду, потом подняла
начавшего хныкать мальчика. Она распеленала его, приложила ротик к груди.
Шарл принялся жадно сосать.
Час спустя, когда она выскребла свои волосы пучком мыльной травы и
сейчас весело насвистывала, пытаясь выстирать нижнюю рубашку, послышалось:
- Алейтис!
Она вздрогнула, подняла голову и выронила пучок травы в воду. Ставвер
стоял возле дерева, широко улыбаясь тонкогубым ртом.
- Ты нашел его?! Так быстро! - Она засмеялась, потом стряхнула с рук
мыльную пену и поднялась. Тяжело дыша, она схватила его за руку. - Ну
скажи! Ты нашел его?
Он снова засмеялся и отодвинулся от нее.
- Алейтис, не брызгай на меня водой. Ты сейчас на меня полреки
выбрызгаешь.
Она нетерпеливо танцевала вокруг него.
- Чепуха, не обращай внимания! Рассказывай!
- Я нашел корабль, - сказал он, не спеша. - И один из моих друзей, к
счастью, оказался достаточно близко от этой планеты. Он быстро ответил.
Таким образом, он, вернее, она, будет здесь через несколько часов.
- Она? - Алейтис усмехнулась. - Одна из твоих подруг?
Он тоже засмеялся:
- За такую этикетку она бы, думаю, не сказала тебе спасибо. Нет,
Маисса любит сохранять независимость и ходит всегда сама по себе.
- Вот это молодец!
Он провел пальцем по ее влажной щеке.
- Водяная колдунья, нимфа! - сказал он хрипло.
Его руки опустились на плечи Алейтис, потом соскользнули ниже,
обхватывая груди. Алейтис вздохнула, на миг прижалась к нему, испытав
желание, но только на миг... Потом она оттолкнула Ставвера, тяжело дыша:
- Я тебе уже сказала, мой милый друг. Второй ребенок мне ни к чему! -
Он сердито нахмурился, потом повернулся и исчез в джунглях.
Алейтис удивленно подняла брови, потом пожала плечами и подошла к
месту, где лежала ее одежда. Она натянула через голову мокрую тунику,
подняла испачканные засохшей кровью брюки, осмотрела их, чувствуя
подступающее к горлу отвращение.
Потом посмотрела вниз, на тунику - подол достигал половины бедра.
- Ну и хватит! - пробормотала она. Отшвырнув штаны, она затянула тонги
у горла туники, подняла Шарла, заправила перевязь за плечо и пробормотала:
- Хай, малыш! Потерпи, уже немного осталось!
Из джунглей показался Ставвер, хмуро уставясь на нее.
- Пошли. Впереди еще солидный отрезок дороги. Того и гляди, Маисса
окажется на месте раньше нас.
Алейтис внимательно посмотрела на него:
- Что это ты так забеспокоился! - Она внимательно посмотрела на него,
но он тут же отвел глаза.
Пожав недоуменно плечами, она принялась искать среди корней мокасины.
- И куда же это я их дела...
- Брось ты этот мусор! - нетерпеливо сказал Ставвер и исчез за
поворотом.
Вздохнув, Алейтис оставила дальнейшие попытки поиска обуви, поудобнее
приспособила ремень и зашагала вслед за Ставвером.
Тропа бежала под зеленой крышей джунглей, погруженная в зеленоватые
сумерки.
"Больше никогда в жизни, - ядовито подумала Алейтис, догоняя Ставвера,
- теперь буду делать только так, чтобы никогда ни от кого не зависеть, ни в
чем..."
- Ни в чем! - повторила она в голос.
Когда тропа вышла из-под кроны зеленой листвы джунглей, Алейтис
пришлось зажмурить привыкшие к зеленому сумраку глаза. Поморгав, она,
наконец, смогла взглянуть на открывшееся перед ней обширное пространство,
теряющееся вдали, в тумане гейзеров. Обширный фартук застывшей лавы
когда-то залил часть долины, кончаясь у ног Алейтис неким подобием лапы,
чьи когти выбили в земле полукруг горячих когтей-ключей. В маленьких
круглых каменных дырах булькала вода, струйки пара плевали в воздух. А там
уже хаотический ветер подхватывал пар, рвал в клочья и уносил к туманному
небу-потолку.
Ставвер стоял на краю остывшей лавы и ожидал ее.
Она переступила с ноги на ногу. Земля была неприятно горяча. Впереди,
в середине черноты каменной лавы, поднимался к небу острый шпиль. Пузатое
основание низко припало к земле, погрузившись в лаву, которая засохшим
кремом свисала с опорных стабилизаторов.
- Значит, это и есть звездолет?
Ставвер хмыкнул.
- Ты разочарована?
Он потянул ее за выбившийся завиток.
Алейтис ахнула от боли, вырвалась.
- Этот толстяк - на самом деле больше, чем кажется отсюда - принес
сюда, на эту планету, твой народ. - Ставвер с уважением рассматривал
корабль. - Три тысячи лет... а в батареях все еще была энергия...
- Хай?
- Если ты думаешь, что я в двух словах смогу объяснить тебе инженерию
матриц и топливную химию, то ты заблуждаешься.
- Сомневаюсь, что тебе это вообще удалось бы, - она скептически
посмотрела на него. - Что ты действительно обо всем этом знаешь?
- Немного, - признался он. - Пошли.
Алейтис усмехнулась. Передразнивая походку Ставвера, она двинулась по
редкой траве. Сделав всего несколько шагов, она вскрикнула, подняв ногу.
Подпрыгивая на здоровой, описывая маленький круг, она наклонилась, чтобы
осмотреть раненую ногу.
Причиной боли был большой палец, а не натертая кожа, как она сначала
думала. Острый черный осколок стекловидного камня вонзился в мякоть пальца.
Из-под камня вытекала темно-красная струйка крови.
- Ахай! - вздохнула она, вложив в дрожание голоса всю боль. Она
выдернула осколок, сморщилась, глядя на капающую на пальцы кровь.
- Черт побери, где твоя обувь? - раздраженно чертыхнулся Ставвер, так
ее испугав, что она едва не упала.
- Аф'и! - Она восстановила равновесие и сердито посмотрела на мужчину.
- Ты же сам кричал, чтобы я все бросила и поскорее отправлялась за тобой!
Он покачал головой с отвращением.
- Дай-ка сюда ногу.
Он присел на колени и осмотрел рану. Кровь уже свертывалась, разрез
быстро склеивал стенки, постепенно исчезая.
- Ты быстро залечиваешь раны, - произнес он удивленно. - Думаешь,
сможешь идти?
Она высвободила ногу, попробовала ступать на нее и кивнула головой:
- Конечно!
Он поднялся, отряхнул колени.
- Но когда придется идти по лаве, я понесу тебя.
- Почему? Это ведь ровный камень. Я ходила босиком и не по таким
камням.
- Ну что ж, - улыбнулся он. - Ты уже имела счастье попробовать. Хочешь
еще раз испытать? - Он сделал два широких шага. - Иди сюда, - позвал.
Она осторожно пробралась к нему и остановилась перед затвердевшем
языком лавы.
- Посмотри на эту штуку, - крикнул он. - И попробуй ногой, но
осторожно.
Она прикоснулась к камню.
- Шершавый. Ну и что?
- Этот прекрасный плоский камень сточит тебе ноги до колен, а что
останется - поджарит, пока ты доберешься до корабля.
- Хай! - Она подняла руки в жесте покорности. - Тогда придется ехать
верхом. Я согласна.
- Сначала дай мне ребенка, а потом я уже постараюсь как-нибудь и тебя
перетащить. - Он перебросил ремень через плечо, посмотрел в сторону корабля
и покачал головой: - Слава Богу, что он недалеко.
Он тяжело опустил Алейтис на ноги, потянулся, потер усталую шею и
пробормотал:
- Тебе никогда не приходило в голову, что надо бы хоть немного
похудеть?
Он стащил с плеча ремень люльки.
- Держи свою свинцовую люльку.
Алейтис фыркнула:
- Кто тебя заставлял тащить нас? Хотел доказать, что ты мужчина, что
ли?
- Посмотри на мои сапоги! - Он поднял ногу. Подошва была не толще
пергаментной бумаги.
Час спустя Алейтис сидела в отверстии открытого люка, весело болтая
ногами, свешенными через край.
Шарл довольный сосал грудь, включая в процесс еды все свое тело,
поскуливая и подергиваясь, как щенок, колотя плоть груди мягкими кулачками.
Туманное одеяло над головой волновалось, отступая и приливая вновь,
пульсировало, ловя восходящие потоки тепла лавового поля, отбрасывая это
тепло обратно на черное яйцо земли... или так казалось Алейтис?
Она в сотый раз провела по лицу ладонью, сморщилась, разглядывая
скучный пейзаж.
Свистел неутихающий ветер, обтекая корпус корабля, волочил по
плоскости лавы маленькие камушки. Из всех пор кожи выступал пот, собирался
горошинами, которые и не думали испаряться - так воздух был насыщен влагой.
Она с отвращением вдыхала этот теплый противный воздух, похожий на
безвкусный суп. Через плечо глянула на Ставвера - тот спал на древнем
трухлявом мате - куске обивки.
Под бледными веками нервно шевелились глазные яблоки. Он дышал
медленно, ровно, то и дело нервно похрапывая. Как раз в тот момент, когда
Алейтис посмотрела на него, он зашевелился, сел, моргая заспанными глазами.
Потер ладонями лицо, шершавая кожа ладоней зашуршала.
- Который час?
Алейтис выглянула наружу, посмотрела на небо.
Красное пятно голубоватым призрачным спутником успело уползти довольно
далеко на вечернюю полусферу, начав спуск к западному горизонту.
- Примерно са'ат хафтуман, - сказала она задумчиво.
- Очень понятно, - недовольно пробормотал похититель диадемы. -
Переведи, пожалуйста.
- Примерно шесть часов до захода Хорли. - Она фыркнула. - И ты так
торопился... Но, почему-то твоя Маисса не торопится, в отличие от тебя...
Он поднялся, расправляя затекшие руки и ноги, остановился в круге люка
рядом с Алейтис.
- Тебе больше не снились пауки Рмоахлы?
- Нет. Сколько еще до ее прилета? - Алейтис подняла Шарла к плечу,
осторожно похлопала по попке, чтобы развеселить.
- Не знаю, - сказал он отсутствующим тоном.
- А она не заблудится? Ты передал точные координаты?
- Маяк работает постоянно. - Он потянулся, упираясь в край люка руками
и ногами. - Я тебе ведь десять раз все это говорил!
- Я чувствую... у меня такое чувство... понимаешь... я чувствую,
что... - Она протянула руку и коснулась его ноги. Реальность твердых мышц
ее спутника подействовала успокаивающе, - Понимаешь, - продолжала она
немного тише, - эти, как ты назвал их - Рмойхлы? - приближаются... - Она
потерла ладонью его лодыжку - вверх-вниз: - Я не то чтобы испугалась,
просто у меня все это время какое-то непонятное чувство, здесь внутри...
- Это от повышенной влажности!
- Не знаю...
Он покинул люк, несколько секунд возился у внутренней двери люка,
потом исчез внутри корабля.
- Фу! - Она с отвращением сплюнула каменную пыль. - Скоро я превращусь
в ходячую скалу.
Она посмотрела на Шарла. Тот, как всегда, был погружен в безмятежный
сон. Маленькое личико было испачкано пеплом. Она осторожно сдула пепел и
пыль, поднялась, прислонилась к круглой стенке - краю люка.
Пар и туман над ее головой вдруг озарился очень ярким желтым светом.
Сияние прямо на ее глазах начало усиливаться, в нем явственно начала
выделяться золотистая сердцевина.
Алейтис вцепилась в край люка и закричала:
- Ставвер! Ставвер, иди сюда! Иди немедленно!
Нижний край мерцающей золотой сферы пробил туман.
- Ставвер!
- Что такое? - Голос его имел металлическое эхо,
- Твой друг! По крайней мере, надеюсь, что это должен быть твой друг!
Вон, видишь?
Он встал рядом с ней в отверстии люка, всматриваясь в туманное небо.
Усмехнулся:
- "Масляный шарик". Да, это Маисса. Все в порядке.
- "Масляный шарик?" - переспросила она, удивленно раскрыв глаза. -
Какое странное название.
Он вылез наружу, на ступеньки лестницы.
- А она сама по себе странная персона. Оставайся здесь, пока я не
улажу все что нужно.
И он заскользил вниз, держась только за перила лестницы.
Желтый свет становился все интенсивнее. Казалось даже, что этот свет
начал разгонять туман, вечно висящий в этой долине. Но сердце Алейтис
радостно билось - вот оно! Свершилось! Она может... она добилась того,
чтобы покинуть эту планету! Теперь осталось совсем немного...
Когда золотой шар выскользнул из тумана - в сердцевине его мелькала,
то появляясь, то исчезая, черная игла, - до Алейтис донесся тонкий
пронзительный визг.
Этот визг становился все сильнее, невольно хотелось закрыть ладонями
уши и прикрыть глаза. Но Алейтис не шевелилась. Во все глаза она радостно
смотрела на чудо - на свершившуюся мечту.
Золотой шар коснулся земли, раздалось величественное "Ууф-ф..." - и
вот черная игла стоит на хвосте, окруженная прозрачной световой оболочкой.
Все это казалось Алейтис чистым волшебством, она должна была бояться этого
никогда не виденного ею чуда, но вместо этого она была по-настоящему
счастлива, как-то внутренне спокойна.
- Хай, мой Шарли! - тихо произнесла она, похлопывая ребенка по
крепкому задику. - Вот мы и дождались. За нами приехали. Ай-Ашла, не должна
я позволять другим людям управлять своей жизнью, управлять мной. Шарл,
малыш, пока что ты ничего не понимаешь, но потом. Дай мне только время...
Она улыбнулась с любовью, глядя на ребенка, потом выглянула из люка.
Ставвер уже пересек пространство лавы, остановился у самой границы
колеблющейся световой оболочки.
Маисса прищурила свои миндалевидные янтарные глаза. Она осмотрела
Ставвера с ног до головы.
- Да... - подвела она итог. - Вид у тебя неважный, черт побери.
Равнодушно пожав плечами, Ставвер сделал еще один шаг к границе
защитного экрана.
- Оставайся там где стоишь, мой старый друг! Или я тут же лишу тебя
всякой надежды когда-нибудь выбраться в небеса! - Она грациозно приподняла
руку, направив шепли-метатель прямо в живот Ставвера. - А теперь, - резко
приказала она, - поведай, почему ты позвал меня сюда?! - Ставвер задумчиво
смотрел на нее. Она была изысканно миниатюрна, с кожей цвета кофе, с
длинными черными волосами, которые упругими блестящими волнами падали с ее
преувеличенно выделяющегося "Вдовьего козырька" над лбом. Руки и ноги
Маиссы казались совершенством очертаний, но производили впечатление крайней
хрупкости. Казалось, порыв ветра был способен переломить ее пополам.
Он усмехнулся, зная, как фатальна бывает такая иллюзия хрупкости.
- Я потерпел крушение, - пожал он плечами. - На борту была диадема
Рмоахлов... - Он скривился, увидев как кончик розового языка пробежал по
губам женщины при этих словах.
- Я слышала, что ты за ней охотился, - кивнула она и шагнула вперед.
Но тут же опомнилась и протанцевала назад, продолжая целить метателем в его
живот. - Значит, за тобой идут ищейки пауков?
- Правильно. Я пытался сбросить их с хвоста. - Он пожал плечами. -
Корабль сгорел...
- Значит, у тебя осталась одна диадема?
- Даже ее не осталось. - На лице возникла унылая гримаса. - Я и ее
потерял.
- Так... Значит, за спасибо?
- Буду тебе должен на этот раз.
Она похлопала стволом метателя по щеке, задумчиво глядя на Ставвера,
что-то прикидывая в уме.
- Ты прохиндей, Микс, но ты платишь долги. Хммм. У меня почти готово
одно дельце. Я знаю, ты всегда был одиночкой, но, черт побери, ты лучший
вор в округе. Значит, услуга за услугу?
- Договорились.
- Тогда входи.
Маисса подошла к мигающей завесе силового поля.
- Бери мою руку!
Он не шевельнулся.
Она нахмурилась.
- Что еще?
Женщина выглядела сердитой.
- Посмотри туда! - Он повернулся к древнему звездолету и помахал рукой
Алейтис. Крошечная фигурка в черном круге люка помахала в ответ и начала
спускаться по лестнице.
- Она со мной.
- Нет! Твоим подружкам-дикаркам на борту моего корабля делать нечего!
- Она не подружка. Она привела меня сюда, а я обещал ей за это, что
вытащу ее с планеты. - Он шутливо приподнял брови. - Ты сама сказала, что я
всегда плачу долги.
- Ты паразит! С каких это пор постельные обещания так много для тебя
значат, вор?
Он усмехнулся.
- Ну, Маисса, пусть прошлое останется в прошлом. Кто старое помянет...
Эта девушка может очень быть нам полезной.
- Дикарка? - Она приподнялась на носки ступней, потрогала лоб Ставвера
и недоуменно улыбнулась: - Нет, жара нет, как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. И это совсем не обычная дикарка, моя милая. По шкале
псиспособностей она, пожалуй, наберет фантастическое количество баллов.
Ксенопат! Эмпат! Хилер-целитель! И кто знает, что еще она может? И, милая
моя, одень ее нормально, проведи по улице - четверо из пятерых мужчин будут
тут же оглядываться на нее. - Он пожал плечами. - В самом худшем случае,
чем ты рискуешь? Всегда получишь за нее у Н'куна хорошую цену!
- Знает ли эта девочка, с каким человеком имеет дело? Подлец! - Маисса
наморщила миниатюрный носик.
- Это последнее средство, любовь моя. Я испытываю к ней искреннюю
симпатию.
Маисса снова посмотрела в сторону старого корабля.
- А что это она несет?
- Ее ребенок.
- Ты - отец?
- Нет, что ты. Я же сказал, что она вовсе не моя подружка для
постельных утех.
- Ну нет, дорогой. Тогда ты, должно быть, сошел с ума.
- Просто с ней опасно валять дурака. Можно сильно обжечься.
- Ну, ну... никогда не думала, что настанет такой день... Ладно, она
тоже летит вместе с ребенком. Но это будет чертовски большое одолжение,
Микс. Тебе придется заложить собственную шкуру. И я обязательно возьму с
тебя плату.
Она зловеще усмехнулась, и янтарные глаза ее заискрились триумфом.
- Моя шкура в твоем распоряжении.
- Ты лучше побеспокойся о своем друге. Ей явно очень неловко там.
Ставвер посмотрел через плечо на Алейтис, которая пробиралась через
лавовое поле, содрогаясь каждый раз, когда обнаженные натертые ступни
касались горячей поверхности камня.
Он некоторое время смотрел на нее, потом тревожно поглядел на кипящую
над головой туманную завесу.
- Ты нервничаешь?.. А, ждешь друзей, ищеек! - усмехнулась Маисса.
- Правильно. - Он развернулся на пятках. - Погоди секунду, я сейчас
притащу ее. Мы должны побыстрее убираться отсюда.
- Все ясно.
Ставвер бросился бежать на помощь Алейтис.
В этот момент что-то серое, как галька, и примерно такой же формы,
пробило слой тумана и начало медленно лавировать, опускаясь на лавовое
поле. Ставвер подхватил Алейтис, перекинул через плечо, Шарл завопил, когда
его люлька на перевязи начала бешено подпрыгивать. Ставвер стрелой пересек
оставшийся участок поля, схватил Маиссу за руку и вместе с Алейтис
протиснулся сквозь экран барьера. Миниатюрная хозяйка "Маслянистого шарика"
осой взлетела по трапу и исчезла внутри. Алейтис поспешила следом, но менее
ловко - ей мешали натертые и обожженные ноги, а также Шарл... Ставвер
нетерпеливо дышал ей в затылок. Наконец она ввалилась в шлюз.
Когда Ставвер, подталкивая впереди себя Алейтис, вошел в рубку, Маисса
как раз оживила видеоэкран. Серый объект завис в воздухе возле силового
экрана. Постукивая пальцем по стеклу видео, хозяйка корабля внимательно
следила за неизвестным объектом. Минуту спустя она произнесла, обернувшись
к Ставверу:
- Похоже, что ты говорил правду. - В голосе ее слышалось удивление. -
Это Рмоахлы, верно. То, что ты видишь перед собой, их поисковый корабль.
- Может быть, что-нибудь сделать? - Он смотрел на экран из-за ее
плеча, хмуро наблюдая за маневрами корабля пауков.
- Ты слишком много времени потратил зря, - рассеянно произнесла она,
протягивая руку к контролю - управляющей плоскости. Миниатюрным пальчиком
она тронула пустой стеклянный квадрат. Квадрат этот мгновенно жемчужно
засветился. Невидимая вибрация отозвалась в ногах Ставвера чувством
пронизывающей их энергии.
- Чего ты ждешь?
- Пусть думают, что мы испугались. Спорим, через минуту они вызовут
нас по кодеру. Удрать от них можно только одним способом - действовать
неожиданно!
- Этих пауков провести ух как не просто!
- Гм... - Она снова посмотрела на него. Огонек подозрительности
мелькнул в ее взгляде.
- Мне послышалось, что ты сказал, будто бы ты потерял диадему. Тогда
почему они у тебя на хвосте до сих пор?
Ставвер пожал плечами.
- Можешь меня обыскать.
- Хм... Пока на это нет времени. Но, прошу тебя, придумай историю
поубедительней, мой милый!
Темное кожистое лицо Рмоахла внезапно заполнило собой весь экран
видео. Маисса поспешно замахала рукой, чтобы Ставвер не попал в зону
передачи. Дотронувшись пальцем до второго засветившегося квадратика, она
произнесла в микрофон:
- Слушаю?
- Корабль!.. - Голос величественно раскатился по рубке, заполняя
своими раскатами мизерный ее объем, Маисса поспешно понизила громкость.
- Принято. Почему вы нам блокируете старт? - Она говорила
хладнокровно, лицо - маска спокойствия.
- Опусти защиту!
- Я не причинила вам никакого вреда! Почему вы меня пугаете?
- Опусти экран!
- Очень хорошо! Но я протестую! Я вам ничего не сделала!
Маисса тронула третий квадратик на пульте.
- Мой экран снят.
- Принято. - Огромное лицо монстра мигнуло и исчезло с экрана.
Маисса стремительно развернула кресло к Ставверу.
- На пол! Плашмя! - прошептала она. - И ей скажи. Мы рванем быстро,
пусть будет готова, а не то ее сплющит...
За ее спиной на экране было видно, как большой белый корабль
опускается на черный камень лавы, словно сухой лист, падающий с дерева.
- Открой люки! - Лицо Рмоахла вернулось на экран. - Вышли наружу
похитителя и владелицу диадемы.
- Слушайте, я не понимаю, о чем идет речь!
- Мужчину и женщину! - Хотя лицо выражения не меняло, бас голоса ухал
как-то нетерпеливо.
Маисса пожала плечами, протянула руку к ряду стеклянных активаторов.
Быстрым движением пальцев начертила сложный узор на сенсорных точках
панели.
Казалось, что земля на экране внезапно провалилась в преисподнюю. Но
нет! Секунду спустя Ядугар был уже на экране, туманным шариком, вращающимся
в пустоте!
Сконцентрировавшись, Маисса пустила свои пальцы в новый танец по
панели управления, оставляя на ней гаснущие искорки световых индикаторов.
Наконец, она откинулась на спинку кресла, пробежала глазами по
мигающим огонькам и индикаторам, вздохнула и немного расслабилась.
Прошло несколько минут...
Затем она встала и присела на край консоли пульта.
- Итак? - сказала она. - Пора бы и поставить все точки над "и". Первой
могу начать я. Все вышло так, как я и задумывала. Мы их провели.
Она посмотрела на Ставвера.
Тот сел. Покачивая сцепленными на костистом колене пальцами, приподнял
вопросительно брови.
- Ты хочешь сказать, что мы свободны?
- Мы вырвались на свободу и на свободе останемся!
- Ты просто чудо, дорогуша! Но как это у тебя получилось?
- У меня было кое-что, что в свое время было нужно мужчине-врихху. Я
отдала это, а за это он мне модернизировал корабль...
Она вытерла пальцем свой остроконечный подбородок.
- Да, маленькое предостережение, друг мой Микс. Попробуй украсть у
меня этот корабль, и получишь страшно неприятный сюрприз.
- Что ты, Маисса, мне такое и в голову не могло бы прийти. - Он широко
усмехнулся.
- Вот и хорошо. А теперь давай вернемся к тебе, мой "правдивый" друг.
Итак, ты потерял диадему, так? Я готова выслушать продолжение твоей
истории. Позаботься, чтобы она была так же хороша, как и ее первая часть.
Все это время Алейтис молча наблюдала за ними горящими от любопытства
глазами.
Но сейчас она позволила себе вступить в разговор.
- Он говорит правду, - произнесла она спокойно. - Диадему у него
отобрали, и получила ее я. Без моего на то желания, правда...
Она встала, подошла к пульту и с любопытством начала прикасаться к
прохладным стеклянным поверхностям.
- Какой этот паук был уродливым, - сказала она через какое-то время, -
как волосатый септ. - Она повернулась к ним лицом. - Ставвер подтвердит,
что я не хотела этой диадемы. Но теперь уже поздно. Я сращена с ней. Я не
могу снять ее, даже если захочу!
Маисса изумленно смотрела на нее.
- С каких это пор дикари умеют разговаривать на интерлинге? Послушай,
тебя обучил Ставвер?
Ставвер обнял Алейтис за плечи одной рукой, чтобы не тревожить малыша
в люльке, и, обращаясь к Маиссе, покачал головой:
- Ты не права, дорогая. Я же сказал, что у этой девочки куча
всевозможных талантов. Поверь, я ничему ее не учил.
- Ну, у нее на самом деле диадема? Да, теперь я понимаю, почему ты
взял ее с собой. - Она пристально смотрела на Алейтис. - А где же эта
вещичка? Где диадема?
Алейтис повела плечами.
- Вот.
Она тронула висок указательным пальцем, словно легонько стучала в
дверь, вызвав тем самым призрачный звон, прокатившийся как-то потусторонне
в напряженней тишине рубки управления.
Прижав к себе Алейтис, Ставвер произнес:
- Ты устала и голодна, Лейта. И я тоже. И к тому же ты хотела бы
вымыться, я думаю?
Она засмеялась:
- Ахай! Ты угадал!
- Прежде чем мы начнем ублажать свои желудки, - быстро сказала Маисса,
- нам необходимо выяснить очень важный вопрос. - Она засмеялась. - Куда я
должна направить корабль?
Ставвер подергал себя за ус.
- Это мы оставим пока на твое усмотрение, дорогая. Решай сама. А мы
тем временем немного почистимся. Мне не мешало бы побриться. А потом... -
Он пожал плечами и засмеялся. - Потом будет видно...
- Тогда пойдем на Лармачос?
- Гм... Если это входит в те твои планы, которые были упомянуты ранее,
то не обижайся, если я скажу, что у тебя в голове дырка. Вот что я могу
сказать обо всем этом!
- Сначала выслушай, а уж потом суди!
- Ладно, так и сделаем, не сомневайся. - Он повернулся к Алейтис: -
Пойдем со мной, малышка. Пока Маисса настраивает корабль на новый курс, я
постараюсь познакомить тебя с этой посудиной.
Он отвернулся от Алейтис и повернулся к молчавшей Маиссе.
- У тебя найдется для нее какая-нибудь одежда? - Он провел ладонью по
своей груди и усмехнулся: - И для меня тоже?!
- Ты знаешь, где искать, - коротко бросила Маисса. - Когда устроишь
ее, приходи в рубку. Нам нужно поговорить.
Чувствуя себя одинокой и потерянной в этом новом для себя мире, где
очень немногие детали говорили ей о неписаных законах, Алейтис облокотилась
о предложенную руку Ставвера.
- Можно мне вернуться сюда, когда вы поговорите? - Она жадно
рассматривала видеоэкран с черным простором космоса и звездной пылью
далеких светил. - Мне хотелось бы посмотреть на звезды...
Маисса пожала плечами:
- Только ничего не трогай.
- Спасибо. - Она улыбнулась, и Ставвер увел ее из рубки.
Оставляя за собой быстро гаснущие радуги, звезды танцевали бесконечный
свой танец во тьме пространства.
Алейтис наблюдала за ними, с быстро пробуждающимся чувством голода, с
ненасытной жаждой... УЗНАТЬ НОВОЕ.
Она наклонилась над спящим сыном, потом подняла руку, глядя, как
многоцветные огни экрана отражаются на коже.
И ВОТ Я ЗДЕСЬ! - подумала она, - Я И В САМОМ ДЕЛЕ ЗДЕСЬ... И ЭТО
ТОЛЬКО НАЧАЛО.